Проблема сочетания каналов коммуникации и ложь

Глава 4. Проблема сочетания  каналов коммуникации и ложь

      Общение – это процесс, осуществляемый, как  правило, одновременно всеми или  многими средствами коммуникации. И  лишь в каких-то чрезвычайных обстоятельствах  могут возникнуть ограничения в  использовании (как при передаче, так и при приеме) каналов общения. Обычно же в повседневном общении нами задействованы все как вербальные, так и невербальные средства коммуникации, из-за чего может сложиться впечатление, что все они для нас одинаково значимы и действенны. Но исследователи полагают, что это не так, и какое средство общения окажется наиболее эффективным в каждый данный момент коммуникации, зависит от многих факторов: искренности и правдивости собеседников, темы разговора, вида беседы и т. д. (Экман П., 1999).

4.1. Значимость  средств общения  в коммуникации

      А. Меграбян (Mehrabian А.,1967, 1972) полагает, что  в процессе общения люди больше полагаются на выражение лица, чем на содержание речевого сообщения собеседника, или  паралингвистическое сопровождение  его речи. Ряд исследований Беллы де Пауло и ее коллег также свидетельствуют в пользу визуальной информации. Эта исследовательская группа сравнивала восприятие сообщений, передаваемых мимической экспрессией, и восприятие вербальной информации. Выяснилось, что визуальные сообщения оказывали на участников большее влияние, чем звуковые. Правда, значимость телодвижений и жестов, которые, разумеется, также воспринимаются визуально, тоже проигрывала по сравнению со значимостью выражения лица. Роль мимики оказалась особенно важной при восприятии сообщений о симпатии/антипатии и менее важной при восприятии статуса или доминирования (De Paulo В. at all., 1978).

      Данные, полученные другой исследовательской  группой (Краус Р. и др., 1981), существенно противоречат выводам Меграбяна и де Пауло. В исследовании Краусса участникам показывали видеозапись политических дебатов, где оппоненты отчетливо демонстрировали свои эмоции. Одни участники (контрольная группа) видели видеозапись целиком, т. е. изображение и звук,  и поэтому легко различали эмоциональные оттенки речи. Другие участники (экспериментальные группы)  имели возможность воспринимать информацию, поступающую лишь по одному из каналов коммуникации. У первой группы в распоряжении был текст выступлений, так что они читали речь, не видя и не слыша самих выступающих. Вторая группа получила только визуальную информацию. Поэтому, видя выступающих, они были лишены возможности слышать речь и ее паралингвистическое сопровождение. Третья группа, наоборот, располагала только паралингвистической информацией, слушая запись, смикшированную таким образом, что разобрать слова было невозможно, зато тембр, громкость голоса, темп речи и т. д. были сохранены.

      Оказалось, что самые точные представления  об эмоциях выступающих вынесли  участники из первой группы, т. е. те, кто читал письменную речь. Именно их оценки эмоций лучше всего совпадали с оценками участников из контрольной группы, получавших информацию, передаваемую всеми средствами коммуникации (Зимбардо Ф., Ляйппе М., 2000).

      Роджер  Браун в этой связи полагает, что эмоции лучше всего передаются посредством языка. Слова и правила речи обладают всеми возможностями для выражения любого эмоционального состояния.

      Таким образом, результаты данного исследования свидетельствуют о том, что невербальные каналы коммуникации являются хотя и важными, но все же вспомогательными средствами общения.

4.2. Комбинирование  средств коммуникации

      Несмотря  на различие взглядов социальных психологов в вопросе о значимости тех  или иных средств общения, все  они сходятся в том, что, по крайней мере, в некоторых ситуациях важность одних каналов коммуникации действительно возрастает по сравнению с другими. Так, например, Филип Зимбардо и Майкл Ляйппе, которые в целом придерживаются точки зрения Р. Краусса и Р. Брауна, все же признают, что визуальная и паралингвистическая информация оказываются решающими в тех случаях, когда вербальное сообщение тщательно отфильтровано – ведь то, что мы говорим, лучше всего поддается нашему контролю. Но контролировать речь и подбирать слова – это, как мы теперь знаем, еще не все. Человек может “проговориться” взглядом, выражением лица, жестами и т. д.  И вот в тех случаях, когда визуальная информация противоречит тому, что человек говорит, т. е. вербальному сообщению, тогда доверять следует именно невербальной информации, полагаясь на то, что “говорят” его глаза, тело, мимика (Зимбардо Ф., Ляйппе М., 2000).

4.3. Гендерные  различия

      С другой стороны, в некоторых обстоятельствах  наоборот необходимо полагаться на вербальную, а не на визуальную информацию. И вот почему. Проведя ряд исследований, Дафна Бугенталь и ее коллеги установили, что дети по-разному реагируют на одинаковые сообщения мужчин и женщин, когда те таким образом комбинируют средства коммуникации, что вербальная информация противоречит визуальной. В ходе эксперимента детей просили проинтерпретировать ситуацию, в которой либо мужчина, либо женщина высказывали угрозы, но при этом улыбались. Когда к ним обращался мужчина, то дети игнорировали его грозные слова, воспринимая их как шутку, и больше доверяли его улыбке. И наоборот. Когда к ним обращалась женщина, то дети предпочитали верить ее словам и не обращали внимания на улыбку, воспринимая ее как фальшивую (Bugental D. at all., 1971).

      В ходе дальнейших исследований выяснилось, что навыки различного реагирования на противоречивое сочетание вербальной и визуальной информации у мужчин и женщин дети приобретали в своих семьях. Они привыкли к тому, что матери говорят им неприятные вещи, как правило, с улыбкой на лице, так, словно сообщают что-то хорошее. Отцы же более последовательны и менее коварны: они улыбаются, говоря приятное, и хмурятся, сообщая о неприятных вещах. В результате, дети, общаясь с матерью, учатся не обращать внимание на выражение ее лица, поскольку это ненадежный признак. Но зато к выражению отцовского лица они очень внимательны.

      Поведение детей в исследовании Бугенталь  и ее коллег указывает еще на одну особенность в коммуникационном процессе, а именно на гендерные  различия при использовании, комбинировании и восприятии вербальной и визуальной информации.

      Так, в исследованиях было установлено, что при наличии вербальной и  визуальной информации женщины в  большей мере, чем мужчины предпочитают руководствоваться принципом: лучше  один раз увидеть, чем сто раз  услышать. Иначе говоря, они больше доверяют визуальной информации (Атватер И., 1988).

      Кроме того, мужчины и женщины, как правило, различным образом комбинируют  межличностную дистанцию и визуальное взаимодействие. Мужчины, например, когда  дистанция увеличивается, начинают чаще смотреть на собеседника. В поведении женщин этого не отмечается. И даже, когда межличностная дистанция превышает семь метров, женщины не увеличивают объем визуального взаимодействия.

      И, наконец, гендерные различия в восприятии вербальной и визуальной информации отчетливо продемонстрировало исследование Линды Карли (Carli L., 1990). В ее эксперименте перед участниками (женщинами и мужчинами) с обращением выступала женщина. Причем манера ее выступления ясно сигнализировала о ее статусе. К одной группе испытуемых она обращалась как явно низкостатусное лицо. Это подчеркивалось вопросительными интонациями ее речи, вопросами, свидетельствующими о неуверенности, например: “Верно?”, “Не правда ли?”; выражениями, в которых чувствовалось сомнение: “Может быть...”, “Не знаю...” и т. д. Другая половина участников слышала то же самое обращение, но уже уверенное, напористое, без тени сомнения. Реакция мужчин и женщин на эти выступления заметно разнилась, несмотря на то, что, во-первых, в обоих случаях женщина говорила одно и то же, а во-вторых, в ее выступлении содержались такие утверждения, с которыми все участники эксперимента – как мужчины, так и женщины – были согласны, что выяснилось еще в ходе предварительной проверки.

      Когда женщина говорила напористо, т. е. “по-мужски”, то мужчины воспринимали ее выступление отрицательно и не соглашались с ней. Но ее выступление им нравилось, и они с ней соглашались в том случае, когда она выступала “по-женски”, т. е. демонстрировала свой низкий статус. Противоположная реакция последовала от женщин, которые соглашались с выступавшей, когда она говорила “по-мужски”. И, наоборот, не соглашались с ней, когда она демонстрировала свой низкий статус, т. е. выступала “по-женски”. Оценка слушателями (мужчинами и женщинами) обаяния, правдивости, искренности выступавшей женщины находилась в полном соответствии с указанными различиями в восприятии статуса оратора и убедительности обращения.

      Важность  вопроса о приоритетной значимости, влиянии, достоверности и контролируемости тех или иных средств коммуникации, когда они комбинируются в различных сочетаниях, обусловлена не столько теоретическим, сколько практическим интересом. Каждый из нас хочет жить в надежном, предсказуемом мире. Такое возможно лишь в том случае, когда люди получают правдивую, достоверную информацию. Ведь обман и ложь делают нашу жизнь непредсказуемой, тревожной, полной опасностей. Но обман и ложь, к сожалению или к счастью (на этот счет высказываются разные мнения), являются вечной составляющей всех социальных взаимодействий людей. Словом, ложь несет людям страдания, но и без нее они обойтись не могут. Поэтому следующей темой нашего обсуждения станет проблема лжи и нечестности в общении.

4.4. Коммуникация  и ложь

      Один  из наиболее известных исследователей психологии лжи Пол Экман предлагает: “Представьте себе, на что бы стала похожа жизнь, если бы все в совершенстве владели искусством лгать или если бы никто не умел обманывать” (Экман П., 1999). Сам он, обдумав эту ситуацию, приходит к выводу, что любая из названных альтернатив без одновременного существования другой сделала бы жизнь невыносимо тягостной. Наверное, это действительно так, но, вместе с тем, трудно вообразить такое общество, в котором бы ложь культивировалась и считалась добродетелью, а правда искоренялась бы и считалась пороком. Люди всегда стремились обезопасить себя от лжи и нечестности. Кстати, и сами исследования психологии лжи, в том числе и исследования Экмана, преследуют именно эту цель.

      Ложь  – явление социальное. Нечестными люди не рождаются, а становятся. И хотя всегда и во всех ее проявлениях – ложь как прямой обман, как умолчание, как полуправда и т. д. – считалась явлением постыдным и недостойным, нечестность, тем не менее, всегда имела и сейчас имеет повсеместное распространение в человеческих взаимоотношениях. Психологов, как, впрочем, и других людей, прежде всего интересуют возможности обнаружения лжи, признаки, которые выдают лжеца, отличая его от человека, говорящего правду. Зигмунд Фрейд, например, в начале века полагал, что для опытного, наблюдательного человека в этом отношении нет большой проблемы. Он, в частности, писал: “Когда я поставил своей задачей пролить свет на то, что люди скрывают, не посредством гипнотического принуждения, а лишь внимательно наблюдая за тем, что они сами говорят и показывают, я считал эту задачу более трудной, чем она оказалась в действительности. Тот, чьи губы молчат, выдает себя кончиками пальцев. Из всех пор просачивается предательство. И потому эта задача по осознанию наиболее скрытого в душе очень хорошо разрешима” (Фрейд З., 1998, с. 275-276).

4.5. Признаки  лжи

      Современные психологи не разделяют такую  безоговорочную уверенность основателя психоанализа. Хотя тоже признают, что  абсолютно скрыть ложь не удается  никому, и лжец все равно выдает себя либо аудиально, либо визуально. Экман разделяет невербальные признаки обмана на поведенческие  и психофизиологические (Экман П., 1999).

        Другое дело, что наблюдатель,  верификатор ( т. е. тот, кто  заинтересован в обнаружении  лжи), далеко не всегда в состоянии  обнаружить едва заметные признаки, которые могут разоблачать лжеца. Другими словами, “утечка” информации о лжи всегда происходит, но не всегда ее можно заметить и понять. 

  Вербальные  признаки

      Что касается вербальных (лингвистических  и паралингвистических) проявлений лжи, то они, в большей мере, могут выдавать плохо подготовленного лжеца – ребенка или взрослого человека, не искушенного в обмане. Как правило, это такие люди, чья нечестность имеет эпизо-дическую, ситуационную природу, не будучи характерологической чертой их личности. Иначе говоря, есть люди, лгущие от случая к случаю, и есть те, кто лжет постоянно, поскольку нечестность стала для них привычной, удобной и единственно возможной коммуникационной стратегией. Первые лгут неумело, вторые – очень искусно. Лжецы-профессионалы, как правило, овладевают навыками контроля за своей речью и паралингвистическими средствами. “Непрофессионалов” же могут разоблачать как манера, так и структура речи. Их высказывания могут отличаться, например, неопределенностью, уклончивостью.

        Другая крайность их суждений  – безосновательность, т. е. ни  на чем не основанные заявления  и утверждения. Речь лгущего  непрофессионала может содержать  пробелы в изложении как свидетельство  того, что он опасается сообщить  нечто такое, что не соответствовало бы ранее высказанным им ложным утверждениям, и тем самым разоблачила бы его. Но вместе с тем, им присущи оговорки, ошибки и вообще все то, что З. Фрейд назвал “психопатологией обыденной жизни” (Фрейд З., 1990). Кстати, лгущие дети еще более бесхитростны и зачастую даже не заботятся о логической связности своих заявлений (Экман П., 1993).

      Но  необходимо помнить, что уклончивость, туманность высказываний, неясность  суждений, логическая несвязность речи и т. д. могут указывать не на лживость или нечестность говорящего, а на его неумение связно и толково излагать мысли, на хаотичность и недисциплинированность самого процесса его мышления, наконец, на усталость либо, напротив, на чрезмерную взволнованность.