Так как русский народ никогда не был
ограничен пространством, он не хочет
ограничивать себя и в социальной и духовной
сферах. У русских всегда сильное желание
прочувствовать и познать все явления
до самой глубины, желание получить всё
сразу и одним махом (исторической иллюстрацией
этого может являться желание большевистского
движения совершить мировую революцию;
также можно отметить, что Россия не раз
после окончания каких–либо военных действий
направлялась в освободительные походы
захваченных государств, чтобы все до
единого жителя были свободны). Если же
русский человек кается в грехах, то так,
что расшибает себе лоб, если пьёт, то до
того, что черти ему являться начинают,
а если любит, то любит до такого изнеможения
души, что любой другой назвал бы это не
любовью, а пыткой. Однако такое стремление
к размаху давит на душу: «безграничность
не освобождает, а порабощает её».
По мнению
Бердяева, русскому народу нужен заступник:
«Со всех сторон чувствовал себя русский
человек окружённым огромными пространствами,
и не страшно ему было в этих недрах России.
Огромная русская земля, широкая и глубокая,
всегда выводит русского человека, спасает
его»34. Следовательно,
отмечаем ещё одну особенность русского
менталитета: русский человек – ведомый человек.
Русским свойственно бегство от личного
выбора в критических ситуациях и полагание
на «ведущего», повышенная зависимость
от лидеров, потребность в опоре на власть
и руководство. «Русский народ, с присущей
русской душе страстностью, – отмечал
Бердяев, – всегда ожидал и ожидает «властелина»35. Причём лидер
такой – чаще всего чужеземуц. По мнению
Гачева, России, такой необъятной и «расползающейся»
необходимо завести мужа «заставой богатырской»,
«железным занавесом», «и этот мужик –
чужеземец»36. Недаром привлекались
варяги на Русь править и царствовать.
Роль второстепенного ведущего в русском
народе всегда играла вера, вера во что
бы то ни было – в доброго царя или в судьбу.
«Сколько бы не заводили неведомо куда,
он всегда верит в то, что придёт тот кто–то,
кто проложит новую дорогу из кирпича
справедливости, возьмёт за руку и поведёт
за собой», – пишет в своих работах А.И.
Рёдель37. Для русского
верить – значит жить, руководствоваться
не расчётом, не соображением выгоды, а
принципами, убеждениями, эмоциями, душой.
Пассивность Н.Бердяев называет «вечно–бабьим»38в русской душе,
то есть недостатком мужественного начала. «Вечно–бабье»
в России всегда больше распространялось
на русских мужчин, нежели на женщин. Русская
женщина есть тот вечный двигатель русской
жизни, который заставляет ещё куда–то
идти. Мужчина же – генератор идей. Русская
женщина умеет быстро распорядиться насчёт
того, что сделать и как, где и зачем. Ярким
отражением вышесказанного в российской
истории может служить правление
Екатерины II и Петра III. Екатерина, женщина
с хваткой, знающая дело, её все уважают,
все готовы ей поклоняться, и её муж Петр,
беспрестанно играющий в оловянных солдатиков. Пассивность выражается в том,
что русский человек не любит выделяться,
участвовать в активной деятельности
на виду у всех, он любит больше смотреть,
наблюдать, оценивать и обсуждать. Отсюда
– обломовщина (И.А.Гончаров: «В своем романе
«Обломов» я изобразил лень и апатию как
стихийную русскую черту»39).
Русскому сознанию свойственна неторопливость в делах: «Пока гром
не грянет, мужик не перекрестится», «на
охоту идти, собак кормить».
Ещё одна черта
русского менталитета – преклонение перед красотой. Вообще
русские люди всегда тянутся к чему–то
прекрасному и так тянутся, как позволяет
вся широта русской души. Созерцание великолепных
пейзажей рождало прекрасные народные
песни. Сколько чудесных картин было создано
под впечатлением прекрасного. Так как
широка и глубока душа русская, она и чувствует
шире и глубже. Красота в России всегда
притягивала, изнутри исходил какой–то
зов, какая–то потребность красоты. Можно
сказать, в истории она была даже определяющим
фактором
Выбор
веры на Руси, между прочим, был
сделан в пользу православия
не случайно. По мнению князя
Владимира, в православных византийских
храмах песни были красивее, чем
в храмах иной веры, поэтому на
Руси было принято именно православие. Обращаясь к
Н.А. Бердяеву, отметим, что «русский человек
может быть святым, но не может быть честным»40. Идеал русского
святость, у него недостаточно сильно
осознание того, что честность обязательна
для каждого человека.
Коллективность. Есть еще одно русское
слово, которое хорошо передает эту черту
менталитета русского человека – «артельность».
Коллективность заключается в приоритете
общих интересов, целей над личными. «У
русских как численно достаточно большого
этноса в условиях очень низкой плотности
населения и тесного выработаться «общенациональный»,
«узкоэтнический» коллективизм, стремление
к объединению по сугубо этническому признаку»41.
Коллективность высоко оценивается в
России, она относится к национальным
ценностям. «В противоположность западному
русское мировоззрение содержит в себе
ярко выраженную философию «Мы»… – писал он. – «Мы»,
а не «Я»42.
Душевность
русского человека. Душевность – это
уникальное стремление и способность
русской души к установлению личных отношений
на любом уровне социальных отношений.
Гуманность, душевная мягкость – важнейшие
установки русского сознания. Русскому
человек свойственно сострадание к другим
людям, доброта и всепрощение, «всемирная
отзывчивость».
Гостеприимство
– важнейший императив русского менталитета,
национальная ценность. Русский человек,
приглашая домой, оказывает высшую честь
гостю. Видный отечественный
историк и писатель
Н.М. Карамзин по поводу гостеприимства
наших предков писал: «Всякий путешественник
был для них как бы священным: встречали
его с ласкою, угощали с радостию, провожали
с благословением»43. Срок гостевания
у русских не ограничен, русские обижаются,
если гости рано уходят или плохо едят.
Принято угощать, когда бы гость ни пришел
и независимо от того, званый он или нет.
Вместе с тем, в гостях главное – общение,
именно для душевного общения приглашают
в гости и ходят в гости.
Инерционность
– важно свойство русского сознания («русские
долго запрягают, хотя и быстро ездят»).
Русского человека трудно быстро раскачать,
вовлечь в коллективные игры, забавы –
он может «разойтись» только среди своих,
постепенно.
Историческая
терпеливость. Русское сознание очень
терпеливо относится к историческим и
личным испытаниям. Русский человек сохраняет
терпение и надежду на будущее, демонстрирует
упорство в отстаивании своего дела даже
в самых тяжелых, почти безнадежных ситуациях.
В русском сознании существуют такие стереотипы
как: «Все образуется», «все к лучшему».
Русский человек быстро смиряется, переходя
от бунта к покорности. Для него характерна
быстрая уставаемость от реформ, борьбы.
В таких ситуациях вступают в действие
стереотипы: «Все как–нибудь устроится»,
«все образуется», «видно судьба наша
такая». Смирение считается главной православной
добродетелью.
Неосмотрительность.
Неосмотрительность тесно с известным
русским принципом «авось» – убеждением,
что все само собой разрешится, что способ
решить ту или иную проблему в свое время
сам найдется. Авось – это принцип деятельности,
отраженный в целом ряде стереотипов русского
сознания: «Будет день – будет пища», «русский
крепок на трех сваях: авось, небось да
как–нибудь». Русское сознание не любит
тщательно продумывать план, детально
готовиться. При этом русский человек
часто осознает неправильность своих
действий после их совершения: «Русский
задним умом крепок».
Смекалка
– чисто русское слово: умение приспособить,
заменить, использовать что–либо не по
назначению, в несвойственной ему функции,
чтобы компенсировать нехватку запасных
частей, инструментов, материальных средств
и т.д. Это – умение приспособиться, найти
выход из положения, что является средством
компенсации действующего принципа «авось».
Нелюбовь
к среднему. Русское сознание склонно
к крайностям («все или ничего»), оно не
любит постепенности, эволюционности.
Русское мышление не любит середины, оно
бескомпромиссно по своей сути. Компромисс
русским сознанием рассматривается как
беспринципность, неумение проявить волю,
настоять на своем. Стоящих за свое «до
конца» уважают, независимо от того, какую
идею этот человек отстаивает.
Закононебрежение.
Это отношение к законам, правилам как
допускающим исключения для отдельных
людей, в отдельных обстоятельствах. Это
стойкое убеждение, что из всех правил
могут быть исключения. Русское сознание
полагает, что закон не для всех (понятия
«без очереди», «в порядке исключения»).
Если нельзя, но очень хочется, то можно,
глубокое убеждение русского человека
в том, что «все можно сделать, обо всем
можно договориться» Отношение русского
сознания к законам иногда определяют
как правовой нигилизм – уникальный стереотип
сознания. Закон рассматривается русским
сознанием как некая внешняя недобрая
сила. В. Колесов отмечает: «Для русского
человека неприятие всех форм нормализации
(вопреки естественному закону) как раз
и было всегда определяющей чертой поведения,
желания делать назло»44.
Ответственность
перед внешним контролем. Ответственность по–русски означает
сознательное выполнение внешних предписаний.
Это – боязнь контроля извне, боязнь наказания
в случае отклонения от утвержденного
стандарта действий. При этом в русском
сознании ослаблена внутренняя ответственность,
в результате чего даже хороший коллектив
при ослаблении руководства начинает
работать хуже. Русский человек привык
к постоянному сильному внешнему контролю,
фактически – к диктатуре и всевластию
начальства. «Нам нужна палка», «придите
к нам и владейте нами!», «суров, но справедлив»,
«боятся, значит, уважают» – стереотипы,
отражающие приверженность русского сознания
внешнему контролю.
Стремление
к справедливости. Это важнейшая ценность
русского сознания. Справедливость русский
менталитет трактует как фактическое
равенство для всех, как потребность в
общей уравнительности. Для традиционного
русского сознания характерно стремление
к равенству для всех: идея об обязательном
равенстве доступа к материальным благам,
материальным правам для всех, постоянная
борьба с привилегиями отдельных людей
и групп людей. Любое богатство русский
менталитет считает нажитым нечестно
– его справедливо отнять и отдать бедным
и обиженным, то есть тем, у кого богатства
нет. Борьба с привилегиями воспринимается
как борьба за справедливость.
Второстепенность
материального. Русское сознание относится
к материальному как к не главному в жизни.
Положительно оценивается неприхотливость,
русский человек, в общем, не стесняется
жить и работать в скромных условиях, любит
неформальную одежду, простую обстановку.
Любопытно, что русское сознание восхищается
скромностью, бессребренностью знаменитых
людей, аскетов, считает их святыми, носителями
истины, но не считает долгом подражать
им. Человек не должен демонстрировать
высокие доходы, хвастаться деньгами считается
позорно. Отношение русского сознания
к деньгам – как к второстепенному в жизни:
«Не имей сто рублей, а имей сто друзей»,
«бедность не порок», «не в деньгах счастье».
Русский человек легко тратит деньги и
мнет купюры. Русский человек не боится
давать деньги в долг, брать в долг, может
попросить в долг у незнакомых, не берет
проценты, давая деньги в долг. В русском
понимании живо чувство, что владение
означает принадлежность чему–то, что
в богатстве задыхается свобода»45.
Национальная
самокритичность. Для русского сознания
привычно в других народах видеть достоинства,
оценивать чужое как интересное, хорошее,
качественное, а о себе – говорить плохо,
пренебрежительно, с осуждением. Но при
этом, русские любят критиковать себя,
но не любят, когда это делают другие.
Связывая
между собой перечисленные выше черты
российского менталитета, можно сформулировать
его сущность как постоянное стремление
к выходу за рамки существующих, ограничивающих
свободное развитие человека обстоятельств
на основе единства воли и действий всех
людей и поколений.
Заключение
Таким образом, следует
сказать, что русская этническая идентичность,
безусловно, имеет свои характерные черты,
отличные от черт присущих иным народам,
складывались веками. Та внутренняя сила,
духовность и жертвенность народа, его
доброта, душевная простота, сострадание
и бескорыстие и, вместе с тем, инертность,
нелогичность и нерациональность поступков,
поведение, оправданное чаще всего лишь
интуицией, все это делает русский народ
не похожим ни на один народ в мире.
Конечно нельзя отрицать, что отдельные
черты встречаются у нескольких народов,
но везде они имеют свою специфику и неповторимость.
Сущность
русского национального самосознания
состоит в его принципиальной связи с
традиционными ценностями русской культуры,
к которым принято относить: коллективизм,
религиозность, трудолюбие, самоограничение,
высокие нравственные идеалы, крепкая
семья, приоритет духовного – над материальным,
жертвенности и долга – над потребительством
и эгоизмом, любви и справедливости –
над правом сильного, служение общим целям,
верность правде, верность святыне.
К
числу ценностных основ русского характера
следует также отнести стремление русских
к идеалу, бесконечному, возвышенному
и святому, с чем они соразмеряют свое
сознание и свою жизнь, откуда берут начало
такие свойства характера как максимализм,
свободолюбие, огромная любовь к своей
Родине, готовность всегда за неё постоять.
Связывая
между собой перечисленные выше черты
российского менталитета, можно сформулировать
его сущность как постоянное стремление
к выходу за рамки существующих, ограничивающих
свободное развитие человека обстоятельств
на основе единства воли и действий всех
людей и поколений.
Необходимо
обратить пристальное внимание и следование
тем принципам и ценностям, которые близки
и присущи народу России, необходимы для
дальнейшего успешного обустройства и
укрепления нашей страны, для выбора правильного
пути ее развития. То есть, для разрешения
социальных, экономических, правовых противоречий,
которые имеют место в сегодняшней России,
необходимо учитывать традиции, нравственные
и ценностные ориентиры россиян.
Список
использованных источников
1. Бердяев, Н.А. Русская идея
/ Н.А. Бердяев. – Харьков: Фолио, 2004. –
616 с.
2. Бердяев, Н.А. Судьба России:
Сочинения / Н.А. Бердяев. – М.: Эксмо–пресс,
2001. – 735 с.
3. Бромлей, Ю.В. Очерки теории
этноса / Ю.В. Бромлей. – М.: Наука, 1983. –
412 с.
4. Бромлей, Ю.В. Этнос и география
/ Ю.В. Бромлей. – М.: Мысль, 1972. – 386 с.