Влияние традиций на развитие науки

     Обратимся к некоторым фактам биографии  Кулона. По образованию он инженер. Поступив на военную службу. Кулон  попадает на остров Мартинику, где на протяжении девяти лет принимает  участие в строительных работах. Свой опыт инженера он обобщает в трактате, представленном в 1773 г. во Французскую  академию наук. Трактат посвящен строительной механике и изучению механических свойств  материалов. Вернувшись во Францию, Кулон  и здесь работает в качестве инженера и продолжает свои научные изыскания  в той же области. Уже в 1777 г. он публикует исследования об измерении  кручения волос и шелковых нитей, а позднее, в 1784 г., присоединяет к  ним мемуар о кручении металлических проволок. Две последние даты очень важны, если учесть, что первая работа Кулона, посвященная его знаменитому закону, появилась только в 1785 г., т.е. через восемь лет после того, как он занялся кручением нитей. О чем это говорит?

     Прежде  всего, о том, что исследования Кулона по теории упругости носили совершенно самостоятельный характер и никак  не вытекали из идеи измерения электрических  или магнитных взаимодействий. Кулон - инженер и по интересам, и по роду работы, а его исследования целиком укладываются в рамки  традиции или, если угодно, парадигмы  строительной механики и теории упругости. Здесь, кстати, все, что он делает, вполне естественно и понятно и никак  не нуждается в предположении  гениального озарения.

     Итак, по крайней мере, одна научная программа в работах Кулона налицо. Как же осуществляется переход к исследованиям в области электричества?

     В «Истории физики» Б.И. Спасского читаем следующее: «Для определения силы взаимодействия между электрическими зарядами Кулон построил специальный прибор - крутильные весы. Конструируя этот прибор. Кулон применил ранее открытый им закон пропорциональности между углом закручивания упругой нити и моментом силы».

     Спасский  в отличие от Тимошенко не считает, что исследования Кулона по теории упругости носили вторичный характер и вытекали из задачи построения крутильных весов. Создавая эти весы, Кулон просто использовал уже открытый им ранее  закон закручивания проволоки. Спасский, однако, как и Тимошенко, настаивает, что весы построены специально для  электрических измерений.

     Парадокс  заключается в том, что крутильные весы Кулону вовсе не надо было специально строить, они у него уже были задолго  до того, как он приступил к определению  силы взаимодействия между зарядами. Весы уже были, их надо было только увидеть.

     Но  Кулон мог и не опираться на этот общий принцип, ибо у него был конкретный образец аналогичного функционального переосмысления экспериментальной  установки в работах основателя теории упругости Роберта Гука. Исследуя деформацию спиральных и винтовых пружин, Гук тут же осознает свои результаты как изобретение особых «философских весов», необходимых для того, «чтобы определять вес любого тела без применения гарь».

     Иными словами, и здесь Кулон работал  в рамках определенной традиции. Итак, крутильные весы не нужно было специально ни изобретать, ни строить. Кулону требовалось  только понять, что, решая одну задачу, он, сам того не желая, решил и  вторую. Определяя, как угол закручивания нити зависит от действующей силы, он получил тем самым и метод  измерения сил.

     Но  тут мы как раз и подходим к  самому интересному. До сих пор Кулон  работал, как мы уже отмечали, в  традиции теории упругости и сопротивления  материалов. Однако переосмыслить свою экспериментальную установку и  осознать ее как весы он смог только благодаря другой традиции, традиции измерения. Эта последняя определяет совершенно новую точку зрения на происходящее, она только и ждет, чтобы подхватить побочный результат предыдущей работы.

     Но, переосмыслив свою экспериментальную  установку как весы, Кулон точно  вступает на широкую столбовую дорогу, на которой можно встретить людей  с очень разными приборами  и разными задачами.

     Среди того, что их объединяет, нам важно  следующее: методы измерения в широких  пределах безразличны к конкретному  содержанию тех дисциплин, где они  применяются. Неудивительно поэтому, что традиция измерения сразу  же уводит Кулона за пределы его  первоначальной сравнительно узкой  области.

     Получив в свои руки метод измерения малых  сил, Кулон сразу становится как  бы космополитом и начинает путешествовать из одной сферы экспериментального исследования в другую. Правда, и  теперь он не сразу приступает к  проблемам теории электричества, но начинает с исследования трения между  жидкостями и твердыми телами. Это  еще раз подчеркивает, что измерение  силы взаимодействия между зарядами никогда не было его исходной задачей - ни при изучении кручения нитей, ни при построении крутильных весов.

     Не  метод строился здесь под задачу, а, наоборот, наличие метода требовало  поиска соответствующих задач.

     Подведем  некоторые итоги. Мы пытались показать, что Кулона вовсе не посещало гениальное озарение. Скорей наоборот, он все время  двигал как бы по проторенным дорогам.

     Он  здесь продолжатель уже существующих традиций, которые были заложены еще  Галилео Галилеем и Робертом Гуком.

     Может быть, в развитии учения об электричестве  он стоит совершенно обособленно? Оказывается, что и это не так.

     К формулировкам, близким к закону Кулона, чисто теоретически подходили  Ф. Энинус (1759 г.), Дж. Пристли (1771 г.), Г. Кавендиш (1773 г.). Иногда этот закон даже называют законом Кулона - Кавендиша. И в то же время очевидно, что Кулон не помещается полностью ни в одной из этих традиций, и это выдвигает его фигуру на совершенно особое место.

     Закон Кулона не мог быть вскрыт в рамках парадигмы теории упругости, крутильные весы не могли появиться в рамках учения об электричестве.

     Своеобразие Кулона в том и состоит, что  он оказался в точке взаимодействия указанных традиций, соединив их неповторимым образом.

     Путь  Кулона - это как бы движение по проторенным  дорогам, но с пересадками. Сначала  это дорога сопротивления материалов и теории упругости, затем традиция измерения сил. «Пересадка» возможна благодаря появлению особого  объекта (в данном случае это экспериментальная  установка при исследовании кручения), который может быть осмыслен и  использован в рамках как одной, так и другой традиции работы.

     ЗАКЛЮЧЕНИЕ

     В научном познании мы имеем дело не с одной или несколькими, а  со сложным многообразием традиций, которые отличаются друг от друга  и по содержанию, и по функциям в  составе науки, и по способу своего существования. Традиции могут быть как вербализованными, существующими в виде текстов, так и невербализованными, существующими в форме неявного знания. Последние передаются от учителя к ученику или от поколения к поколению на уровне непосредственной демонстрации образцов деятельности. Признание неявного знания усложняет и обогащает нашу картину традиционности науки.

     Новации могут состоять в построении новой  классификации или периодизации, в постановке новых проблем, в  разработке новых экспериментальных  методов исследования или новых  способов изображения, обнаружении  новых явлений (сенсационные открытия, описания новых видов растений или  насекомых). К числу новаций следует  причислить введение новых понятий  и новых терминов. Новации относительны к последующему развитию науки. (Колумб открыл Америку, хотя он искал западный путь в Индию, был, уверен, что таковой  существует, и умер в сознании, что  открыл то, что искал). Так и в  науке: новации и здесь часто  осознаются задним числом, осознаются тогда, когда мы ищем в прошлом  истоки современных идей. Эта проблема всегда привлекала внимание, но только Т.Кун впервые рассмотрел традиции как основной конструирующий фактор развития науки. Он обосновал противоречивый феномен: традиции являются условием возможности  научного развития. Любая традиция всегда относится к прошлому, опирается  на прежние достижения. Научная парадигма, которая всегда базируется на прежних  достижениях и представляет собой  совокупность знаний, методов, образцов решений задач, ценностей, безоговорочно  разделяемых членами научного сообщества. Со сменой парадигмы начинается этап нормальной науки.

Библиографический список

     1. Алексеев П.В., Панин А.В. Методология  науки. - М.: Феникс, 2005. – 352 c.

     2. Лешкевич Т. Г. Философия науки: традиции и новации. М.: Издательство ПРИОР, 2001. - 428 с.

     3. Философия и методология науки / Под ред. А.Ф.Зотова. М.: Логос, 2003. - 459 с.

     4. Философия и методология науки. / Под ред. В.И. Купцова. - М., Аспект-пресс. 1996. - 246 с.