Русская культура в начале XX века

А.Блока... Второй сборник стихов Блока интереснее, пышнее первого. Как

удивительно соединен тончайший демонизм здесь с простой  грустью бедной

природы русской, всегда той же, всегда рыдающей ливнями, всегда сквозь

слезы пугающей нас оскалом оврагов... Страшна, несказуема природа

русская. И Блок понимает ее как никто...» 

Третий сборник  «Земля в снегу» (1908) был принят критикой в штыки.

Критики не захотели или не сумели понять логику новой книги Блока. 

Четвертый сборник  «Ночные часы» вышел в 1911 году, очень скромным

тиражом. Ко времени  его выхода Блоком все более овладевало чувство

отчужденности от литературы и до 1916 года он не выпустил ни одной книги

стихов. 

Трудные и запутанные отношения, длившиеся почти два  десятилетия,

сложились между  А.Блоком и А.Белым. 

На Белого произвели  огромное впечатление первые стихи  Блока: «Чтобы

понять впечатления  от этих стихотворений, надо ясно представить то

время: для нас, внявших знакам зари, нам светящей, весь воздух звучал,

точно строки А.А.; и казалось, что Блок написал только то, что сознанию

выговаривал воздух; розово-золотую и напряженную  атмосферу эпохи

действительно осадил он словами». Белый помог выпустить первую книгу

Блока (в обход  московской цензуры). В свою очередь  и Блок поддерживал

Белого. Так он сыграл решающую роль в появлении  на свет главного романа

Белого «Петербург», публично дал высокую оценку и  «Петербургу» и

«Серебряному  голубю». 

Наряду с этим их отношения и переписка доходили до враждебности;

постоянные упреки и обвинения, неприязнь, язвительные  уколы, навязывание

дискуссий отравляли  жизнь обоих. 

Однако, несмотря на всю сложность и запутанность отношений творческих и

личных, оба поэта продолжали уважать, любить и ценить творчество и

личность друг друга, что еще раз подтвердило  выступление Белого на

смерть Блока. 

После революционных  событий 1905 года в рядах символистов  еще более

усилились противоречия, которые в конце концов привели это направление к

кризису. 

Нельзя, однако, не отметить, что русские символисты внесли существенный

вклад в развитие отечественной культуры. Наиболее талантливые  из них

по-своему отразили трагизм положения человека, не сумевшего  найти свое

место в мире, сотрясаемом грандиозными социальными конфликтами, пытались

отыскать новые  способы для художественного  осмысления мира. Им

принадлежат серьезные  открытия в области поэтики, ритмической

реорганизации стиха, усиления в нем музыкального начала. 

«Послесимволистическая поэзия отбросила «сверхчувственные» значения

символизма, но осталась повышенная способность слова  вызывать

неназванные представления, ассоциациями замещать пропущенное. В

символистическом  наследстве жизнеспособнее всего оказалась  напряженная

ассоциативность». 

В начале второго  десятилетия XX века появились два  новых поэтических

течения - акмеизм  и футуризм. 

Акмеисты (от греческого слова «акме» - цветущая пора, высшая степень

чего-либо) призывали  очистить поэзию от философии и всякого  рода

«методологических» увлечений, от использования туманных намеков и

символов, провозгласив возврат к материальному миру и принятие его

таким, каков  он есть: с его радостями, пороками, злом и

несправедливостью, демонстративно отказываясь от решения  социальных

проблем и утверждая принцип «искусство для искусства». Однако творчество

таких талантливых  поэтов-акмеистов, как Н.Гумилев, С.Городецкий,

А.Ахматова, М.Кузьмин, О.Мандельштам, выходило за рамки провозглашенных

ими теоретических  принципов. Каждый из них вносил в поэзию свои, только

ему свойственные мотивы и настроения, свои поэтические  образы. 

С иными взглядами  на искусство вообще и на поэзию в частности выступили

футуристы. Они  объявили себя противниками современного буржуазного

общества, уродующего личность, и защитниками «естественного» человека,

его права на свободное, индивидуальное развитие. Но эти заявления

нередко сводились  к абстрактному декларированию индивидуализма, свободы

от нравственных и культурных традиций. 

В отличие от акмеистов, которые хотя и выступали против символизма, но

тем не менее  считали себя в известной степени  его продолжателями,

футуристы с  самого начала провозгласили полный отказ от любых

литературных  традиций и в первую очередь от классического наследия,

утверждая, что  оно безнадежно устарело. В своих крикливых и дерзко

написанных манифестах они прославляли новую жизнь, развивающуюся под

влиянием науки  и технического прогресса, отвергая все, что было «до»,

заявляли о  своем желании переделать мир, чему, с их точки зрения, в

немалой степени должна содействовать поэзия. Футуристы стремились

овеществить слово, связать его звучание непосредственно  с тем предметом,

которое оно  обозначает. Это, по их мнению, должно было привести к

реконструкции естественного и созданию нового, широко доступного языка,

способного разрушить  словесные преграды, разобщающие  людей. 

Футуризм объединил  разные группировки, среди которых  наиболее известными

были: кубофутуристы (В.Маяковский, В.Каменский, Д.Бурлюк, В.Хлебников),

эгофутуристы (И.Северянин), группа «Центрифуга» (Н.Асеев, Б.Пастернак и

др.). 

В условиях революционного подъема и кризиса самодержавия акмеизм и

футуризм оказались  нежизнеспособными и к концу 1910-х  годов прекратили

свое существование. 

Среди новых  течений, возникших в русской  поэзии в этот период, заметное

место стала  занимать группа так называемых «крестьянских» поэтов -

Н.Клюев, А.Ширяевец, С.Клычков, П.Орешин. Некоторое время  к ним был

близок С.Есенин, впоследствии вышедший на самостоятельную  и широкую

творческую дорогу. Современники видели в них самородков, отражавших

заботы и беды русского крестьянства. Объединяли их также общность

некоторых поэтических  приемов, широкое использование  религиозной

символики и  фольклорных мотивов. 

Среди поэтов конца XIX - начала XX века были и такие, чье  творчество не

вписывалось в  существовавшие тогда течения и  группы. Таковы, например,

И.Бунин, стремившийся продолжать традиции русской классической поэзии;

И.Анненский, в  чем-то близкий к символистам  и в то же время далекий от

них, искавший свой путь в огромном поэтическом море; Саша Черный,

называвший себя «хроническим» сатириком, блестяще владевший

«антиэстетическими» средствами обличения мещанства  и обывательщины;

М.Цветаева с  ее «поэтической отзывчивостью на новое  звучание воздуха». 

Для русских  литературных течений начала XX века характерен поворот

ренессанса к  религии и христианству. Русские  поэты не могли удержаться

на эстетизме, разными путями они пытались преодолеть индивидуализм.

Первым в этом направлении был Мережковский, затем  ведущие представители

русского символизма начали противополагать соборность индивидуализму,

мистику эстетизму. Вяч.Иванов и А.Белый были теоретиками  мистически

окрашенного символизма. Произошло сближение с течением, вышедшим из

марксизма и  идеализма. 

Вячеслав Иванов был один из самых замечательных людей той эпохи: лучший

русский эллинист, поэт, ученый филолог, специалист по греческой  религии,

мыслитель, теолог и философ, публицист. Его «среды»  на «башне» (так

называли квартиру Иванова) посещали наиболее одаренные  и примечательные

люди той эпохи: поэты, философы, ученые, художники, актеры и даже

политики. Происходили  самые утонченные беседы на темы литературные,

философские, мистические, оккультные, религиозные, а также  и

общественные  в перспективе борьбы миросозерцаний. На «башне» велись

утонченные разговоры  самой одаренной культурной элиты, а внизу бушевала

революция. Это  было два разобщенных мира. 

Наряду с течениями  в литературе возникли новые течения  в философии.

Начался поиск  традиций для русской философской  мысли у славянофилов, у

Вл.Соловьева, у  Достоевского. В салоне Мережковского  в Петербурге были

организованы  Религиозно-философские собрания, в  которых участвовали как

представители литературы, заболевшей религиозным  беспокойством, так и

представители традиционно-православной церковной иерархии. Вот как

описывал эти  собрания Н.Бердяев: «Преобладала проблематика В.Розанова.

Большое значение имел также В.Тернавцев, хилиаст, писавший книгу об

Апокалипсисе. Говорили об отношении христианства к культуре. В центре

была тема о  плоти, о поле... В атмосфере салона Мережковских было что-то

сверхличное, разлитое в воздухе, какая-то нездоровая магия, которая,

вероятно, бывает в сектантской кружковщине, в  сектах не

рационалистического и не евангельского типа... Мережковские всегда

претендовали говорить от некоего "мы" и хотели вовлечь в это "мы" людей,

которые с ними близко соприкасались. К этому "мы" принадлежал

Д.Философов, одно время почти вошел в него А.Белый. Это "мы" они

называли тайной трех. Так должна была сложиться  новая церковь Святого

Духа, в которой  раскроется тайна плоти". 

В философии  Василия Розанова "плоть" и "пол" означали возврат к

дохристианству, к юдаизму и язычеству. Его  религиозное умонастроение

сочеталось с  критикой христианского аскетизма, апофеозом семьи и пола, в

стихии которого Розанов видел основу жизни. Жизнь  у него торжествует не

через воскресение  к вечной жизни, а через деторождение, то есть