Концептуальная информация интерпретация поэтического текста. Conceptual information and interpretation of a poetic text

Проконичев Георгий  Игоревич

Московский педагогический

государственный университет,

кафедра перевода и переводоведения,

старший преподаватель

Armiger@Yandex.ru, 8-962-927-63-51

КОНЦЕПТУАЛЬНАЯ  ИНФОРМАЦИЯ И ИНТЕРПРЕТАЦИЯ ПОЭТИЧЕСКОГО ТЕКСТА

CONCEPTUAL INFORMATION AND INTERPRETATION

OF A POETIC TEXT

The article deals with the conceptual information conveyed in the process of interpretation. Text interpretation doesn’t suppose simple replacement of signs of one language system by those of another, but expression by means of one semiotic system the conceptual image of a text, codified by another semiotic system. The analysis shows that when translating, an interpreter inevitably has to introduce some changes in the conceptual system of the text that is to be translated.

Key words: translation theory, conceptual worldview, language worldview, English and Scottish ballad, semantics, conceptualization, conceptual information, space.

Данная статья посвящена актуальной в настоящее время проблеме передачи концептуальной информации в процессе перевода. Перевод представляет собой не просто замену знаков одной системы другими, но передачу средствами второй знаковой системы концептуальную систему текста, кодированного средствами первой. Анализ текстового материала показывает, что в процессе перевода поэтического текста переводчик, сталкиваясь с необходимостью передачи исходной картины мира, неизбежно производит изменения в концептуальной картине мира итогового текста.

Ключевые слова: теория перевода, концептуальная картина мира, языковая картина мира, англо-шотландская баллада, семантика, концептуализация, концептуальная информация, пространство

В переводческой деятельности все большее внимание исследователей уделяется пониманию переводческого процесса, как способа осуществления взаимодействия языков и культур. Под процессом перевода понимается процесс порождения нового текста, который бы полностью и адекватно заменял текст оригинала в другой культуре и другой коммуникативной ситуации.

Н.К. Гарбовский определяет перевод как «отражение средствами одной знаковой системы определенной реальности, уже отраженной средствами другой. При этом всякий перевод предполагает более или менее значительное преобразование системы смыслов исходного речевого произведения» [Гарбовский 2004: c. 227]. Перевод также может рассматриваться как крупномасштабный естественный эксперимент по сопоставлению языковых и речевых единиц в двух языках в реальных актах межъязыковой и межкультурной коммуникации. Изучение перевода позволяет обнаружить немаловажные особенности, которые могут оставаться невыявленными в рамках «одноязычного» исследования [Комиссаров, 2000: c. 4].

При переводе учитываются  знания переводчика, которые влияют на перевод, дополняют исходный текст. Сопоставляя этот исходный текст  и конечный результат мы можем  изучить процессы, связанные с  поиском адекватного выбора языковых средств. В ходе передачи текста на другом языке переводчик, с одной  стороны, должен воспроизвести на языке перевода определенные семантико-структурные особенности исходного текста, а с другой стороны, сделать текст воспринимаемым сообществом-адресатом, причем необходимо, чтобы восприятие соответствовало исходному посланию. В данном процессе переводчик выходит за рамки структурного различия языков.

В современной лингвистике  можно наблюдать сопряжение процесса перевода с осознанием культурноспецифичной картины мира. Картина мира представляет собой «синтез объективного и субъективного в видении мира человека, соединение индивидуального и культурно-исторического компонентов. Это исходный глобальный образ мира, лежащий в основе мировидения человека, репрезентирующий сущностные свойства мира в понимании ее носителей и являющийся результатом всей духовной активности человека» [Постовалова, 1988: c. 11-16].

Аспект перевода занимает важное место в числе проблем, изучаемых в рамках когнитивной  лингвистики в связи с передачей  смысла на основе дискурсивного анализа, учитывающего глубинные ментальные структуры  картины мира его автора. Современная наука, дифференцируя язык и мышление, создает предпосылки для различения двух картин мира: языковой и концептуальной. Языковая картина мира – это продукт когнитивной деятельности сознания, который возникает в результате взаимодействия мышления, действительности и языка как средства выражения мыслей о мире в актах коммуникации, в актах художественного представления действительности. Концептуальная картина мира богаче языковой картины мира, поскольку в ее создании участвуют разные типы мышления, в том числе и невербальные [Телия 1988: с. 179].

Свойственный языку способ концептуализации действительности отчасти  универсален, отчасти национально  специфичен, так что носители разных языков могут видеть мир немного  по-разному, через призму своих языков [Казакова, 2001: c. 90]. Картина мира в каждой лингвокультуре культурно специфична, при этом каждый человек имеет свою картину мира, которая есть один из вариантов культурно специфичной картины мира [Гришаева, Цурикова, 2006: с. 71].

Основным понятием теории перевода является понятие семантической эквивалентности, то есть соотнесённости с одной и той же предметной ситуацией.    А.Д. Швейцер указывает на два вида семантической эквивалентности – компонентный и денотативный [Швейцер, 1973: с. 118]. Под компонентной эквивалентностью понимается соотнесенность семантических компонентов языковой единицы в исходном и переведенном тексте. Денотативная эквивалентность связана с референцией знака, то есть каким образом знак соотносится с денотатом. Одинаковая ситуация может быть описаны с разных сторон посредством разных признаков и в отличие от компонентного уровня семантической эквивалентности, на уровне денотативной эквивалентности наблюдается семантическое расхождение между исходным текстом и текстом перевода [Бреус, 2000, 10]. А поскольку разные языки, номинируя вещь, могут основываться на разных ее свойствах и разных отношениях, в данной связи возникает вопрос о правильности постулата о точности перевода, основанного на денотативной эквивалентности [Казакова, 2001: c. 91].

Переводчик является реципиентом определенной картины реальности, которую он получает вместе с переводом. Эта авторская картина мира может быть ее более или менее точным отражением, а может являться вымыслом, конструктом, созданным автором текста. При переводе эта авторская картина сталкивается с представлениями переводчика, который, как определяет процесс понимания исходного текста. Н.К. Гарбовский: «создает в своем сознании свою картину данного фрагмента на основе субъективного познавательного опыта и своего умения проникать в смыслы, зашифрованные в знаках исходного языка. Интересным в данной связи будет вспомнить, что в древней Руси переводчика называли «толмач», что есть тот, кто толкует чужие мысли [Гарбовский, 2004: c. 231].

При работе с исходным текстом  переводчик имеет дело с комплексной структурой, определенной концептуальной системой. В данной связи Т.А. Фесенко указывает, что перевод следует понимать, как разновидность межкультурной коммуникации: общий вербальный код для представителей различных этнокультурных социумов (например, для автора оригинала и автора перевода) отнюдь не означает понимание на уровне концептуальных систем [Фесенко, 2006: c. 11].

При этом при переводе всякого  фрагмента исходного текста переводчик находится между двумя культурными  и языковыми полюсами. А.Д. Швейцер  называет такую ситуацию «парадоксом, при котором а) перевод должен читаться как оригинал и б) перевод  должен читаться как перевод». Первое, как затем указывает исследователь, невыполнимо, так как влечет за собой  полную адаптацию перевода к нормам другой культуры. Но текст перевода бикультурен и никогда не порывает с исходной культурой, так что  всякое решение переводчика носит компромиссный характер [Швейцер, 2009: c. 81]. 

В основе новых научных  изысканий в рамках когнитивной  теории лежит представление о  необходимости выхода за рамки языка  в область мышления с целью  исследования мыслительных операций, которые определяют понимание и  задают выбор и применение языковых средств. В переводческой деятельности когнитивная парадигма применяется  для исследования действий переводчика  в процессе перевода. Для этого исследователи прибегают к когнитивному моделированию, описанию моделей, которые представляют связь языка со знаниями и опытом, а также раскрывают механизмы формирования, накопления и передачи информации. В процессе перевода когнитивная система переводчика выступает основной инстанцией переработки информации и знаний, накапливаемых в процессе его профессиональной деятельности. Внимание когнитивной лингвистики в данном случае сосредоточено на изучении мыслительных операций переводчика, определяющих понимание, выбор языковых средств и их применение при порождении текста перевода [Фесенко, 2006: с. 42-43]..

Одним из аспектов передачи образа мира при переводе художественного и, в частности, поэтического текста являются лингвокультурные реалии. А.Д. Швейцер определяет реалии, как «единицы национального языка, обозначающих уникальные референты, свойственные данной лингвокультуре и отсутствующие в сопоставляемой лингвокультурной общности» [Швейцер, 1973: c. 251].

Восприятие читателя перевода обусловлено как культурно-историческими особенностями его народа, так и знанием «чужих» реалий. Эти фоновые знания могут иметься, в принципе, у большинства читателей оригинала и отсутствовать, как правило, также у большинства читателей переводного произведения. Таким образом, направленность переводного текста на получателя культуры перевода требует от переводчика различных трансформаций исходного смыслового содержания. Насколько полно будет декодирована смысловая сторона оригинала и воссоздана в переводе, настолько успешным будет результат переводческой деятельности, то есть сам переводной текст и тождественное оригиналу художественно-эстетическое воздействие на читателя [Евсеева, 2007: c. 8].

Перевод поэтического произведения, обладающего рифмованной формой, предполагает значительный отход от семантики, заключенной в отдельных  словах и даже в произведении в  целом. Семантика поэтического произведения подчиняется стремлению переводчика  создать у читателя переводного  текста впечатление, аналогичное тому, которое вызывает текст оригинала  у того читателя, для которого он создан [Гарбовский, 2004: c. 235]. Ю.М. Лотман также подчеркивает трудность передачи семантических связей, возникающих на фонологическом и грамматическом уровнях: «Специфические семантические связи, которые возникают в силу изменения в поэтическом тексте отношения звуковой оболочки слова к его семантике, равно как и семантизация грамматического уровня, видимо, точному переводу не поддаются [Лотман, 1994: с. 237].

В то же время очевидно, что  определенные усилия по передаче формы  текста должны совершаться переводчиком. С.Ф. Гончаренко подчеркивает, что «поэтическая версия должна воссоздавать художественное единство содержания и формы оригинала, воспроизводить его, как живой и  целостный организм [Гончаренко, 1999: с. 108].

Рассмотрим изменения, которые  вносит переводчик в поэтический  текст на основе ряда характерных примеров, почерпнутых из сборника англо-шотландских баллад под редакцией Л.М. Аринштейна [Аринштейн 1988]. Одним из аспектов, связанных с восприятием концептуальной картины мира является адаптация топонимов в переводе. Так, О. Румер, переводивший в сороковых годах прошлого века текст “Sir Patric Spens”, придерживается стратегии передачи звучания названий близко к оригиналу, создавая погружение в англоязычный дискурс. Он передает строку “The king sits in Dunfermline town / Drinking the blude-red wine: O” как «Король в Думфермлине-граде сидит / Вино пурпурное пьет». Затем король отправляет Спенса с товарищами в Норвегию за норвежской принцессой: “To Noroway, To Noroway / To Noroway oer the faem”, что в переводе О. Румера звучит, как «К норвежской земле, к норвежской земле / В путь по вспененным волнам!». Как можно видеть, в обоих случаях переводчик снабжает текст лирическими словосочетаниями, придающими тексту старинное звучание: в Думфермлине-граде, к норвежской земле. Интересен в этом отношении перевод фрагмента путешествия: “They hadna sailed leaque, a league, / a league but barely three” – «Проплыли милю они и две / Проплыли и три сполна». Мера длины лига происходит от латинского leuga, означавшего в средневековой Европе расстояние, которое пеший или конный может покрыть за час и в Англии приблизительно приравнивалась к трем милям. Данная мера длины нетипична для текста баллады и в собрании 305 баллад Ф. Чайлда встречается лишь в семи текстах, всегда в контексте морского путешествия, причем в одном из текстов, “The Gay Goshawk”, можно видеть четкое указание на то, что милей измеряется расстояние на суше, а лигой – в море: “Many a mile by land they went, / And many a league by sea”. Переводчик, желая, возможно, быть «ортодоксальнее ортодоксов», передает “league” как «миля» в рамках избранной стратегии создания у читателя ощущения английского текста. Перевода другой культурноспецифичной реалии О. Румер избегает: “O forty miles from Aberdeen / ‘T is fifty fathoms deep” – «От Эбердина в полсотне миль / На дне, зарывшись в песок». Автор исходного текста считает нужным математически точно указать горизонтальную и вертикальную координаты несчастного корабля. Лексема fathom обычно переводится на русский как «фатом» или «морская сажень» и обозначает расстояние в 6 футов. Переводчик указывает первую приблизительно «полсотни миль», от измерения глубины отказывается, указывая на нее словосочетанием «на дне».

И. Ивановский, переводивший балладу “Sir Patric Spens” значительно позднее, придает указанным местам  иное звучание. Так, в первой строке он отказывается от топонима, в силу чего описание приобретает более общий характер: «Король шотландский пировал, / невесел был обед». Также исчезает и другой шотландский город Эбердин в финальном стансе: «Сер Патрик Спенс лежит на дне / у борта корабля». При этом в последнем стансе исчезает выраженная расстоянием “forty miles” идея того, что до дома шотландцам оставалось совсем недалеко. Строку «To Noroway, To Noroway» переводчик передает как «В Норвегию, в Норвегию», отдавая предпочтение сохранению ритмической структуры стиха. Характерной особенностью балладной поэтики является точность номинации – четкое указание на место и время события. Переводчик отказывается от передачи этого аспекта баллады, отдавая предпочтение передаче поэтической формы стиха.

В некоторых случаях при переводе меняется картина пространственного расположения объектов, что может исказить концептуальную структуру изображаемого образа. Так, в тексте “Katharine Johnstone” жених приезжает к невесте: “Down cam’ the Laird o”Lamington / Out frae the North Countrie” и добивается взаимных чувств. Но приезжает к ней и другой: “But up cam’ Lord Faughanwood / Out frae the English Border”. Из данного описания можно заключить, что девушка живет в долинной Шотландии, Lowlands, а под North Countrie автор понимает северную Шотландию. Иными словами, центр пространства находится внутри Шотландии, «своей» территории, куда вторгается враг из «чужого» пространства и получает заслуженный отпор. Такая концептуальная схема подтверждается и указанием на место проживания девушки: “There was a may, and a weel-faf’d may, | lived high up in the glen” то есть она живет в высокой долине и действительно относится к сегменту пространства из которого прибывает жених с шотландским именем Lamington. Жених с английским именем Faughanwood прибывает от точки, номинируемой в тексте English Border, которая является не демаркационной линией, а областью, в которой проживают как шотландцы, так и англичане и в которой постоянно происходят столкновения. Иными словами, жених Faughanwood выходит из спорной области и полностью оказывается в чужой, что и предопределяет развитие сюжета.

Иная пространственная картина  рисуется в переводе, сделанным И. Ивановским. Данные фрагменты выглядят следующим образом «Но вот приехал Лемингтон / С шотландской стороны» и «Потом приехал Фоганвуд / С английской стороны». В пространственной картине переводного текста центр повествования располагнается уже не внутри одной из областей, а на их границе, той самой, которая в языковой картине мира жителей тех мест и той эпохи обозначалась лексемой border и которая в исходном тексте находится южней центра повествования. В силу этого утрачивается передаваемое автором импликативное указание, что невеста принадлежит шотландцу уже потому, что она сама живет с ним в общем пространстве.