Франц Кафка "Превращение"

            То, что он исчез как человеческое  существо и как брат, а теперь  должен исчезнуть как жук, стало  смертельным ударом для Грегора.  Слабый и искалеченный, он с  огромным трудом уползает в  свою комнату. В дверях он оборачивается, и последний его взгляд падает на спящую мать. "Как только он оказался в своей комнате, дверь поспешно захлопнули, заперли на задвижку, а потом и на ключ. Внезапного шума, раздавшегося сзади, Грегор испугался так, что у него подкосились лапки. Это сестра так спешила. Она уже стояла наготове, потом легко метнулась вперед - Грегор даже не слышал, как она подошла, - и, крикнув родителям: "Наконец-то! ", повернула ключ в замке" [6, с.231]. Очутившись в темноте, Грегор обнаруживает, что больше не может двигаться и, хотя ему больно, боль как будто уже проходит. "Сгнившего яблока в спине и образовавшегося вокруг него воспаления, которое успело покрыться пылью, он уже почти не ощущал. О своей семье он думал с нежностью и любовью. Он тоже считал, что должен исчезнуть, считал, пожалуй, еще решительней, чем сестра. В этом состоянии чистого и мирного раздумья он пребывал до тех пор, пока башенные часы не пробили три часа ночи. Когда за окном все посветлело, он еще жил. Потом голова его помимо его воли совсем опустилась, и он слабо вздохнул в последний раз" [6, с.231].

            Сцена VIII. Грегор мертв; утром  служанка находит высохшее тело, и семью насекомых охватывает  могучее, теплое чувство облегчения. Эту грань истории надо рассматривать внимательно и любовно. Грегор - человек в обличий насекомого; его родичи - насекомые в человеческом облике. Грегор умер, и насекомые их души сразу ощущают, что теперь можно радоваться жизни.

             Служанка распахивает окно настежь,  в уличном воздухе уже чувствуется тепло: на исходе март, и насекомые пробуждаются от спячки.

             Сцена IX. Чудесная картинка: жильцы  угрюмо требуют завтрак, а вместо  этого им показывают труп Грегора. "Они вошли туда и в уже  совсем светлой комнате обступили труп Грегора, спрятав руки в карманах потертых своих пиджачков" [6, с.232

              Сцена X. Последняя сцена великолепна  в своей иронической простоте. Весеннее солнце светит на  сестру и родителей, пишущих  - каллиграфия, членистые ножки,  радостные лапки, три насекомых пишут три письма, - объяснительные записки своим начальникам. "Они решили посвятить сегодняшний день отдыху и прогулке; они не только заслуживали этого перерыва в работе, он был им просто необходим". Служанка, закончив утренние труды, уходит и с добродушным смешком говорит им: "Насчет того, как убрать это, можете не беспокоиться. Уже все в порядке" [6, с.232]. Г-жа Замза и Грета с сосредоточенным видом снова склонились над своими письмами, а г-н Замза, видя, что служанка намеревается рассказать все в подробностях, остановил ее решительным движением руки...

              Затем они покинули квартиру  все вместе, чего уже много  месяцев не делали, и поехали  на трамвае за город. Вагон,  в котором они сидели одни, был полон теплого солнца. Удобно откинувшись на своих сиденьях, они обсуждали виды на будущее, каковые при ближайшем рассмотрении оказались совсем неплохими, ибо служба, о которой они друг друга до сих пор, собственно, и не спрашивали, была у всех у них на редкость удобная, а главное - она многое обещала в дальнейшем. Самым существенным образом улучшить их положение легко могла сейчас, конечно, перемена квартиры; они решили снять меньшую и более дешевую, но зато более уютную и вообще более подходящую квартиру, чем теперешняя, которую выбрал еще Грегор. Когда они так беседовали, господину и госпоже Замза при виде их все более оживлявшейся дочери почти одновременно подумалось, что, несмотря на все горести, покрывшие бледностью ее щеки, она за последнее время расцвела и стала пышной красавицей. Приумолкнув и почти безотчетно перейдя на язык взглядов, они думали о том, что вот и пришло время подыскать ей хорошего мужа. И как бы в утверждение их новых мечтаний и прекрасных намерений, дочь первая поднялась в конце их поездки и выпрямила свое молодое тело" [6, с.232].

 

ВЫВОДЫ

 

Итак, можно сделать такие выводы:

Можно выделить такие основные темы рассказа:

1. Значительную роль в рассказе  играет число три. Рассказ разделен  на три части. В комнате Грегора  три двери. Его семья состоит  из трех человек. По ходу рассказа появляются три служанки. У трех жильцов три бороды. Три Замзы пишут три письма. Символы могут быть подлинными, а могут быть банальными и глупыми. Абстрактное символическое значение истинно художественного произведения никогда не должно превалировать над прекрасной пламенеющей жизнью.

Так что акцент на числе три в "Превращении" имеет скорее эмблематический  или геральдический характер, нежели символический. В сущности, роль его  техническая. Троица, триплет, триада, триптих - очевидные формы искусства, как, например: юность, зрелость, старость - или любой другой троичный, трехчастный сюжет. Триптих означает картину или изваяние в трех отделениях, рядом, и как раз такого эффекта достигает Кафка, давая, например, три комнаты в начале рассказа - гостиную, комнату Грегора и комнату сестры, с комнатой Грегора в центре. Кроме того, трехчастное строение ассоциируется с тремя актами пьесы. И наконец, надо отметить, что фантазия Кафки подчеркнуто логична: что может быть родственнее логике, чем триада тезис - антитезис - синтез? Так что оставим кафкианскому символу "три" только эстетическое и логическое значения и полностью забудем обо всем, что вчитывают в него сексуальные мифологи под руководством венского шамана.

Другая тематическая линия - это  линия дверей, отворяющихся и затворяющихся; она пронизывает весь рассказ.

Третья тематическая линия - подъемы  и спады в благополучии семьи  Замза; тонкий баланс между их процветанием и отчаянно жалким состоянием Грегора.

Нужно обратить внимание на стиль  Кафки. Ясность его речи, точная и строгая интонация разительно контрастируют с кошмарным содержанием рассказа. Его резкое, черно-белое письмо не украшено никакими поэтическими метафорами. Прозрачность его языка подчеркивает сумрачное богатство его фантазии. Контраст и единство, стиль и содержание, манера и материал слиты в нерасторжимое целое.

Метаметафора в творчестве Франца Кафки является не отдельно взятым тропом, а приемом, с помощью которого происходит организация того или  иного текста. Метаметафора заключена в самой идее произведения, то есть в превращении Грегора Замзы в насекомое. С помощью метаметафоры художник добивается необыкновенного эффекта: какой-то абсурдностью, нелепостью он заставляет задумываться над главными законами бытия, над трагичностью человеческой судьбы, над существованием каких-то высших сил, управляющих жизнью людей.

Метаметафора обнаруживается в  наложении двух миров, в столкновении чего-то неестественного с реальным, то есть в абсурдной ситуации. Но осознать наличие этих двух миров – значит уже начать разгадывать их тайные связи. У Ф. Кафки эти два мира – мир повседневной жизни и фантастический.

Искусство Кафки – искусство  пророческое. Поразительно точно изображенные странности, коими так наполнена  воплощенная в этом искусстве  жизнь, читатель должен понимать не более как знаки, приметы и симптомы смещений и сдвигов, наступление которых во всех жизненных взаимосвязях писатель чувствует, не умея, однако, в этот неведомый и новый порядок вещей себя "вставить". Так что ему ничего не остается, кроме как с изумлением, к которому, впрочем, примешивается и панический ужас, откликаться на те почти невразумительные искажения бытия, которыми заявляет о себе грядущее торжество новых законов.

Особенность Кафки заключается  в том, что он, сохранив всю традиционную структуру языкового сообщения, его грамматико-синтаксическую связность и логичность, связность языковой формы, воплотил в это структуре кричащую, вопиющую нелогичность, бессвязность, абсурдность содержания. Специфически кафкианский эффект – все ясно, но ничего не понятно. Но при вдумчивом чтении, осознав и приняв правило его игры, можно убедиться, что Кафка немало чего важного рассказал о своем времени. Начать с того, что он абсурд назвал абсурдом и не побоялся воплотить его.

 

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

 

1. Литературный энциклопедический  словарь. – М., 1987. – 700 с. 

2. Античные мыслители об искусстве.  – М., 1958. – 360 с. 

3. Статьи и мысли об искусстве.  – М., 1946. – 130 с. 

4. Анализ стилей зарубежной художественной  и научной литературы. –М., 1986. – 310 с.

5. Андроник А.В. Место новеллы  "В исправительной колонии"  в художественном мире Кафки. // Открытый урок. – 2001. - № 5 - 6. – С.27 – 34.

6. Голышева В. Франц Кафка  "Превращение". // Иностранная литература. – 1997. - № 11. – С.214 – 239.

7. Апта С. Франц Кафка "Превращение". // Иностранная литература. – 1964. - № 1. – С.17 – 184.

8. Paul L. Lansberg ”The Kafka Problem” ed. Angel Flores, 1946. – 217 pp.

9. Бланшо М. От Кафки к Кафке.  – М., 1998. – 420 c.

10. Давид К. Франц Кафка. – Харьков, 1998. – 290 с.

11. Карельский А. Лекция о творчестве  Франца Кафки. // Иностранная литература. – 1995. - №8. – С.102 – 109.

12. Литературные  манифесты от символизма до  наших дней. / Сост.С. Джимбинов.  М., 2000. – 540 с. 

13. Манн  Т. В честь поэта. // Нева. – 1993. - №7. – С.14 – 21.

14. Матран  Л. Актуален ли Кафка? // Вопросы  философии. – 1975. - №9. – С.32 –  37.

15. Набоков  В.В. Лекции по зарубежной литературе. – М., 1998. – 240 с.