Теория социального действия М.Вебера, А. Шюца

       Так что я имею дело с иерархией  целей, достижение одной из которых  несомненно отзывается на других. Я  должен, следовательно, четко представлять себе место предполагаемой цели в иерархии моих планов, совместимость ее с другими целями и возможные воздействия друг на друга;

       в) различные средства, необходимые для достижения поставленной цели, возможность их использования, степень издержек при их применении, возможности использования этих же средств для других потенциальных целей, совместимость этих средств со средствами, требуемыми для реализации других проектов.

       Далее, естественно предположить, что мое  действие вызовет реакцию других людей. Поскольку оно рационально, следует ожидать рациональной реакции, которая будет воздействовать на ход моего действия. В этом случае не только другой должен выполнить все предписания рациональности (а, б, в), но и я в своих расчетах должен учесть все его расчеты, чтобы суметь полностью реализовать свои цели.

       Таковы  явно невыполнимые условия рационального поведения. Повседневная жизнь, однако, почти полностью состоит из действий, рациональных, понятных, разумных, предсказуемых. Лучшим доказательством этого является нормальное, взаимосогласованное протекание любых, даже сложнейших, социальных взаимодействий [11, С. 130-137].

       Очевидно, повседневная рациональность (разумность, понятность) действия отличается от идеальной, логической рациональности, описанной Вебером. Шюц считает, что повседневная рациональность должна быть объяснена как ориентация индивидов на некоторые социально одобренные групповые (самого различного уровня) стандарты, правила поведения (нормы, обычаи, навыки, традиционные формы организации разделения труда и т. п.). Но ни происхождение, ни важность этих стандартов не воспринимаются рационально. Они традиционны, привычны, принимаются на веру, но никак не включаются в исчисление рациональности. Так что, строго говоря, поведение, на них основанное, хотя и является разумным, понятным, предсказуемым, не считается рациональным.

       Повседневная  жизнь, несмотря на то, что все условия рационального поведения достижимы в редких случаях, почти полностью состоит из действий, которые понятны, разумны, предсказуемы и в этом смысле рациональны. А это значит, что повседневная рациональность отличается от идеальной, логической рациональности, как она описывалась М. Вебером и многими другими. Она основывается не на "исчислении" средств-целей, а на априорно данных типических структурах, которые не анализируются и не рассчитываются, а приняты на веру. Они представляют собой нормальную объективную среду повседневной деятельности. Эта нормальность есть повседневный эрзац научной рациональности, хотя и слывет последней.

       Люди  отличаются друг от друга объемом  своих знаний и представлений, их отчетливостью и т. п. Существуют эксперты и дилетанты в различных областях. Знание этих индивидуальных различий (т. е. факт разнообразия перспектив и систем релевантности) – также элемент повседневного знания. И повседневное знание фиксирует их в соответствующих типологических процедурах – в выделении типичных моделей деятельности, типов мотивов и соответственно типов личностей [11, С. 130-137].

       Здесь уже мы переходим к анализу  действия, как оно формируется  и понимается в повседневной жизни.

       Шюц понимает действие как человеческое поведение, спланированное заранее, т. е. основывающееся на заранее принятом проекте. Действие может быть явное и скрытое, ибо воздержание от явного действия также может рассматриваться как действие. Здесь, пожалуй, более подошел бы термин «поступок», ибо поступок как раз и есть действие с умыслом, намеренное действие, а воздержание от какого-то наглядно реализуемого действия также есть поступок.

       Что характерно для шюцевского понимания  действия, так это учет его временной перспективы. Наличие проекта предполагает для планирующего действия индивида воображаемое перенесение им себя в будущее, в то время, когда действие будет уже завершенным. Только в том случае, когда есть предвиденный образ завершающего состояние дела, могут быть выработаны конкретные шаги, этапы достижения этого состояния. Действующий индивид, говорит Шюц, воспринимает свое будущее действие не просто в будущем времени, но в будущем совершенном (modo futuri exacti). Именно временная перспектива развертывающегося действия имеет важные последствия для его понимания.

       В связи с этим остановимся на двух моментах: проблеме повседневного понимания мотивов и проблеме рациональности повседневной деятельности. Решение дает возможность решения вопроса о природе повседневных взаимодействий [11, С. 130-137].

       Движущей  силой поступков для самого действующего индивида является представление о будущем состоянии дел. Он мотивируется телеологически. Шюц называет такого рода мотив мотивом для-того-чтобы. Например, человек совершает преступление для того, чтобы иметь достаточно денег.

       Кроме мотива для-того-чтобы существует мотив потому-что. Можно сказать, например, что преступник совершает преступление потому, что вырос в неблагоприятной среде, неблагополучной семье и др. Мотив потому-что соотносит действие не с будущим запроектируемым состоянием дел, но с прошлым опытом.

       Можно сказать о том, какой из мотивов  является подлинным, однако для нас важнее уяснить, что сам планирующий действие индивид не способен представить свое собственное действие в его личностной (типологической) определенности.

       Шюц подчеркивает, что в самый момент поступка (и воображаемого, и реального) мотив потому-что не выступает в качестве действительной движущей силы в сознании поступающего индивида. Он может явиться в качестве таковой лишь post factum. Но в этот момент человек – уже не поступающий человек; он – наблюдатель самого себя.

       В ходе социального взаимодействия всегда имеется другой, который именно воспринимает поступок своего партнера в его типологической определенности. В самый момент поступка этот другой выступает в качестве наблюдателя. Схватывая на основе своего прошлого опыта тип поступка, он формирует свой собственный для-того-чтобы мотив, на основе которого строится поступок – реакция. Так на основе индивидуальных, субъективных мотивов строится цепь типических человеческих взаимодействий. И основа этого – приписывание партнерами друг другу типических мотивационных моделей. Мы имеем дело с типами мотивов, предполагающими типы личностей, взаимодействуем в повседневности не с людьми, а с типами. И сами взаимодействия, события, в которых мы участвуем, несмотря на их изнутри переживаемую уникальность, имеют типический характер [11, С. 130-137].

       Степени типичности взаимодействий, разумеется, могут быть различными: от любовной сцены до формального извинения перед прохожим на улице, которого случайно побеспокоил. В первом случае другой во взаимодействии уникален, это не тип, а, скорее, образ – уникальная телесно-душевная целостность, во втором случае – это чистый тип, лишенный всяких индивидуальных характеристик, здесь – любой другой человек.

       Разумеется, даже в рамках этой всеобщей типизации  находят место индивидуальные характеристики деятельности, которые, не будучи бессознательно типизируемыми, требуют при планировании действия рациональной логической обработки. Но здесь как раз и возникает парадоксальная ситуация, отмечаемая Шюцем: чем более анонимным, стандартизованным является повседневное взаимодействие, тем более оно может рассчитывать на успех, тем менее оно рационально. Жанровая рациональность повседневной жизни несовместима с требованиями научной рациональности.

       Теперь  мы должны исследовать образец действия и социального взаимодействия, лежащий в основе идеальных типов персон и осуществления действий в обыденном мышлении.

       а) Действие, проект, мотив используемый далее термин «действие» (action) будет означать предварительно обдуманное действующим человеческое поведение, т.е. поведение, основанное на заранее составленном проекте. Здесь автор разграничивает понятие «дело» .Термин «дело» (act) будет означать результат протекающего процесса, т.е. завершенное действие. Действие может быть закрытым (например, попытка решить в уме научную проблему) или открытым, производящим изменения во внешнем мире; действие может быть по соглашению или по оплошности, причем сознательный отказ от действия также рассматривается как действие в подлинном смысле слова.

       Даже  самые простые взаимодействия в  повседневной жизни предполагают наличие серии конструктов здравого смысла – в данном случае конструктов ожидаемого поведения Другого, – основанных на идеализации, что «мотивы для» действующего лица станут «мотивами потому что» его партнера и наоборот. Мы будем называть ее идеализацией взаимности мотивов. Очевидно, что эта идеализация основана на всеобщем тезисе взаимности перспектив, поскольку предполагает, что мотивы, приписываемые Другому, типически сходны с моими собственными или других людей в типично сходных обстоятельствах; они соответствуют моему приобретенному или социально наследованному знанию[10, С. 21-34].

       Иными словами, лишь сам действующий знает, «где начинается и где заканчивается его действие», т.е. для чего оно должно быть выполнено. Однако нужно отметить, что действующее лицо, живущее в длящемся процессе действия, руководствуется лишь мотивами для, т.е. проектом достижения желаемого состояния дел. И лишь мысленно возвращаясь либо к завершенному поступку, либо к последним стадиям его осуществления, либо же к проекту, предвосхитившему его в будущем совершенном времени, действующий обретает возможность ретроспективно схватить мотив потому что, побудивший его совершить или задумать содеянное. Но в это время действующее лицо уже не действует, а наблюдает за самим собой[10, С. 21-34].

       В обыденном языке не проводится строгих  различий между поведением, основанном на чувстве и разуме, и рациональным поведением. Мы можем сказать, что поведение человека основано на чувстве, если мотив и способ его действия понятны нам, его партнерам или наблюдателям. Такое действие соответствует социально одобренному набору правил и предписаний того, как разрешить типичные проблемы, используя типичные средства для достижения типичных целей. Если я, мы или «один из нас» оказывается в типично сходных обстоятельствах, он поступает сходным образом. Однако поведение, основанное на чувстве, не предполагает, что действующий глубоко проникся своими мотивами и контекстом целей и средств.

       Если  действие представляется наблюдателю  основанным на чувстве и, вдобавок, как предполагается, порождено здравым  выбором между различными способами действия, мы можем назвать его разумным, даже если такое действие следует само собой разумеющимся традиционным или привычным образцам поведения. Рациональное действие, однако, предполагает, что действующий имеет ясное и отчетливое представление о целях, средствах и побочных результатах, которые «включают рациональное рассмотрение альтернативных средств достижения цели, взаимоотношения цели с другими ожидаемыми результатами использования данных средств и, наконец, сравнительную значимость различных возможных целей. Определение как аффективного, так и традиционного действия не совместимо с этим типом»

       Чем более стандартизирован преобладающий  образец действия, тем более анонимным  он является, тем более велик субъективный шанс на достижение согласия и, таким образом, на успех интерсубъективного поведения. Однако – и это парадокс рациональности на уровне здравого смысла – чем более стандартизирован образец, тем менее поддаются рациональному анализу на уровне повседневного мышления его элементы[10, С. 21-34].

       Все это относится к критерию рациональности повседневного мышления и его конструктов. И лишь на уровне моделей образцов взаимодействия, создаваемых социальным ученым в соответствии с определенными требованиями метода своей науки, понятие рациональности обретает свое подлинное значение.  
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

       Заключение 

       В качестве необходимой предпосылки  социологии Вебер ставит не «целое» (общество), а отдельного рационально (осмысленно) действующего индивида.

       Рассмотрев  социальное действие в теории Вебера мы пришли к следующим выводам:

       1. Социальное действие (включая невмешательство или терпеливое приятие) может быть ориентировано на прошедшее, настоящее или ожидаемое в будущем поведение других.

       2. Не все типы действия — в  том числе и внешнего — являются  “социальными” в принятом здесь смысле. Внешнее действие не может быть названо социальным в том случае, если оно ориентировано только на поведение внешних объектов. Внутреннее отношение носит социальный характер лишь в том случае, если оно ориентировано на поведение других. Так, например, действия религиозного характера несоциальны, если они не выходят за пределы созерцания, прочитанной в одиночестве молитвы и т. д. Хозяйствование (отдельного индивида) социально тогда и постольку, если и поскольку оно принимает во внимание поведение других.