И еще один пример: «По приговору  Щелковского городского суда осуждены К. и С. за кражу чужого имущества. Преступление ими совершено при  следующих обстоятельствах. К., С. и  лицо, в отношении которого дело выделено в отдельное производство, находясь в квартире по месту жительства С., вступили в сговор на совершение кражи из соседней квартиры. С. и  К. перебрались на балкон квартиры, где С. разбил стекло в двери балкона, открыл дверь и вместе с К. проник в квартиру, откуда похитил имущество Х. на сумму 7020 руб., а затем передал похищенное лицу, ожидавшему на балконе.

     Как следует из материалов дела, по сообщению  жильцов были вызваны работники  милиции, которые застали осужденных в чужой квартире на месте совершения преступления, когда К. передавал  чашки лицу, находившемуся на балконе.

     Учитывая, что С. и К. были задержаны работниками  милиции на месте совершения преступления, в процессе совершения кражи, при  отсутствии реальной возможности распорядиться  похищенным, их действия следовало  квалифицировать как покушение  на кражу чужого имущества»[8].

     Таким образом, по смыслу закона кража является оконченным преступлением только с  момента реальной возможности распорядиться  или пользоваться по своему усмотрению похищенным имуществом.

     В том случае, когда субъект преступления фактически распорядиться чужим  имуществом не сумел по независящим  от него обстоятельствам деяние необходимо квалифицировать как покушение  на кражу по ч.3 ст.30 и ст.158 УК РФ.

 
3. Субъективные признаки кражи

 

     Субъектом кражи является физическое вменяемое  лицо, достигшее 14-летнего возраста (ст.20 УК РФ).

     Таким образом, не может быть субъектом  кражи лицо младше 14 лет, лицо невменяемое.

     Наряду  с указанными исключающими признаками, можно выделить еще один легальный  признак, исключающий признание  лица субъектом кражи, а именно, «субъектом кражи может быть только такое  лицо, которое не обладает никакими правомочиями в отношении похищаемого  имущества»[1]. Так, например, тайное изъятие  вверенного виновному имущества  представляет собой не кражу, а присвоение. Вполне логично, что субъектом кражи  не может быть лицо, которое имеет  полномочия собственника или иного  владельца похищаемого имущества.

     На  практике может возникнуть логичный вопрос: как быть если кража совершена  ребенком младше 14 лет, но по подстрекательству  взрослого – кто из них будет  являться субъектом преступления?

     Как пояснил пленума ВС РФ в постановлении  от 27 декабря 2002 г. N 29 "О судебной практике по делам о краже, грабеже  и разбое" если лицо совершило  кражу посредством использования  других лиц, не подлежащих уголовной  ответственности в силу возраста, невменяемости или других обстоятельств, его действия (при отсутствии иных квалифицирующих признаков) следует  квалифицировать по ч.1 ст.158 УК РФ как  непосредственного исполнителя  преступления (ч.2 33 УК РФ). Лицо, организовавшее преступление либо склонившее к совершению кражи, грабежа или разбоя заведомо не подлежащего уголовной ответственности  участника преступления, в соответствии с частью второй статьи 33 УК РФ несет уголовную ответственность как исполнитель содеянного. При наличии к тому оснований, предусмотренных законом, действия указанного лица должны дополнительно квалифицироваться по статье 150 УК РФ (вовлечение несовершеннолетнего в совершение преступления)

     Таким образом, в рассмотренной ситуации организатор (подстрекатель) будет  являться субъектом преступления, даже несмотря на то, что кража совершена  третьим лицом.

     Перейдем  к рассмотрению субъективной стороны  преступления.

     Субъективная  сторона кражи  характеризуется  прямым умыслом и  корыстной целью. Лицо осознает, что  тайно завладевает  чужим имуществом, и желает этого, преследуя  цель обогащения.

     Субъективный  критерий тайного способа отражает внутреннее отношение самого виновного  к совершаемому им; лицо полагает, что  действует тайно, и имеет на это  объективные причины.

     В тех случаях, когда потерпевший  или иные лица видели, что совершается  хищение, однако виновный, исходя из окружающей обстановки, полагал, что действует  тайно, содеянное является тайным хищением чужого имущества.

     Проиллюстрируем сказанное примерами из практики:

     «Ш. был осужден районным судом за грабеж. Ему вменялось, что он, познакомившись в кафе с К., после распития с  ним коньяка, выйдя из кафе, воспользовался тем, что К. сильно опьянел, под аркой  дома снял у него с пальца золотой  перстень, надел его себе на палец  и пытался скрыться, но был задержан работниками милиции. По протесту заместителя  председателя Верховного Суда Российской Федерации, в котором ставился вопрос о переквалификации действий Ш. на статью УК РФ об ответственности за кражу, дело было рассмотрено президиумом  городского суда, который протест  удовлетворил, указав следующее. Открытое хищение имущества совершается  в присутствии потерпевшего, лиц, в ведении или под охраной  которых находится имущество, либо посторонних, когда виновный сознает, что эти лица понимают характер его  преступных действий, но игнорирует данное обстоятельство. Как установлено  в судебном заседании, К. в момент хищения его перстня был сильно пьян и не помнит обстоятельств, при  которых это произошло. Ш., в свою очередь, также полагал, что потерпевший  не осознает факт похищения его имущества. Согласно показаниям свидетелей, они  проходили мимо арки дома, где находились потерпевший и Ш., и случайно увидели, как Ш. снимал перстень с руки К. Каких-либо данных о том, что Ш. сознавал, что  его преступные действия замечены посторонними лицами, не имеется. При таких обстоятельствах  действия Ш. должны быть квалифицированы  как кража»[2].

     И еще один пример: «Октябрьским районным судом г. Улан-Удэ Республики Бурятия 24 мая 2000 г. Пискунов осужден по п. "д" ч. 2 ст. 161 УК РФ.

     Он  признан виновным в грабеже с  причинением значительного ущерба потерпевшей.

     10 февраля 2000 г. Пискунов пришел  в киоск, чтобы купить хлеб. Воспользовавшись тем, что продавщица  Бадеева отвернулась к лоткам  с хлебом, он открыто похитил  лежавший на прилавке возле  окошечка киоска калькулятор,  принадлежащий Бадеевой, и скрылся.

     В кассационном порядке приговор не обжалован  и не опротестован.

     Заместитель Председателя Верховного Суда РФ в  протесте поставил вопрос о переквалификации действий осужденного с п. "д" ч. 2 ст. 161 УК РФ на п. "г" ч. 2 ст. 158 УК РФ.

     Президиум Верховного Суда Республики Бурятия 26 июля 2002 г. протест удовлетворил, указав следующее.

     Как следует из материалов дела, Пискунов и в ходе предварительного следствия, и в судебном заседании утверждал, что взял калькулятор с прилавка в тот момент, когда продавщица отвернулась и не видела его действий, после этого сразу же ушел, никаких  окликов не слышал; совершил хищение  ввиду тяжелого материального положения, так как ему нужны были деньги в связи с рождением в январе 2000 г. дочери.

     Потерпевшая Бадеева показала, что калькулятор  был похищен, когда она отвернулась  к лоткам с хлебом. Она окликнула  парня, но он скрылся. Таким образом, объективных доказательств того, что Пискунов знал, что потерпевшая  видела его действия, по делу не имеется.

     Согласно  ст. 49 Конституции Российской Федерации  все сомнения, устранить которые  не представляется возможным, толкуются  в пользу обвиняемого.

     Согласно  закону виновный при грабеже сознает, что изъятие имущества происходит открыто. Если субъект преступления ошибочно считает, что совершает  хищение тайно, хотя в действительности его действия замечены потерпевшим  или посторонними лицами, то содеянное  нельзя считать грабежом. Изъятие  имущества при таких обстоятельствах  квалифицируется как кража.

     Поэтому действия Пискунова следует квалифицировать  как тайное хищение чужого имущества»[3].

     Таким образом, если субъект преступления считает, что совершает хищение  тайно, содеянное нельзя считать  грабежом (ст.161 УК РФ).

     И здесь важно акцентировать внимание, что если в ходе совершения кражи  действия виновного обнаруживаются собственником или иным владельцем имущества либо другими лицами, однако виновный, сознавая это, продолжает совершать  незаконное изъятие имущества или  его удержание, содеянное следует  квалифицировать как грабеж, а  в случае применения насилия, опасного для жизни или здоровья, либо угрозы применения такого насилия - как разбой (п.4 Постановления пленума ВС РФ от 27 декабря 2002 г. N 29 "О судебной практике по делам о краже, грабеже  и разбое").

     Согласимся  с исследователями констатирующими, что в случае конфликта объективного и субъективного критерия тайны  хищения, приоритет имеет субъективный критерий, то есть осознание преступного  деяния как тайного[4].

     Следующий элемент субъективной стороны преступления – корыстная цель.

     Корыстная цель может быть направлена как на личное обогащение, так и на обогащение других лиц.

     Пленум  ВС РФ в своем постановлении от 27 декабря 2002г. №29 обратил внимание на то, что не образуют состава кражи противоправные действия, направленные на завладение чужим имуществом не с корыстной целью, а, например, с целью его временного использования с последующим возвращением собственнику либо в связи с предполагаемым правом на это имущество. В зависимости от обстоятельств дела такие действия при наличии к тому оснований подлежат квалификации по статье 330 УК РФ или другим статьям УК РФ.

     Приведем  показательный пример из практики:

     «Б. украл ключи у своей малолетней дочери, с помощью которых проник в квартиру своей бывшей жены - И. и тайно похитил ее личное имущество: две шубы, дубленку, кожаную куртку и другие вещи, причинив тем самым  потерпевшей значительный материальный ущерб.

     Суд признал Б. виновным в совершении кражи.

     Признавая Бородина виновным в совершении кражи  личного имущества у своей  бывшей жены - Бородиной И., суд сослался на ее показания, а также на показания  свидетелей, протокол осмотра места  происшествия.

     Однако  эти материалы дела не доказывают наличие у Б. умысла на совершение кражи.

     Свидетели подтвердили лишь факт завладения Б. личными вещами своей бывшей жены.

     Показания И., крайне заинтересованной в исходе дела, также не свидетельствуют об умысле ее бывшего мужа на совершение кражи ее личных вещей и безвозмездности  их изъятия у нее.

     На  протяжении предварительного следствия  и в судебном заседании Б. пояснял, что после расторжения брака  с И. раздел совместно нажитого ими  имущества он не производил, из квартиры, ранее принадлежавшей его родителям, не выписывался, права на эту жилую  площадь не потерял, проживал в маленькой  комнате, а жена и несовершеннолетняя дочь - в большой. В квартире находились его личные вещи. Жена всячески пыталась избавиться от его присутствия в  квартире, так как у нее был  сожитель. И. поставила вторую, металлическую  дверь и зайти в квартиру он не мог, поскольку ключей она ему  не дала. Он стал проживать в разных местах. И. часто уезжала в командировки, а дочь практически все время  жила у его родителей. В один из таких периодов он открыл квартиру взятыми у дочери ключами и  обнаружил, что исчезли его вещи и часть мебели.

     В связи с тем, что в квартире не оказалось его имущества, он взял часть вещей бывшей жены. Вещи не продавал, а оставил на хранение у своего знакомого, так как собирался  вернуть их потом жене, но не успел  этого сделать до ареста: не было подходящего случая, чтобы согласовать  вопросы пользования вещами и  квартирой с бывшей женой.

     Часть мебели он забрал по согласованию с  И. и временно пользовался, а взамен он привез другую мебель и также  на время поставил в своей комнате.

     Как пояснил Б., данный факт нельзя считать  каким-либо разделом имущества, поскольку  этот вопрос он с бывшей женой еще  не согласовывал, в квартире находилось все совместно нажитое ими  имущество и вещи его родителей.

     Показания Б. о том, что он завладел личными  вещами своей бывшей жены лишь для  того, чтобы использовать это обстоятельство для разрешения взаимных претензий  по разделу жилой площади и  с целью возврата своего имущества, подтвердили свидетели.

     Б. не скрывал, что взял у своей бывшей жены ее вещи. Об этом он говорил и  своему знакомому В., который, будучи допрошенным в качестве свидетеля, подтвердил, что Бородин П. оставил  у него на хранение вещи бывшей жены.

     Потерпевшая И. не отрицала, что после расторжения  брака с Бородиным совместно  нажитое имущество они не делили.