Культурно-художественные ресурсы региона. И. Бродский

Я заражен  нормальным классицизмом.

А вы, мой  друг, заражены сарказмом... 

   Бродский обнаруживает три вида поэзии:

  

Один  певец подготавливает рапорт.

Другой  рождает приглушенный ропот.

А третий знает, что он сам лишь рупор.

И он срывает  все цветы родства. 

    Одна из характернейших примет стихотворной речи Бродского - длинные сложные синтаксические конструкции, переливающиеся через границы строк и строф, иногда действительно вызывающие ассоциации со стальными гусеницами танка, неудержимо накатывающего на читателя. В "Стихах о зимней компании 1980-го года" танк появляется и буквально - закованный в броню тропов, бесконечными синтаксическими переносами выплывает из-за горизонта строфы и обрушивается на читателя: 

Механический  слон, задирая хобот

в ужасе  перед черной мышью

мины  в снегу, изрыгает к горлу

подступивший  комок, одержимый мыслью,

как Магомет, сдвинуть с места гору. 

    Танк - слон, пушка - хобот, мина - мышь. Из этих двух рядов тем вырастает образ. У Бродского нередко образы возникают на пересечении совершенно неожиданно сопоставленных тем.  

   Именно вера в язык вводит Бродского в классическую эстетику, сохраняет его экзистенциальное право быть поэтом, не чувствующим абсурдности своего положения, подозревать за культурой серьезный и неразгаданный смысл и, что тоже важно, сдерживать капризы своенравного лирического "я", иначе его - в рамках эмоционального квадрата - швыряет во все стороны: от любовного безумства к ироническому признанию, от утверждения своей гениальности к утверждению собственного ничтожества.  

   Как истинный творец, он сам подвел итог своему творчеству. Вообще говоря, Бродский - не просто поэт. На мой взгляд, русской поэзии не хватало философа, чтобы он окинул взглядом всю картину целиком и в то же время мог бы рассказать о том, что увидел. Бродский рассказал. Не знаю, хорошо это или плохо, но он сумел передать всю боль нашего времени, страх перед Ничем, спрятанный в обыденность, метафизическую тоску "и проч." И только от нас зависит, сможет ли его слово пробиться к нам в наши микровселенные, чтобы принести туда свет откровения. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

                                   Заключение 

   24 мая 1980 года, в день своего сорокалетия, Бродский написал стихотворение, которое подвело итоги не только его собственной жизни за предшествующие годы, но в известной степени исканиям русской поэзии в области языка, поэтической формы, культурного и исторического контекста, художественной и этической свободы. Здесь не только судьба Бродского, но, в обобщении, судьба русского поэта вообще. 

Я входил вместо дикого зверя в клетку,

выжигал свой срок и кликуху гвоздем в  бараке, 

жил у  моря, играл в рулетку,

обедал  черт знает с кем во фраке. 

С высоты ледника я озирал полмира,

трижды  тонул, дважды бывал распорот. 

Бросил  страну, что меня вскормила.

Из забывших меня можно составить город. 

Я слонялся в степях, помнящих вопли гунна,

надевал на себя, что сызнова входит в  моду, 

сеял  рожь, покрывал черной толью гумна,

и не пил  только сухую воду. 

Я впустил  в свои сны вороненый зрачок конвоя,

жрал  хлеб изгнанья, не оставляя корок, 

позволял  своим связкам все звуки, помимо воя;

перешел на шепот. Теперь мне сорок. 

Что сказать  мне о жизни? Что оказалась  длинной.

Только  с горем я чувствую солидарность. 

Но пока мне рот не забирали глиной,

из него раздаваться будет лишь благодарность. 

Единственным  долгом поэта перед обществом  Бродский считает долг "писать хорошо". В сущности, даже не только перед  обществом, но и перед мировой  культурой. Задача поэта - найти свое место в культуре и соответствовать  ему. Что, думается, Бродский с успехом  сделал. 

   Утрата связи с живым, меняющимся русским языком не может пройти бесследно; это плата за судьбу, которая, через страдания, муки и фанаберии поэта, предоставляет ему право почувствовать в полной мере себя инструментом языка в тот момент, когда язык оказывается не в обычном состоянии данности, а в положении ускользающей ценности, когда осенний крик ястреба приобретает болезненную пронзительность. 

  Обозревая творчество Иосифа Бродского, невольно приходишь к выводу: это поэт нового зрения. Поэт, какого еще не было в истории русской литературы ХХ века. | 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

                                                         Список литературы 

1.Бродский  И. Избранные стихотворения. // М., "Панорама", 1994г. 

2.Бродский  И. Часть речи. Избранные стихотворения. // М., "Художественная литература", 1990г. 

3.Бродский  И. Письма римскому другу. // Ленинград, "Экслибрис", 1991г. 

4.Вайль  П., Генис А. В окрестностях  Бродского. // ж. "Литературное обозрение",1990г., № 8. 

5.Гордин  Я. "Дело Бродского: история  одной расправы." // ж. "Нева", 1989г., № 2. 

6.Лурье  С. Свобода последнего слова. // ж. "Звезда", 1990г., № 8. 

7.Расторгуев  А. Интуиция абсолюта в поэзии  Иосифа Бродского. // ж."Звезда", 1993г., № 1. 

8.Якимчук  Н. "Я работал, я писал стихи." Дело Иосифа Бродского. // ж. "Юность", 1989, №2. 

9.Баевский  В.С. История русской поэзии. 1730-1980 гг. М.: Новая школа, 1996. 

10.Баранников  А.В., Калганова Т.А., Рыбченкова Л.М.  Русская литература ХХ века. Хрестоматия  11 класс. - М.: Просвещение, 1993. 

11.Глэд  Джон Беседы в изгнании. Русское  литературное зарубежье. - М.: Книжная  палата, 1991. 

12.Ерофеев  В.В. В лабиринте проклятых  вопросов. - М.: Советский писатель, 1990. 

13.Прищепа  В.П., Прищепа В.А. Литература русского  зарубежья. Учебное пособие. - Абакан, 1994. 

Для подготовки данной работы были использованы материалы  с сайта http://www.ed.vseved.ru/  

[1] Из "Нобелевской  лекции" Иосифа Бродского