Человек, творчество и культура в философии Николая Александровича Бердяева.

       Человек свободен, когда, он находится  в состоянии творческого подъема.  Таким образом, творчество - это  освобождение человека от рабства. 

     Культура.

       Философия Н.А.Бердяева  явилась гениальным выражением духовного драматизма переломной эпохи, когда человеческий дух обнаруживает, что старые культурные формы стали тесны для его развития и ищет для себя новых форм и способов воплощения.

     В своих работах Н.А. Бердяев обращает внимание на то, что культура подошла  к глубочайшему внутреннему кризису. Все линии культуры доходят до предельных концов и выходят из дифференцированных ценностей. Основная проблема XIX и XX века - проблема отношения творчества (культуры) к жизни (бытию). На вершинах культуры мучит человека противоположность  между тем, чтобы создавать что-то, и тем, чтобы быть чем-то. Гении  творили, но недостаточно были; святые были, но мало творили. Творчество рождалось  из несовершенства и недостатка. Слишком совершенные перестают творить. Есть трагический антагонизм, считает Н.Бердяев, между человеком совершенным как делом Божьего творчества и человеческим совершенным творчеством как делом активности самого человека. "Вступите на путь йоги, или православной святости, или толстовства, на путь собственного совершенствования, и вы перестанете творить. Существует двоякая трагедия творчества, двусторонне раскрывающая ту истину, что в мире не было еще религиозной эпохи творчества. Творчество антагонистично, с одной стороны, совершенству человека, с другой - совершенству культуры"¹⁰.

       Творчество находится в тисках  между устремлением к совершенству  души и устремлением к совершенству  культурной ценности. Религиозное,  духовное творчество проходит  через жертву и собственным  совершенством, и совершенством  культуры во имя создания нового  бытия, продолжения дела Божьего  творения. И бесконечно важно,  по мнению Н.А. Бердяева, вскрыть  тройной антагонизм: антагонизм  домостроительства ценностей культуры  и домостроительства личного  совершенства, антагонизм творчества  и культуры и антагонизм творчества  и личного совершенства. Лишь  творческая религиозная эпоха,  как надеется Бердяев, преодолеет  все три антагонизма. Творчество  выйдет из тисков личного совершенства  и совершенства ценностей культуры. Творчество перейдет к космическому  совершенству, в котором претворится  в единое - совершенство человека  и совершенство его созиданий.  Доныне мир знал по преимуществу  два пути: созидание собственной  души или созидание совершенной  культуры. Мировой кризис культуры  выведет из этой противоположности. 

       Н.А. Бердяев считал, что культура  по глубочайшей своей сущности  и по религиозному своему смыслу  есть великая неудача. Философия  и наука есть неудача в творческом  познании истины; искусство и  литература - неудача в творчестве  красоты; семья и половая жизнь  - неудача в творчестве любви;  мораль и право - неудача в  творчестве человеческих отношений;  хозяйство и техника - неудача  в творческой власти человека  над природой. Культура во всех  ее проявлениях есть неудача  творчества, есть невозможность  достигнуть творческого преображения  бытия. Культура кристаллизует  человеческие неудачи. Все достижения  культуры - символические, а не  реалистические. В культуре достигается  не познание, а символы познания, не красота, а символы красоты,  не любовь, а символы любви,  не соединение людей, а символы  соединения, не власть над природой, а символы власти. Культура так  же символична, как и породивший  ее культ. 

       Культ - религиозная неудача, неудача  в богообщении. Культ был лишь символическим выражением последних тайн. Церковь в своих видимых воплощениях имеет культурную природу и разделяет судьбу культуры и все ее трагические неудачи. Культ - религиозный исток культуры и сообщал ей свой символизм. И все великое в культуре было символически-культовым. В культуре есть вечная, мучительная неудовлетворенность. Кризис культуры и есть последняя воля человека к переходу от символически-условных достижений к достижениям реально-абсолютным.

       Неудача и неудовлетворительность  культуры, по мнению Бердяева, связаны  с тем, что культура во всем  закрепляет плохую бесконечность, никогда не достигает вечности. Культура есть лишь творчество плохой бесконечности, бесконечной серединности. Поэтому культура метафизически буржуазна.

       Кризис культуры, по мнению Н.А.  ердяева, и означает невозможность дальнейшего существования буржуазной культуры. Творчество новой эпохи преодолеет культуру изнутри, не извне. Творческая мировая эпоха может быть лишь сверхкультурной, а не докультурной и не внекультурной - она принимает положительный религиозный смысл культуры, признает великую правду всякой культуры против всякого нигилизма. Культура всегда права против нигилизма и анархии, против дикости и варварства. Сама неудача культуры - священная неудача, и через неудачу эту лежит путь к высшему бытию. Но до претворения культуры в высшее бытие она должна пройти через секуляризацию. Государство, семья, наука, искусство должны стать внецерковны, их нельзя насильственно удерживать в церковной ограде. Да и подлинная церковь не имеет ограды. Мирская культура должна свободно, имманентно прийти к новой религиозной жизни. Выход из религиозной опеки есть наступление религиозного совершеннолетия, выявление свободной религиозной жизни. В творчестве культуры было прохождение через богооставленность, через расщепление субъекта и объекта. Сама религия была разделением, разрывом с Богом, пафосом дистанции.

       Трагедия творчества и кризис  культуры с особенной остротой  переживаются русским гением. В  строе русской души, как отмечает  Н.Бердяев в работе "Смысл творчества", есть противление тому творчеству, которое создает дурно-бесконечную, буржуазно-серединную культуру, есть жажда творчества, которое создает новую жизнь и иной мир. Душа России как бы не хочет создавать культуру через распадение субъекта и объекта. В целостном акте хочет русская душа сохранить целостное тождество субъекта и объекта. На почве дифференцированной культуры Россия может быть лишь второстепенной, малокультурной и малоспособной к культуре страной. Всякий творческий свой порыв привыкла русская душа соподчинять чему-то жизненно-существенному - то религиозной, то моральной, то общественной правде. Русским не свойствен культ чистых ценностей. У русского художника трудно встретить культ чистой красоты, как у русского философа трудно встретить культ чистой истины. И это во всех направлениях. Русский правдолюбец хочет не меньшего, чем полного преображения жизни, спасения мира. С чертой этой связано самое великое и истинно оригинальное в русской культуре, но она же рождает что-то тяжелое и мрачное в русской жизни. Русская душа берет на себя бремя мировой ответственности, и потому не может она творить ценности культуры так, как творит душа латинская или германская.

       Трагедия творчества и кризис  культуры достигли последнего  заострения у великих русских  писателей: у Гоголя, у Достоевского, у Толстого. Философскому осмыслению  их произведений посвящены работы  Н.А. Бердяева "Откровение о  человеке в творчестве Достоевского" (1918), "Миросозерцание Достоевского" (1926), "О религии Льва Толстого" (1912), "Три юбилея: Л.Толстой, Генрик  Ибсен, Н.Федоров" (1928).

       Бердяев считал, что русская культура  призвана оказать влияние на  западных людей, подчеркивал ее  мессианизм, связанный с русскими  странниками и искателями Града  Божьего и правды Божьей. Россия, подчеркивал он, менее всего страна  средних состояний, средней культурности. "У нас всегда и во всем  средний уровень очень низок.  В строгом европейском смысле  слова в России почти что и нет культуры, нет культурной среды и культурной традиции. В низах своих Россия полна дикости и варварства, она в состоянии докультурном, в ней первобытный хаос шевелится. Эта восточная, татарская некультурность и дикая хаотичность - великая опасность для России и ее будущего. Но на вершинах своих Россия сверхкультурна: там заостряется мировой кризис культуры"¹¹. Историческая задача русского самосознания - различить и разделить русскую сверхкультурность и русскую докультурность, логос кризиса культуры на русских вершинах и дикий хаос в русских низах.

       Исторически в России неизбежен  не только мировой кризис культуры, но неизбежно и послушание  мировой культуре. Ибо в России  легче всего восстание против  буржуазной культуры принимает  форму нигилизма и анархии.  Но на почве буржуазной культуры  Россия никогда не будет талантлива. Ее гениальность в ином. Россия  не может остаться только Востоком  и не должна сделаться только  Западом. Миссия России - быть  Востоко-Западом, соединительницей двух миров. И Россия призвана с последней остротой поставить конечную проблему отношения религиозного сознания к творчеству и культуре.

       На Западе огромность и утонченность  его культуры затемняет постановку  этой проблемы. Но и на Западе  совершается кризис творчества  и кризис культуры. Запад подавлен  величием своей старинной культуры, подмечает Н.Бердяев. Западный  человек вечно обращается к  богатствам и ценностям своего  великого прошлого, и новые его  искания легко принимают форму  реставрации и воскрешения прошлого. Вечно возвращающаяся романтика  Запада несет на себе печать  творческого бессилия. А судорожный  отрыв рождает уродство футуризма.  Русский человек даже высокой  культуры безмерно свободнее  в своих исканиях и сильнее  в своих творческих порывах.

       Творчество.

       Если говорить по большому счету, то ум Бердяева всецело поглощен экзистенциальным интересом к человеку. Однако его волновала не столько трагедия человеческого существования, сколько свобода человеческого творчества, он вдохновлялся не сопереживанием, а антроподицеей — оправданием человека в творчестве и через творчество.

     "Может  ли человек спасаться и в  то же время творить, может  ли он творить и в то же  время спасаться?" - вот основной  вопрос, вокруг которого выстраивается  одна из ключевых статей Бердяева "Спасение и творчество". Проблема эта чрезвычайно заостряется под пером мыслителя, усугубленная его собственным религиозным дуализмом, изначально разводящим спасение и творчество по разным сферам бытия: Церковь занята спасением, творчеством занят светский мир.

       Преодолением этого разрыва должно  стать освящение и оправдание  Церковью творческих дел, которыми  занят мир светский. Однако идея  о воцерковлении творчества выступает у Бердяева в интерпретации, своеобразие которой можно приписать романтическому духу Серебряного века. Главную проблему для творчества он ищет, прежде всего, в самой Церкви. "Система иерократизма, исключительное господство священства в жизни Церкви, а через Церковь и в жизни мира, есть подавление человеческого начала ангельским, подчинение человеческого начала ангельскому началу как призванному водительстовать жизнью"¹².

       Однако подавление человеческого  начала, недопущение его своеобразного  творческого выражения есть "ущербление христианства" как религии Богочеловечества, полагает Н.Бердяев. Средневековая культура, продолжает он, по идее своей была ангельской, а не человеческой. Господство ангельского начала всегда ведет к символизму, к условному знаковому отображению в человеческом мире небесной жизни без реального ее достижения.

       Достижение Нового времени Н.А.  Бердяев видит в том, что  оно низвергло символику и  совершило разрыв. Человек восстал  во имя свободы и пошел своим самочинным путем. Это, как ни странно для христианского мыслителя, особенно импонирует Бердяеву. По его теории, современный христианин живет в двух перебивающихся ритмах - в Церкви и в мире, в путях спасения и путях творчества.

       Творчество для Бердяева неразрывно  связано с идеей свободы. В  статье "О творческой свободе  и фабрикации душ", явившейся  ответом на гонения Ахматовой  и Зощенко советской властью,  он подчеркивает: "Творчество  и есть акт свободы. Творчество  духовной культуры никак не  может быть организовано по  образцу хозяйственной жизни  страны или военной казармы.  Это было бы смертью творчества".

       Отдавая должное смирению, способствующему  реальному изменению и преображению  человеческой природы, господству  духовного человека над душевным  и плотским человеком, он тем не менее указывает на то, что смирение "подавляет и угашает" дух.

       В Новое время, по мнению  Н.Бердяева, все духовно значительные  люди были духовно одиноки.  Это одиночество гения было  порождено дуализмом Добра и  Зла. Преодолеть его может лишь  христианское возрождение, которое  будет творческим. Но творческое  церковное возрождение "нельзя  мыслить в иерократических категориях, нельзя втиснуть в рамки церковного профессионализма, нельзя мыслить как исключительно процесс "сакральный", в противоположность процессам "профанным"¹³.

       Н.Бердяев говорит о том, что  нужно устранить устаревший спор  о чистом искусстве для искусства.  Такого искусства никогда не  существовало - это фикция. Свободный  творческий гений или талант  не находится в пустоте, его  творческие акты связаны с  миром и человеческим обществом,  он микрокосм.