Историческая экскурсия

     Влюблённые  пары на верху воза предположительно воплощают грех любострастия, в чём-то противоположного алчности, поскольку  погоня за чувственными наслаждениями  предполагает скорее расточение земных благ, чем их сбережение и накопление. Можно отметить некое «сословное различие» между целующейся в кустах парой простолюдинов и музицирующими любовниками из более изысканного общества. Все эти подробности призваны усилить основную тему — торжество алчности.

     Слайд 8-9

       Именно эту работу Босха, особенно фрагменты центральной картины, обычно приводят в качестве иллюстраций, именно здесь уникальное творческое воображение художника проявляет себя в полной мере. Непреходящее очарование триптиха заключается в том, как художник выражает главную идею через множество деталей.

     На  левой створке триптиха изображён  Бог, представляющий Еву ошеломлённому  Адаму в безмятежном и мирном Раю. В центральной части ряд  сцен, по-разному трактовавшихся, изображает истинный сад наслаждений, где с райским спокойствием движутся загадочные фигуры. В правой створке запечатлены самые страшные и тревожные образы всего произведения Босха: сложные машины для пыток и чудовища, порождённые его фантазией. Картина переполнена прозрачными фигурками, фантастическими сооружениями, чудовищами, обретшими плоть галлюцинациями, адскими карикатурами реальности, на которую он смотрит испытующим, чрезвычайно острым взглядом. Некоторые учёные хотели видеть в триптихе изображение жизни человека сквозь призму её тщеты и образы земной любви, другие — торжество сладострастия. Однако простодушие и некоторая отстранённость, с которыми трактованы отдельные фигурки, а также благосклонное отношение к этому произведению со стороны церковных властей заставляют сомневаться, что содержанием его могло быть прославление телесных наслаждений.

     Сад земных наслаждений — это изображение  Рая, где упразднён естественный порядок вещей и полновластно царят хаос и сладострастие, уводя  людей от пути спасения. Этот триптих  нидерландского мастера является самым лирическим и загадочным его произведением: в созданной им символической панораме христианские аллегории смешиваются с алхимическими и эзотерическими символами, что породило самые экстравагантные гипотезы касательно религиозной ортодоксальности художника и его сексуальных склонностей.

     Федерико  Дзери - на первый взгляд центральная часть представляет едва ли не единственную в творчестве Босха идиллию. Обширное пространство сада заполнено обнажёнными мужчинами и женщинами, которые лакомятся исполинскими ягодами и плодами, играют с птицами и животными, плещутся в воде и — прежде всего — окрыто и бесстыдно предаются любовным утехам во всём их разнообразии. Всадники длинной вереницей, как на карусели, едут вокруг озера, где купаются обнажённые девушки; несколько фигур с едва заметными крыльями парят в поднебесье. Этот триптих сохранился лучше, чем большая часть крупных алтарных образов Босха, и беспечное веселье, парящее в композиции, подчеркивается её ясным, равномерно распределённым по всей поверхности светом, отсутствием теней, ярким, насыщенным колоритом. На фоне травы и листвы, подобно диковинным цветам, сверкают бледные тела обитателей сада, кажущиеся ещё белее рядом с тремя-четырьмя чернокожими фигурами, там и сям расставленными в этой толпе. Позади переливающихся всеми цветами радуги фонтанов и построек, окружающих озеро на заднем плане, на горизонте виднеется плавная линия постепенно тающих холмов. Миниатюрные фигурки людей и фантастически огромные, причудливые растения кажутся столь же невинными, как узоры средневекового орнамента, вдохновившего художника.

     Может показаться, что на картине изображено «детство человечества», «золотой век», когда люди и звери мирно существовали бок о бок, без малейшего усилия получая плоды, которые в изобилии дарила им земля. Однако не стоит считать, что толпа обнажённых любовников должна была по замыслу Босха стать апофеозом безгрешной сексуальности. Для средневековой морали половой акт, который в XX в. научились наконец воспринимать как естественную часть человеческого бытия, был чаще доказательством того, что человек утратил свою ангельскую природу и низко пал. В лучшем случае на совокупление смотрели как на неизбежное зло, в худшем — как на смертный грех. Скорее всего, для Босха сад земных наслаждений — мир, растленный любострастием.

     Левая створка изображает последние три  дня сотворения мира. Небо и Земля  произвели на свет десятки живых  существ, среди которых можно  увидеть жирафа, слона и мифических зверей наподобие единорога. В центре композиции поднимается Источник Жизни — высокое, тонкое, розовое сооружение, отдалённо напоминающее готический табернакль, украшенный затейливой резьбой. Сверкающие в тине драгоценные камни, так же как фантастические звери, вероятно, навеяны средневековыми представлениями об Индии, пленявшей своими чудесами воображение европейцев со времён Александра Македонского. Существовало народное и достаточно распространённое поверье о том, что именно в Индии находится утраченный человеком Эдем.

     Слайд 10-14

     Правая  створка («Музыкальный Ад») получила своё название из-за изображений инструментов, использованных здесь самым странным образом: на арфе распят один грешник, ниже лютня становится орудием пытки другого, лежащего ничком «музыканта», на ягодицах которого оттиснуты ноты мелодии. Её исполняет хор проклятых душ во главе с регентом — монстром с рыбьей мордой.

     Если  на центральной части запечатлено  эротическое сновидение, то на правой створке — кошмарная действительность. Это самое жуткое видение Ада: дома здесь не просто горят, но взрываются, озаряя вспышками пламени тёмный фон и делая воду озера багряной, как кровь. На переднем плане кролик тащит свою добычу, привязанную за ноги к шесту и истекающую кровью, — это один из самых излюбленных мотивов Босха, но здесь кровь из вспоротого живота не течёт, а хлещет, словно под действием порохового заряда. Жертва становится палачом, добыча — охотником, и это как нельзя лучше передаёт хаос, царящий в Аду, где перевёрнуты нормальные взаимосвязи, некогда существовавшие в мире, а самые обычные и безобидные предметы повседневной жизни, разрастаясь до чудовищных размеров, превращаются в орудия пытки. Их можно сравнить с исполинскими ягодами и птицами центральной части триптиха.

     Литературным  источником босховского Ада музыкантов считается сочинение «Видение Тундала», изданное в Хертогенбосе в 1484 г., подробно описывающее мистическое посещение автором Рая и Ада, откуда, видимо происходит образ покрытого льдом пруда, по которому грешники вынуждены неизменно скользить на шатких санках или коньках.

     На  замёрзшем озере на среднем плане ещё один грешник неуверенно балансирует на огромном коньке, но тот несёт его прямо к полынье, где уже барахтается в ледяной воде другой грешник. Эти образы навеяны старинной нидерландской поговоркой, смысл которой схож с нашим выражением «по тонкому льду». Чуть выше изображены люди, как мошкара слетающиеся на свет фонаря; на противоположной стороне «обречённый вечной погибели» висит в «ушке» дверного ключа.

     Дьявольский механизм — вычлененный из тела орган слуха — составлен из пары проткнутых стрелой исполинских ушей с длинным лезвием посередине. Существует несколько вариантов толкования этого фантастического мотива: по мнению одних, это намёк на человеческую глухоту к словам Евангелия «имеющий уши да услышит». Выгравированная на лезвии буква «М» обозначает либо клеймо оружейника или инициал живописца, по каким-либо причинам особо неприятного художнику (возможно, Яна Мостарта), либо — слово «Mundus» («Мир»), указывая на вселенское значение мужского начала, символизируемого лезвием, либо имя Антихриста, которое, в соответствии со средневековыми пророчествами, будет начинаться с этой буквы.

     Странное  существо с птичьей головой и  большим полупрозрачным пузырём  поглощает грешников и затем  низвергает их тела в идеально-круглую  выгребную яму. Туда же скупец осужден вечно испражняться золотыми монетами, а другой. судя по всему, обжора — безостановочно изрыгать съеденные лакомства. Мотив демона или дьявола, сидящего на высоком стуле, заимствован из текста «Видение Тундала», У подножия престола сатаны, рядом с адским пламенем, обнажённую женщину с жабой на груди обнимает чёрный демон с ослиными ушами. Лицо женщины отражается в зеркале, приклеплённом к ягодицам другого, зелёного демона, — таково возмездие тем, кто поддался греху гордыни.

     Слайд 15

       Картина «Фокусник», написанная в ранний период до 1480 года, необычна для Босха, ведь его сюжеты всегда религиозны. Хотя она считается точной копией утерянного оригинала, качество рисунка, особенно если взглянуть на фокусника и наклонившуюся вперед обманутую жертву, по-видимому, не характерно даже для раннего Босха. Однако некоторые детали указывают на его авторство: выглядывающая из корзины сова и не то собака, не то обезьяна в шутовском наряде. Сюжет не настолько прямолинеен, как кажется. Фокусник-шарлатан извлекает изо рта простодушной жертвы лягушку, видимо, вторую, так как одна уже сидит на столе. Зрители выказывают разного рода чувства: от недоверия и скуки до восхищения, написанного на лице ребенка. Но человек, стоящий сзади, несомненно, сообщник фокусника: притворившись, будто смотрит ввысь, он потихоньку завладевает чужими кошельками.

     Слайд 16

       «Удаление камней глупости» - на первый взгляд здесь изображена обычная, правда, опасная операция, которую хирург почему-то проводит под открытым небом, водрузив себе на голову воронку. Орнаментальная надпись вверху и внизу гласит: «Мастер, удали камень. Меня зовут Лубберт Дас». Во времена Босха существовало поверье: сумасшедшего можно исцелить, если извлечь из его головы камни глупости. Лубберт - имя нарицательное, обозначающее слабоумного. На картине вопреки ожиданиям извлекается не камень, а цветок, еще один цветок лежит на столе. Установлено, что это тюльпаны, а в средневековой символике тюльпан подразумевал глупую доверчивость. Присутствие священника и монахини не получило должного объяснения, хотя закрытая книга на голове монахини и воронка хирурга соответственно символизируют, что знание бесполезно, когда имеешь дело с глупостью, и что врачевание подобного рода - шарлатанство. В авторстве Босха можно было бы усомниться, если бы не характерный пейзаж на заднем плане.

     Слайд 17-19

       «Несение креста» - на этой картине, напоминающей кинематографический крупный план, Босх эффектно воссоздает смятение на крестном пути на Голгофу и намеренно окарикатуривает образы. Лишь двое - Христос и святая Вероника сохраняют простое человеческое достоинство, резко контрастируя с остальными персонажами. Глядя на разноликую злобную толпу, еще больше сочувствуешь тихой покорности Христа. Здесь и двое разбойников, которых должны распять вместе с Иисусом: в нижнем правом углу один, ощерив рот, злобно смотрит на своих мучителей; в верхнем правом углу - другой разбойник – измученный страданиями, раскаивающийся.  

       В заключении подведем итоги:  Без творчества Босха история  европейского Возрождения была бы неполной. Двадцатому веку принадлежит честь «открытия» художника. После трёх столетий забвения имя его воскресает вновь. Возродившийся интерес к искусству мастера нельзя объяснить случайностью или капризом моды. Очевидно, причина в том, что «все на свете повторимо». Ведь и охота на ведьм, и разрушенные города, и сожжённые деревни — все это наша недавняя история. Да и день сегодняшний с его треволнениями и заботами, с его социальными и политическими конфликтами, экономическими, нравственно-идеологическими и религиозными проблемами — вся эта неустроенность переходного периода роднит эпоху Босха с нашей действительностью. Может быть, внимательно вглядываясь в работы гениального мастера, мы с умели распознать в его гротесковых образах свои собственные черты, пороки и недостатки, критичнее посмотреть на самих себя, сегодняшних, и ответить на многие мучительные вопросы современности. «Почетным профессором кошмаров» называют Босха современные сюрреалисты, провозглашая его своим духовным отцом и предтечей.

     Наша  экскурсия подошла к концу. Спасибо  за внимание!

     Заключение 

     Искусство Босха всегда обладало громадной  притягательной сильной, но прежде считалось, что его «чертовщина» призвана всего  лишь забавлять зрителей, щекотать им нервы, подобно тем гротескным фигурам, которые мастера итальянского Возрождения вплетали в свои орнаменты. В XX веке ученые, придя к выводу, что в творчестве Босха заключен куда более глубокий смысл, предприняли множество попыток объяснить его значение, найти его истоки, дать ему толкование. Одни считают Босха кем-то вроде сюрреалиста XV века, извлекавшего свои невиданные образы из глубин подсознания, и, называя его имя, неизменно вспоминают Леонардо да Винчи. Как и в картинах Босха, в работах Леонардо, особенно в графике, соседствуют противоположности – возвышенное и низменное, прекрасное и уродливое. В творчестве обоих мастеров ярко выражена идея мировой гармонии, постоянно подвергаемой угрозе со стороны сил Ада. Другие полагают, что искусство Босха отражает средневековые «эзотерические дисциплины» - алхимию, астрологию, черную магию. Третьи стараются связать художника с различными религиозными ересями, существовавшие в ту эпоху. Примеры тому можно найти в монографии Вильгельма Френгера: помимо того, что его теории заслуживают внимания уже в силу своей популярности, они наглядно демонстрируют, с какими проблемами сталкивается любой искусствовед, желающий интерпретировать творчество Босха.

     Творчество  Босха развивалось на фоне сложных процессов, происходящих в культурной жизни Северной Европы. Оно начиналось в период зарождения гуманистических идей, и в сатирической дидактике его ранних картин земной жизни завершилась общая тенденция жанризации нидерландской живописи XV столетия. Далее в нем нашла отражение кратковременная реставрация в конце XV века позднеготических традиций. Поздние работы художника создавались в период, когда нидерландское искусство окончательно освобождается от средневековых канонов и в поисках нового содержания обращается к монументальному языку и античным сюжетам мастеров итальянского Ренессанса. На каждом этапе своего развития Босх преломляет эти общеевропейские тенденции сквозь призму собственного национального и индивидуального мировосприятия. И в поздний период он продолжает сохранять наиболее прочные связи с национальной традицией. Мастер ищет новые решения, обращаясь не к итальянским учителям, а к искусству своих великих предшественников – Яна ван Эйка, мастера из Флемаля и Рогира ван дер Вейдена.