Модульная контрольная работа
№ 1
по дисциплине
«ИСТОРИЯ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ КОНЦА XIX
– НАЧАЛА XX ВЕКОВ»
Выполнила:
cтудентка группы Жз-101
Мержоева Аза
Проверила: Васильева С.С.
Волгоград 2014
I
Русский символизм: основные
этапы развития, идейно-эстетическое разнообразие,
основные представители. Символ и принцип
двоемирия в поэтике символизма.
Конец XIX — начало XX в. в России
— это время перемен, неизвестности и
мрачных предзнаменований, это время разочарования
и ощущения приближения гибели существующего
общественно-политического строя. Все
это не могло не коснуться и русской поэзии.
Именно с этим связано возникновение символизма.
«СИМВОЛИЗМ» - направление в
европейском и русском искусстве, возникшее
на рубеже XX столетия, сосредоточенное
преимущественно на художественном выражении
посредством СИМВОЛА «вещей в себе» и
идей, находящихся за пределами чувственного
восприятия. Стремясь прорваться сквозь
видимую реальность к «скрытым реальностям»,
сверхвременной идеальной сущности мира,
его «нетленной» Красоте, символисты выразили
тоску по духовной свободе.
Символизм в России развивался
по двум линиям, которые часто пересекались
и переплетались между собой у многих
крупнейших символистов: 1. символизм как
художественное направление и 2. символизм
как миропонимание, мировоззрение, своеобразная
философия жизни. Особенно сложным переплетение
этих линий было у Вячеслава Иванова и
Андрея Белого с явным преобладанием второй
линии.
У символизма была широкая периферийная
зона: немало крупных поэтов примыкало
к символистской школе, не числясь ее ортодоксальными
адептами и не исповедуя ее программу.
Назовем хотя бы Максимилиана Волошина
и Михаила Кузмина. Воздействие символистов
было заметно и на молодых стихотворцах,
входивших в другие кружки и школы.
Первыми ласточками символистского
движения в России был трактат Дмитрия
Мережковского “О причинах упадка и о
новых течениях современной русской литературы”
(1892), его сборник стихотворений “Символы”,
а также книги Минского “При свете совести”
и А. Волынского “Русские критики”. В
тот же отрезок времени – в 1894–1895 годах
– водят три сборника “Русские символисты”,
в которых печатались преимущественно
стихотворения их издателя - молодого
поэта Валерия Брюсова. Сюда же примыкали
начальные книги стихов Константина Бальмонта
– “Под северным небом”, “В безбрежности”.
В них исподволь тоже кристаллизовался
символистский взгляд на поэтическое
слово.
Символизм возник в России не
изолированно от Запада. На русских символистов
в известной мере влияла и французская
поэзия (Верлен, Рембо, Малларме), и английская,
и немецкая, где символизм проявил себя
в поэзии десятилетием раньше. Русские
символисты ловили отголоски философии
Ницше и Шопенгауэра. Однако они решительно
отрицали свою принципиальную зависимость
от западноевропейской литературы. Они
искали свои корни в русской поэзии –
в книгах Тютчева, Фета, Фофанова, простирая
свои родственные притязания даже на Пушкина
и Лермонтова. Бальмонт, например, считал,
что символизм в мировой литературе существовал
издавна. Символистами были, по его мнению,
Кальдерон и Блейк, Эдгар По и Бодлер, Генрих
Ибсен и Эмиль Верхарн. Русский символизм
резко отличался от западного всем своим
обликом – духовностью, разнообразием
творческих единиц, высотой и богатством
своих свершений.
На первых порах, в девяностые
годы, стихи символистов, с их непривычными
для публики словосочетаниями и образами,
часто подвергались насмешкам и даже глумлению.
К поэтам-символистам прилагали название
декадентов, подразумевая под этим термином
упаднические настроения безнадежности,
чувство неприятия жизни, резко выраженный
индивидуализм. Черты того и другого можно
легко обнаружить у молодого Бальмонта
– мотивы тоски и подавленности свойственны
его ранним книгам, так же как демонстративный
индивидуализм присущ начальным стихам
Брюсова; символисты вырастали в определенной
атмосфере и во многом несли ее печать.
Но уже к первым годам двадцатого столетия
символизм как литературное течение, как
школа выделился со всей определенностью,
во всех своих гранях. Его уже трудно было
спутать с другими явлениями в искусстве,
у него уже был свой поэтический строй,
свои эстетика и поэтика, свое учение.
1900 год можно считать рубежом, когда символизм
утвердил в поэзии свое особенное лицо
– в этом году вышли зрелые, ярко окрашенные
авторской индивидуальностью символистские
книги: “Tertia Vigilia” (“Третья стража”) Брюсова
и “Горящие здания” Бальмонта.
Творчество поэтов-символистов
тесно переплетается с декадентским течением.
С точки зрения символистов упадок гораздо
ценнее нормальной посредственности.
Они не только писали декадентские стихи,
но и намерено веди декадентский образ
жизни.
Символизм в литературе был
движением романтиков, воодушевляемых
философией идеализма. Уже Мережковский
в своем трактате объявил войну материалистическому
мировоззрению, утверждая, что вера, религия
– краеугольный камень человеческого
бытия и искусства. “Без веры в божественное
начало,– писал он,– нет на земле красоты,
нет справедливости, нет поэзии, нет свободы”.
Огромное влияние на русских
символистов оказал философ и поэт Владимир
Соловьев. В его учении было заложено идущее
от древнегреческого Платона представление
о существовании двух миров – здешнего,
земного, и потустороннего, высшего, совершенного,
вечного. Земная действительность – только
отблеск, искаженное подобие верховного,
запредельного мира, и человек – “связующее
звено между божественным и природным
миром”. В своей мистической религиозно-философской
прозе и в стихах Вл. Соловьев звал вырваться
из-под власти вещественного и временного
бытия к потустороннему – вечному и прекрасному
миру. Эта идея о двух мирах – “двоемирие”
– была глубоко усвоена символистами.
Среди них утвердилось и представление
о поэте как теурге, маге, “тайновидце
и тайнотворце жизни”, которому дана способность
приобщения к потустороннему, запредельному,
сила прозреть его и выразить в своем искусстве.
Символ в искусстве и стал средством такого
прозрения и приобщения. Символ (от греческого
symbolus – знак, опознавательная примета)
в художестве есть образ, несущий и аллегоричность,
и свое вещественное наполнение, и широкую,
лишенную строгих границ, возможность
истолкования. Он таит в себе глубинный
смысл, как бы светится им. Символы, по
Вячеславу Иванову,– это “знамения иной
действительности”. “Я не символист,–
говорил он,– если слова мои равны себе,
если они – не эхо иных звуков, о которых
не знаешь, как о Духе, откуда они приходят
и куда уходят”.
Позднее Вячеслав Иванов, дополнил
толкование символа: символ дорожит своей
материальностью”, “верностью вещам”,
говорил он, символ “ведёт от земной реальности
к высшей” (а realibus ad realiora)”; Иванов даже
применял термин – “реалистический символизм”.
Символы - это не изобретения
людей, но некие знамения, означающие
нечто, принадлежащее божественной
действительности. Они обладают
самостоятельным бытием и наделены
комплексом значений, по-разному
раскрывающихся на различных
уровнях бытия и сознания.
Приход “второй волны” символизма
предвещал возникновение противоречий
в их лагере. Именно поэты “второй волны”,
младо символисты, разрабатывали теургические
идеи. Трещина прошла, прежде всего, между
поколениями символистов – старшими,
“куда входили, кроме Брюсова, Бальмонт,
Минский, Мережковский, Гиппиус, Сологуб,
и младшими (Белый, Вячеслав Иванов, Блок,
С. Соловьев). Революция 1905 года, в ходе
которой символисты заняли отнюдь не одинаковые
идейные позиции, усугубила их противоречия.
К 1910 году между символистами обозначился
явный раскол. В марте этого года сначала
в Москве, зятем в Петербурге, в Обществе
ревнителей художественного слова, Вячеслав
Иванов прочитал свой доклад “Заветы
символизма”. В поддержку Иванова выступил
Блок, а позднее и Белый. Вячеслав Иванов
выдвигал, на первый план как главную задачу
символистского движения его теургическое
воздействие, “жизнестроительство”,
“преображение жизни”. Брюсов же звал
теургов быть творцами поэзии и не более
того, он заявлял, что символизм “хотел
быть и всегда был только искусством”.
Поэты-теурги, замечал он, клонят к тому,
чтобы лишить поэзию ее свободы, ее “автономии”.
Брюсов все решительнее отмежевывался
от ивановской мистики, за что Андрей Белый
обвинял его в измене символизму. Дискуссия
символистов 1910 года многими была воспринята
не только как кризис, но и как распад символистской
школы. В ней происходит и перегруппировка
сил, и расщепление. В десятых годах ряды
символистов покидает молодежь, образуя
объединение акмеистов, противопоставивших
себя символистской школе. Шумно выступили
на литературной арене футуристы, обрушившие
на символистов град насмешек и издевательств.
Позднее Брюсов писал, что символизм в
те годы лишился динамики, окостенел; школа
“застыла в своих традициях, отстала от
темпа жизни”. Символизм, как школа, пришла
в упадок и не давала новых имён.
Окончательное падение символистской
школы историки литературы датируют по-разному:
одни обозначают его 1910 годом, другие –
началом двадцатых. Пожалуй, вернее будет
сказать, что символизм как течение в русской
литературе исчез с приходом революционного
1917 года.
Символизм изжил себя самого,
и изживание это пошло по двум направлениям.
С одной стороны, требование обязательной
“мистики”, “раскрытия тайны”, “постижения”
бесконечного в конечном привело к утрате
подлинности поэзии; “религиозный и мистический
пафос “корифеев символизма оказался
подмененным своего рода мистическим
трафаретом, шаблоном. С другой — увлечением
“музыкальной основой” стиха привело
к созданию поэзии, лишенной всякого логического
смысла, в которой слово низведено до роли
уже не музыкального звука, а жестяной,
звенящей побрякушки.
Символизм создал свою философию
искусства, выработал свои эстетические
принципы. Эти принципы не были едиными,
монолитными, они представляли собой эклектическую
мешанину различных дуалистических и
субъективно-идеалистических концепций.
Внутренняя противоречивость идейной
программы символизма соответствует противоречивости
его художественных исканий.
II
«Цех поэтов»: причины возникновения,
представители. Манифесты акмеизма. Принципы
акмеистической поэтики.
Период конца XIX - начала XX века
был особым, переломным в истории общественной
и художественной жизни России. Попытка
символистов возгласить литературное
движение и овладеть художественным сознанием
эпохи потерпела неудачу. Вновь остро
поднят вопрос об отношениях искусства
к действительности, о значении и месте
искусства в развитии русской национальной
истории и культуры.
Должно было появиться некое
новое литературное течение, иначе ставящее
вопрос о соотношении поэзии и действительности.
Именно таким и стал акмеизм.
В 1911 году в среде поэтов, стремившихся
создать новое течение в модернистской
литературе, возникает кружок «Цех поэтов»,
во главе которого становятся Николай
Гумилёв и Сергей Городецкий. Членами
«Цеха» были в основном начинающие поэты:
А. Ахматова, Н. Бурлюк, Василий Гиппиус,
М. Зенкевич, Георгий Иванов, Е. Кузьмина-Караваева,
М. Лозинский, О. Мандельштам, Вл. Нарбут,
П. Радимов. В разное время к этому кружку
и акмеизму в целом были близки Е. Кузьмина-Караваева,
Н. Недоброво, В. Комаровский, В. Рождественский,
С. Нельдихен. Наиболее яркими из «младших»
акмеистов были Георгий Иванов и Георгий
Адамович. Всего вышло четыре альманаха
«Цех поэтов» (1921 -1923, первый под названием
«Дракон», последний издан уже в Берлине
эмигрировавшей частью «Цеха поэтов»).
О создании же литературного
направления под названием «акмеизм»
было официально заявлено 11 февраля 1912
года на заседании «Академии стиха», а
в № 1 журнала «Аполлон» (этот журнал под
редакцией С. Маковского стал основным
печатным органом акмеистов) за 1913 год
появились статьи Гумилева «Наследие
символизма и акмеизм» и Городецкого «Некоторые
течения в современной русской поэзии»,
которые считались манифестами новой
школы.
В своей знаменитой статье «Наследие
символизма и акмеизм» Н. Гумилёв писал:
«На смену символизма идет новое направление,
как бы оно ни называлось, акмеизм ли (от
греческого слова “акме” высшая степень
чего-либо, цвет, цветущая пора), или адамизм
(мужественно твердый и ясный взгляд на
жизнь), во всяком случае, требующее большего
равновесия сил и более точного знания
отношений между субъектом и объектом,
чем то было в символизме» (Гумилев Н. Критика
русского постсимволизма: Антология. -
М.: Олимп, АСТ, 2002. - 384 с. - С. 20 - 25.).
В выбранном названии этого
направления утвердилось стремление самих
акмеистов постигать вершины литературного
мастерства. Символизм очень тесно был
связан с акмеизмом, что его идеологи постоянно
и подчеркивали, в своих идеях отталкиваясь
от символизма.
В статье «Наследие символизма
и акмеизм» Гумилев, признавая, что «символизм
был достойным отцом», заявил, что он «закончил
свой круг развития и теперь падает». Проанализировав
как отечественный, так и французский
и германский символизм, он сделал вывод:
«Мы не согласны приносить ему (символу)
в жертву прочие способы воздействия и
ищем их полной согласованности», «Акмеистом
труднее быть, чем символистом, как труднее
построить собор, чем башню. А один из принципов
нового направления - всегда идти по линии
наибольшего сопротивления».
О различиях между символизмом
и акмеизмом писал также Сергей Городецкий
в статье «Некоторые течения современной
русской поэзии»: «Борьба между акмеизмом
и символизмом, если это борьба, а не занятие
покинутой крепости, есть, прежде всего,
борьба за этот мир, звучащий, красочный,
имеющий формы, вес и время, за нашу планету
Землю. Символизм, в конце концов, заполнив
мир «соответствиями», обратил его в фантом,
важный лишь постольку, поскольку он сквозит
и просвечивает иными мирами, и умалил
его высокую самоценность. У акмеистов
роза опять стала хороша сама по себе,
своими лепестками, запахом и цветом, а
не своими мыслимыми подобиями с мистической
любовью или чем-нибудь еще. После всех
«неприятий» мир бесповоротно принят
акмеизмом, во всей совокупности красот
и безобразий» (Городецкий С. Некоторые
течения в современной русской поэзии
// Критика русского постсимволизма: Антология.
- М.: Олимп, АСТ, 2002. - 384 с. - С. 12 - 20.).
Помимо символизма, акмеисты
выявляли следующих своих предшественников:
Уильяма Шекспира, Франсуа Рабле, Франсуа
Вийона и Теофиля Готье. Считалось, что
Шекспир показал внутренний мир человека,
Рабле - тело и его радости, мудрую физиологичность,
Вийон поведал о жизни, нимало не сомневающейся
в самой себе; Теофиль Готье для этой жизни
нашёл в искусстве достойные одежды безупречных
форм. Соединить в себе эти четыре момента
- вот к чему стремились акмеисты.
Известное стихотворение Теофиля
Готье «Искусство», переведенное Гумилевым,
воспринималось как своеобразное кредо
акмеизма:
Искусство тем прекрасней,
Чем взятый материал бесстрастней:
Стих, мрамор иль металл…
Именно «бесстрастный материал»
характерен для поэзии акмеистов.
Одним из главных критериев
в поэзии акмеизма стало внимание к слову,
к красоте звучащего стиха. Складывалась
некая общая ориентация на другие, чем
у символистов, традиции русского и мирового
искусства.
В статье 1919 года «Утро акмеизма»
О. Мандельштам выделял «слово как таковое»
как важнейшую составляющую акмеизма.
«Медленно рождалось "слово как таковое".
Постепенно, один за другим, все элементы
слова втягивались в понятие формы, только
сознательный смысл. Логос, до сих пор
ошибочно и произвольно почитается содержанием.
От этого ненужного почета Логос только
проигрывает. Логос требует только равноправия
с другими элементами слова. Футурист,
не справившись с сознательным смыслом
как с материалом творчества, легкомысленно
выбросил его за борт и по существу повторил
грубую ошибку своих предшественников.