Понятие объекта преступления

Именно  виды признаков, а стало быть, и  виды понятий, но никак не виды самих  объектов преступлений фактически подразумевают  те, кто пишет о целесообразности классификации объектов преступлений по вертикали. 

2. С  позиций того, что всякая классификация  должна быть адекватной, соразмерной,  т. е. исчерпывать объем делимого  целого, необходимо сделать соответствующие  акценты в так называемой классификации  объектов преступления по горизонтали,  в рамках которой обычно говорят  о трех видах объектов. 

Первый  вид — основной объект преступления. Его отличительная черта —  обязательность для состава преступления, вследствие чего вменение последнего возможно лишь в тех случаях, когда  конкретное деяние причинило или  создало угрозу причинения вреда  данному объекту. Кроме того, специфический  для него признак — особая значимость основного объекта по сравнению  с иными объектами одного и  того же состава преступления. Считается, что именно основной объект в наибольшей степени отражает общественную опасность  посягательства, именно его законодатель в первую очередь ставит под уголовно-правовую охрану при конструировании уголовно-правовой нормы. 

Второй  вид — дополнительный объект преступления. Как и основной, он рассматривается  в качестве обязательного для  данного состава преступления со всеми вытекающими отсюда последствиями (наличие признаков дополнительного  объекта в составе преступления, возможность вменения данного состава  лишь при условии, что дополнительному  объекту причиняется или создается  угроза причинения вреда, влияние признаков  дополнительного объекта на квалификацию содеянного и т. д.). Что же касается различий между основным и дополнительным объектами посягательства, то их видят  главным образом в том, что  уголовно-правовая защита последнего осуществляется не самостоятельно, а  в неразрывной связи с основным объектом. В качестве типичного примера  приводят состав разбоя, в котором  отношения собственности объявляются  основным, а личность, ее здоровье —  дополнительным объектом преступления. 

И, наконец, некоторые авторы считают третьим  видом факультативный объект преступления, имея в виду, что, в отличие от двух уже названных, данный объект не является обязательным для состава  преступления, а значит, причинение или создание угрозы причинения ему  вреда не служит необходимым условием для вменения состава преступления. 

Заметим, что в юридической литературе по поводу целесообразности и возможности  выделения указанных видов объектов высказываются и другие мнения: одни признают выделение дополнительных и факультативных объектов не имеющим  никакой практической ценности; другие считают факультативный объект разновидностью дополнительного. Придерживаясь на этот счет той точки зрения, что выделение основного, дополнительного и факультативного объектов вполне обоснованно, подчеркнем два существенных момента, непосредственно касающихся объема делимого целого, которые в литературе обычно не акцентируются, но так или иначе подразумеваются. 

Одно  из них — это то, что вычленение основного, дополнительного и факультативного  объектов посягательства носит производный  характер, т. е. предполагает в качестве своей предпосылки тезис, согласно которому действующее законодательство различает составы преступлений одно- и многообъектных посягательств. Ясно, что однообъектные составы преступлений оказываются за рамками деления по горизонтали. Следовательно, оно применимо лишь к тем составам преступлений, где законодателем описываются признаки по меньшей мере двух объектов. Другой момент, предполагаемый при классификации объектов преступлений на основной, дополнительный и факультативный, состоит в том, что объем делимого целого в данном случае образуют объекты не всей совокупности многообъектных составов, а какого-то одного. Именно в пределах отдельно взятого многообъектного состава преступления становится возможным, с учетом конкретных его признаков, различать либо основной и дополнительный, либо основной и факультативный, либо основной, дополнительный и факультативный объекты. Стало быть, имея в виду тот факт, что объекты всей совокупности преступлений по своему объему не совпадают с количеством объектов одного преступления, можно сделать вывод о недопустимости отождествления классификации объектов преступления и классификации объектов преступлений. 

3. При  характеристике встречающихся в  литературе классификаций объектов  преступления существенное внимание  должно обращаться на то, что  вообще понимается под объектом  преступления. Для примера можно  привести деление, предложенное  Ю. А. Демидовым, который по  аксиологи-ческим основаниям различает объекты: а) абсолютной и относительной ценности; б) политической, экономической, моральной, материальной и иной социальной ценности; в) общественной и индивидуальной ценности; г) большей или меньшей ценности; д) общей и частной ценности; и т. д.' Если исходить из такого понимания, которое видит во всяком преступлении посягательство на лиц (отдельное лицо или группу), то большинство из указываемых Ю. А. Демидовым оснований оказываются либо лишенными смысла (скажем, вычленение объектов политической, экономической, моральной и другой социальной ценности), либо неприемлемыми по принципиальным соображениям (в частности, различать лиц по их абсолютной или относительной, большей или меньшей ценности). Но автор, говоря о классификации объектов уго-ловно-правовой охраны, имел в виду не тех, кого защищает уголовный закон, а то, что им защищается (государственный и общественный строй, общественный порядок, жизнь, здоровье, честь и достоинство человека, имущество и т. п.). В сущности, такого рода ценности следовало бы относить не к объекту, а к предмету преступления, но в любом случае основания деления того, кто защищается, и того, что защищается, уголовным законом отождествляться не могут. 

4. Число  членов любой классификации, ее  практическая значимость и научная  состоятельность во многом зависят  от того, является ли основание  классификации единым и существенным. В этой связи особый интерес  представляет такое деление объектов  посягательства, исходя из которого общественно опасные деяния группируются на преступления против личности, общества и государства. Что является наиболее характерным для такой классификации? 

Прежде  всего ее общепризнанность. Будучи известной еще во времена римского права, она всегда привлекала внимание ученых. Но если в XIX — начале XX вв. почти во всех научных трудах этому делению давалась положительная оценка, то позднее, в советской литературе, оно стало рассматриваться как неприемлемое по идеологическим соображениям. Считая его применимым лишь к буржуазному праву, авторы исходили из того, что в социалистическом государстве не может иметь место противопоставление личных и общественных интересов. В настоящее время подобного рода представления о взаимосвязи личности, общества и государства стали более реалистичными, в силу чего есть все основания полагать, что данная классификация не должна оставаться вне сферы внимания исследователей. 

Далее. Характерной она является и с  точки зрения трудности понимания  используемого в ней основания, что служит главной причиной ее неприятия. Так, в отличие от римского права, различавшего преступления публичные и частные, в известном труде Чезаре Беккариа с учетом направленности преступных посягательств они группировались, например, не на две, а на три разновидности: некоторые преступления, считал он, разрушают само общество или вызывают гибель того, кто является его представителем, другие нарушают личную безопасность граждан, посягая на их жизнь, имущество и честь, третьи являются действиями, которые противоречат тому, что для общественного спокойствия и блага закон предписывает каждому гражданину делать или не делать. Сходное трехчленное деление позднее широко распространилось и в юридической литературе России, в связи с чем вычленялись, например, преступления против интересов государства, против интересов общества и против частногражданских интересов. Помимо указанных двух, наиболее часто встречающихся подходов, в истории развития уголовно-правовой мысли можно обнаружить и менее представительные по числу сторонников точки зрения, в соответствии с которыми назывались "государственные", "общественные", "семейственные", "против прав отдельных лиц, как физических, так и юридических, заключающиеся в преступлениях против личности и имущества". Упуская из виду требование единства основания, иногда их делили на пять групп: "преступления против прав отдельных лиц", "преступления против половой нравственности и семейства", "преступления против общества", "преступления против государства", "преступления против религии и церкви". Имелись сторонники и восьмиразрядной классификации. В первом упоминались те преступления, которые ведут к гибели государства; во втором — наносящие вред законной власти; в третьем — те, которые направлены против личной безопасности; в четвертом — посягательства на нравственность; в шестом — деяния, затрагивающие честь; в седьмом — преступления против общественного спокойствия; в восьмом — деликты против религии. Укажем также и на позицию авторов, выступающих за необходимость выделения еще большего числа видов преступных посягательств по данному критерию и еще в меньшей степени учитывающих принцип единства основания деления: "При подразделении уголовных правонарушений на группы по различию объектов или предметов преступлений, — писали они, — уголовные правонарушения разделяются не на несколько, а на много групп. Например, преступления и проступки против безопасности государства отойдут в одну группу, против неприкосновенности законного авторитета или законного господства правительственной власти — в другую, против доброкачественности исполнения государственной или общественной службы — в третью, против доброкачественности денежных знаков — в четвертую, против неприкосновенности веры или религии человека — в пятую, против неприкосновенности правового состояния личности — в шестую, против жизни — в седьмую, против телесной неприкосновенности — в восьмую, против половой неприкосновенности — в девятую, против свободы — в десятую, против чести — в одиннадцатую, против имущества — в двенадцатую и т. д."1 

Не останавливаясь на всех существующих до настоящего времени  дискуссионных аспектах классификации  преступлений по их направленности, нельзя не подчеркнуть ее теоретическую  актуальность, особенно для более  глубокого изучения понятия объекта  преступления и преступления как  такового. В этой связи не может  не вызвать интерес, в частности, вопрос о возможности признания  объектом преступления юридических  лиц и государства (в целом  или его органов). Казалось бы, его  решение не должно вызывать больших  затруднений, поскольку многие ученые считают вполне обоснованным рассмотрение юридических лиц и государства  в качестве участников общественных отношений и, стало быть, как объекта преступления. Между тем есть и другая, на наш взгляд, более правильная точка зрения, сторонники которой уже не раз подчеркивали, что всякого рода социальные учреждения имеют несколько иную сущность, чем естественно исторические общности, в связи с чем не могут быть признаны участниками общественных отношений. Будучи организационной формой, органом, социальные образования, по терминологии Ю. Г. Ткаченко, есть объективизированное, структурно оформленное орудие действия субъектов общественных отношений. Последовательно развивая этот тезис, следовало бы сделать соответствующие выводы и по поводу того, правомерно ли признавать юридическое лицо и государство объектом преступления. Суть вопроса в данном случае состоит в том, кого считать объектом, например, в так называемых преступлениях против правосудия: само государство (правосудие) либо каждого члена общества, интересы которого призваны выражать государство и его органы. Встав на ту точку зрения, что государство и его органы как таковые не должны рассматриваться участниками общественных отношений, можно утверждать: в такого рода преступлениях виновный противопоставляет себя всем тем, чьи интересы представляет государство и правосудие, и, стало быть, объектом в данном случае выступают все члены общества, а предметом преступления — организационная форма (государство, правосудие). Аналогичный подход предполагается и при характеристике направленности посягательств против порядка управления, воинских преступлений, должностных преступлений и т. д. 

Немаловажное  значение имеет интересующая нас  классификация объектов преступления, обусловливающая выделение соответствующих  видов посягательств, и в практическом плане. Для законодателя она представляет особую ценность в связи с систематизацией материалов в Особенной части УК, для правоприменителя — при разграничении целого ряда преступлений, в частности, при квалификации содеянного как лишения жизни лица или его близких в связи с осуществлением данным лицом служебной деятельности или выполнением общественного долга; посягательства на жизнь государственного или общественного деятеля; посягательства на жизнь сотрудника правоохранительных органов.