Формирование общей теории криминалистики

¨ криминалистическая теория причинности;

¨ учение о криминалистической версии и о планировании расследования;

¨ теория криминалистического прогнозирования и др.

Приведенный перечень частных криминалистических теорий нельзя считать ни исчерпывающим, ни окончательным, потому что в литературе высказываются мнения о существовании  и других частных криминалистических теорий. Так, например, еще в 1961 г. В. П. Колмаков выдвинул идею создания теории криминалистической профилактики, поддержанную впоследствии И. Я. Фридманом и другими криминалистами[1]. Хотя это предложение, на наш взгляд, весьма спорно, оно, несомненно, заслуживает внимания. Точно так же обстоит дело с концепцией криминалистической реконструкции, идея которой была выдвинута И. М. Лузгиным. Не принимая данной позиции И. М. Лузгина по некоторым мотивам, которые мы приводим во втором томе Курса, не считаем возможным включить эту концепцию в перечень частных криминалистических теорий. Однако взгляды И. М. Лузгина, разделяемые И. Е. Быховским, В. В. Кувановым[2] и некоторыми другими авторами, не могут быть оставлены без внимания.

Приведенный перечень частных криминалистических теорий нельзя считать и окончательным, так как разработка и развитие общей теории криминалистики неизбежно приведут (и приводят) к возникновению в дальнейшем новых частных теорий, ибо процесс уточнения существующих и возникновения новых теорий происходит непрерывно. Так, работы М. Г. Коршика, С. С. Степичева, А. С. Кривошеева, Ф. В. Глазырина, П. П. Цветкова и И. А. Матусевича в области системного исследования определенных свойств личности и их значения для криминалистики[3] поставили на повестку дня вопрос о существовании такой новой частной криминалистической теории, как криминалистическое учение об использовании данных о свойствах личности. Вопрос о новых частных криминалистических теориях подробно рассматривается во втором томе настоящего Курса.

Частные криминалистические теории служат методологической базой исследования и разработки средств, приемов и методик расследования и предотвращения преступлений, также составляющих в своей совокупности часть предмета криминалистики. Эти средства, приемы и методики группируются в соответствующие системы и образуют разделы или отрасли криминалистики: криминалистическую технику, криминалистическую тактику и криминалистическую методику (методику расследования и предотвращения отдельных видов преступлений). Каждый из этих разделов состоит из системы определенных научных положений, именуемых в литературе “общими положениями”, и основанных на этих положениях систем средств, приемов и методик работы с доказательствами и т. д. Возникает вопрос: каково теоретическое значение общих положений техники, тактики и методики и в какой связи они находятся с общей и частными криминалистическими теориями?

По  нашему мнению, правильным было бы такое  решение этого вопроса. Общие  положения каждого из разделов криминалистики представляют собой систему тех  положений, тех элементов частных криминалистических теорий, которые относятся к данной совокупности средств, приемов и методик. Это своеобразный “экстракт” из содержания частных криминалистических теорий, состав которого зависит от того, где он будет применяться: в технике, тактике или в частной методике. Все, о чем говорится в “общих положениях”, содержится в частных криминалистических теориях, взятых в совокупности; в то же время не все содержание частных криминалистических теорий входит в “общие положения”. Даже сумма “общих положений” не равна содержанию суммы частных теорий, ибо в “общих положениях” содержится лишь специфическое только для данного раздела криминалистики, а общее для всех ее разделов в них не включается. Из этого следует, что “общие положения”, хотя и являются системой теоретических знаний, самостоятельного по отношению к частным криминалистическим теориям методологического значения не имеют. Как системы элементов частных теорий, “общие положения” входят в состав общей теории криминалистики, но не на правах ее самостоятельных структурных частей, а лишь как условные группировки некоторых ее категорий и понятий. Именно так следует оценивать и методологическое значение “общих положений”, которые не могут заменить собой ни частных криминалистических теорий, ни тем более общей теории криминалистики.

С этой точки зрения представляется необоснованным говорить о самостоятельном существовании  методологии криминалистической техники, как и любого другого раздела  криминалистики, даже если понимать под  ней отражение специфических закономерностей и результаты обобщения и анализа оперативной, следственной, судебной и экспертной практики[4], а тем более систему “разнообразных приемов и методов, тесно связанных между собой и дополняющих друг друга”[5].

Вместе  с тем, и частные криминалистические теории не исчерпывают собой содержания общей теории криминалистики.

Теория  науки не может обойтись без своего терминологического аппарата — языка  науки. Научная терминология — это  определенная языковая форма предметного  выражения мысли. Но слово — еще не сама мысль, а лишь материальный носитель информации об объекте, который им обозначается. “Истина, — пишет С. Г. Батищев, — не присуща самим языковым образованиям, в которых опредмечено истинное знание. Языковая материя мысли как таковая — это лишь “технический компонент мышления”[6].

Основу  языка науки составляет естественный язык. На его базе создаются те или  иные термины и символы, принятые в конкретной области научного знания и обладающие, в отличие от обычного языка, необходимыми для научного познания строгостью и однозначностью. Касаясь этого вопроса, Н. Бор писал, что, например, язык математики можно признать усовершенствованием общего языка, оснащающим его удобным средством для отображения таких зависимостей, для которых обычное словесное выражение оказалось бы неточным или слишком сложным. В связи с этим можно подчеркнуть, что необходимая для объективного описания однозначность определений достигается при употреблении математических символов именно благодаря тому, что таким способом избегают ссылок на сознательный объект, которыми пронизан повседневный язык, А. Эйнштейн и Л. Инфельд выразили ту же мысль еще более выпукло: “Научные понятия часто начинаются с понятий, употребляемых в обычном языке повседневной жизни, но они развиваются совершенно иначе. Они преобразуются и теряют двусмысленность, связанную с обычным языком, они приобретают строгость, что и позволяет применять их в научном мышлении”[7].

В настоящее время криминалистика обладает большим терминологическим  аппаратом. Однако некоторым криминалистическим терминам еще свойственна амбивалентность, многозначность общеязыковых понятий, что порождает их нечеткость и расплывчатость. Упорядочение терминологии, ее систематизация и унификация — задача общей теории криминалистики. В связи со все более расширяющимся процессом использования в криминалистике методов и понятий теории информации, формальной и математической логики, теории вероятностей и т. п. возникает проблема разработки знаковых систем в криминалистике — проблема, которую первым из советских криминалистов выдвинул и сформулировал А. И. Винберг[8]. Исследование тенденций разработки криминалистических знаковых систем также следует считать задачей общей теории криминалистики.

К числу общетеоретических вопросов криминалистики относится и ее методология в узком смысле — учение о методах криминалистических научных исследований, т.е. “инструментарий” исследователя-криминалиста, с помощью которого познается предмет науки. Учение о методах криминалистических научных исследований отражает: а) особенности применения в криминалистике общенаучных методов; б) сущность и содержание специальных методов криминалистики; в) формы трансформации методов криминалистических научных исследований в методы практической деятельности, в том числе и в методы судебного исследования.

Наконец, элементом общей теории криминалистики выступает систематика науки. В криминалистике она выражается, во-первых, в общей систематизации криминалистических научных знаний, то есть в системе науки. Это означает деление науки на части или разделы и указание оснований такого деления, выяснение внутренних связей между элементами, составляющими содержание каждой такой части или раздела науки, и внешних связей между частями или разделами. Во-вторых, систематика в криминалистике — это совокупность частных систем, каждая из которых объединяет только одну группу явлений, процессов, сторон объективной действительности. Таковы, например, системы тактических приемов проведения тех или иных процессуальных действий, системы рекомендаций по расследованию отдельных видов преступлений, структуры таких объективных процессов, как планирование расследования и т. п. И в-третьих, систематика в криминалистике — это различные криминалистические классификации объектов, их свойств и признаков, связей и отношений, категорий и понятий, с которыми приходится иметь дело криминалистике.

Перечисленные три раздела: учение о языке криминалистики, учение о  методах криминалистических научных  исследований и криминалистическая систематика — самостоятельные  структурные части общей теории криминалистики, которая в таком  виде может быть соотнесена с предметом криминалистики в структурном соответствии с ним.

Рассматривая структуру общей  теории криминалистики и соотношение  последней с частными криминалистическими  теориями, нельзя обойти молчанием  вопрос о формах теоретических обобщений, используемых в криминалистике. Так, И. М. Лузгин предлагает классифицировать теоретические обобщения в криминалистике следующим образом:

I. В зависимости от уровня  знания и состояния разработки  вопроса:

· теории (предмета, метода и системы  науки, криминалистической идентификации и т. д.;

· учения (о способах совершения преступлений, о версии и планировании расследования, о следах, о внешних признаках  человека и т. д.);

· научные положения, касающиеся отдельных  направлений или проблем (о применении средств криминалистической техники, о соотношении приемов криминалистической тактики и оперативно-розыскной деятельности и т. д.);

· отдельные идеи — главным образом, связанные с использованием и  разработкой новейших технических  средств и тактических приемов.

II. По структуре науки:

· теоретические обобщения, касающиеся общих вопросов науки (предмета, метода, системы) и отдельных ее частей;

· теоретические обобщения по методике преподавания криминалистики.

III. По “стыковым” проблемам  в криминалистике можно выделить теоретические обобщения в зависимости от вида науки и содержания разрабатываемых проблем (методологические проблемы криминалистики, проблемы использования в криминалистике данных психологии, логики и пр.).[9]

Концепция И. М. Лузгина вызывает серьезные возражения. Прежде всего мы не видим по уровню знаний и состоянию разработки различия между понятиями теории и учения. Учение — это не что иное, как теория, во всяком случае именно в таком смысле данный термин употребляется в криминалистике. Научное положение есть либо элемент развитой теории, либо ее исходная посылка. Идея — понятие, выполняющее функцию остова некоторой системы знания. “В составе теории идея выступает как исходная мысль, центральное положение, объединяющее входящие в теорию понятия и суждения в целостную систему... Идеи, выражающие весьма общие и фундаментальные закономерности, могут не только служить остовом теории, но и связывать ряд теорий в отрасль науки, отдельную область знаний”[10]. Таким образом, звенья предложенной классификации отличаются не уровнем знаний и не состоянием разработки, а либо объемом выражаемых знаний, либо ролью в процессе теоретического познания; классификация лишена единого основания.

Теоретические обобщения по методике преподавания криминалистики едва ли вообще имеют такую непосредственную связь с теорией криминалистики, чтобы занять место в одном ряду, например, с теоретическими обобщениями, касающимися общих вопросов науки. Что же касается теоретических обобщений по “стыковым” проблемам, то таких, как нам кажется, в самостоятельном виде вообще не существует. Это обычно части более важных теоретических построений.

Нам представляется, что о теоретических  обобщениях в криминалистике целесообразно  и правильно говорить только лишь с точки зрения их отношения к  предмету науки, то есть в аспекте степени их общности. Этим целям вполне удовлетворяет различение общей и частных криминалистических теорий.

Таковы наши представления о  структуре общей теории криминалистики. После публикации нами работ по этой проблематике А. А. Эйсман высказал иное мнение о структуре общей теории криминалистики[11].

Прежде всего, он исключил из ее состава  ту часть, которую мы именуем введением  в общую теорию, без чего теория, как нам представляется, утрачивает характер общей, ибо лишается такого существенного элемента, как определение предмета отражения в целом, а также такого неотъемлемого элемента методологических основ науки, как учение о методах, и теряет значение именно методологии данной области знания.

По конструкции А. А. Эйсмана, общая теория криминалистики представляет собой по преимуществу учение о методах раскрытия преступлений и доказывания. Но при такой трактовке из общей теории выхолащивается базовое знание — отражение объективных закономерностей, составляющих предмет криминалистики, и повисают в воздухе все составляющие ее частные криминалистические теории.

В некоторой степени повторяет  содержание общей теории криминалистики И. Ф. Пантелеев, именующий этот раздел науки методологией криминалистики[12]. Он отнес к методологии криминалистики научную концепцию ее предмета и системы, места в системе научного знания и соотношения с другими юридическими науками, общие и частные методы криминалистики, общие положения криминалистической техники, тактики и методики, криминалистическую характеристику преступлений (общие вопросы), теорию идентификации, учение о следственных версиях и теорию взаимодействия следователя с оперативно-розыскными органами и общественностью при расследовании преступлений[13].

С подобным представлением о содержании общей теории науки (а тем более — по терминологии И. Ф. Пантелеева — ее методологии) нельзя согласиться. Достаточно задать вопрос: какое методологическое значение могут иметь для всей науки, например, учение о следственных версиях или общие положения разделов науки, которые вообще не представляют собой самостоятельных теоретических концепций и др., чтобы стала очевидной несостоятельность попытки таким образом представить методологические, то есть руководящие начала науки.

Признавая правильным предложения  А. А. Эйсмана о содержании общей теории криминалистики, Н. А. Селиванов в то же время высказал взгляды, близкие ко взглядам И. Ф. Пантелеева. В сущности, он ограничил содержание общей теории учением о методах криминалистики, включив в него и учение о методе криминалистической идентификации, “такой прием, как версия”, криминалистическую характеристику преступления и такие виды деятельности, “как организация расследования, использование помощи оперативно-розыскных аппаратов и взаимодействие с ними, изучение личности обвиняемых и потерпевших, привлечение общественности к расследованию преступлений”[14].