Гипотеза Сепира — Уорфа

Российский Государственный  Педагогический Университет имени  А.И. Герцена

Факультет иностранных языков

 

 

 

 

 

 

 

Сепира-Уорфа гипотеза.

Логлан.

 

 

 

Выполнила студентка первого  курса

 

 

 

 

Санкт-Петербург

2012

 

 

Гипотеза Сепира — Уорфа (англ. Sapir-Whorf hypothesis), гипотеза лингвистической относительности — концепция, разработанная в 30-х годах XX века, согласно которой структура языка определяет мышление и способ познания реальности.

Бенджамин Ли Уорф, специалист по противопожарным установкам, уже в 40-х гг. в ходе расследования крупного пожара столкнулся с тем фактом, что одной из его причин было неточное употребление слов в технической документации. Уорф заинтересовался этим, начав изучение лингвистических и этнографических материалов, связанных с проблемой языка как одной из движущих сил человеческого поведения. Он пришел к выводу, что сама структура индоевропейских языков, английского в частности, предрасполагает нас к субъектно-объектному видению мира — что не всегда согласуется с методами современной науки. Хотя Уорф был самоучкой в языкознании и этнографии, он написал ряд статей, вызвавших интерес американской научной общественности.  

Гипотеза Сепира-Уорфа (Sapir-Whorf) поднимает вопросы о влиянии, которое структуры языков оказывают на процессы мышления. Ограничения, присущие естественным языкам приводят к тому, что Гипотеза не может быть проверена в рамках любого естественного языка. Попытки создать подходящий инструмент для проверки гипотезы, а именно разговорный язык, свободный от структурных неоднозначностей начались в 1955 году. В статье описываются недвусмысленность фонологии Логлана, его морфология, словарь, лексикон и грамматика. Рассматриваются выбранные для языка свойства, призванные обеспечить ясную и недвусмысленную структуру. Приводится обзор спонтанных диалоговых событий, тестов Гипотезы Уорфа. Проект Машинной Грамматики, который доказал недвусмысленность Логлана, а также определил потенциал применения языка для общения с компьютерами, особенно в исследованиях Искусственного Интеллекта; обсуждаются другие потенциальные применения языка.

Между 1920 и 1950 годами Эдвард Сепир (Edward Sapir) и Бенджамен Уорф (Benjamin Whorf) подняли некоторые важные вопросы о роли языка (Sapir 1921, Carroll 1956). Они предположили, что пока мы используем язык для коммуникаций, человеческие мысли ограничиваются и направляются этим языком, независимо от того, каким конкретным языком пользуется человек для раздумий и общения. Предположительно, структуры мыслей и способ, которым мы представляем реальность для себя и других, притягиваются в одних направлениях, отталкиваются в других, и в целом, обычно искривляются языком, способами, не поддающимися контролю со стороны думающего человека. Основываясь на этом, гипотеза Сепира-Уорфа считает, что наш язык может определять нашу концепцию «действительности» в гораздо большей степени, чем мы предполагаем исходя из обычного опыта. Это то же самое фундаментальное утверждение, которое частично было воскрешено в предостережении Мак-Луана (McLuhan), «Средство является сообщением» (McLuhan 1964).

Далее, гипотеза Сепира-Уорфа  предполагает, что каждый язык создает  свою собственную, отдельную, иначе  структурированную действительность. Таким образом, по мере того, как  языки развиваются и различия между ними увеличиваются, возможности перевода с одного языка на другой, и даже сама возможность взаимного понимания, уменьшается.

По мере того как мир  становится меньше, и «поля допуска» терпимых ошибок и неправильного  понимания уменьшаются, по мере того, как международные и межкультурные  связи становятся ежедневным делом, вопросы, поднятые гипотезой Сепира-Уорфа  приобретают чрезвычайную важность, требуя определенного ответа. Существуем ли мы в разных «действительностях», ни одна из которых не соотносится должным образом с реальным миром? Если наши языки на самом деле являются такими запутаннными клубками противоречий, мы не можем надеяться на адекватное отражение с их помощью образов реального мира. Возможно ли поддержание адекватных и однозначно понимаемых коммуникаций между различными культурами и их правительствами, в то время, как развитие технологий ежедневно уменьшает величину допустимых ошибок?

Сепир и Уорф не были одиноки  в своих предположениях, что сам  наш язык, возможно, является величайшей помехой на пути очищения мышления. Их современник, польский иммигрант, Альфред  Корзибский (Alfred Korzybski), разработал свою Общую Семантику, как способ опознания и уменьшения неоднозначности, неустойчивости и ненормальности, присущих английскому языку (Korzybski 1958, 1951). Но общая программа Корзибского показала свою слабость, несмотря на его вклад в повышение чувствительности мышления, поскольку Корзибский попытался «фиксировать» естественный язык (Paulson 1983, Rappaport 1975).

ЕСТЕСТВЕННЫЕ ЯЗЫКИ –  ЕСТЕСТВЕННЫЕ ОГРАНИЧЕНИЯ

 

Естественные языки, первичные  продукты человеческой культуры, можно  сравнить со слоеным тортом. Естественный Язык основывается на материальном фундаменте своей системы звуков. Он не должен иметь ни слишком мало звуков, ни слишком много. Звуки должны быть легко произносимы говорящим и также легко распознаваемы слушающим. Это — фонологический слой языкового торта.

На этом фонетическом основании  покоится следующий, морфологический  слой торта. Здесь представляет интерес, какие части существуют в языке: что составляет слово, и как слова  строятся, распознаются, связываются, упорядочиваются и переупорядочиваются?

На морфологии основывается лексика — слой, который определяет «части речи», как бы в виде ящиков для писем, по которым должен быть отсортирован словарь языка.

Следующий слой несет запрещающую  этикетку «грамматика». Но тут быть «грамматическим» означает только, что  строка слов понятна. Вопреки школьным учителям, соответствие правилам грамматики здесь не рассматривается; все, что  имеет понятный смысл, считается  грамматически приемлемым.

И венчает этот слоеный  торт наиболее смутный слой языка  — семантика. Это знание о том, как различается смысл двух грамматически  идентичных слов (вроде «это» и  «то»), и наконец, что именно приемлемо  сформированная строка слов сообщает нам о мире.

Между различными слоями этого  лингвистического торта нет очень  тесных или обязательных связей. Звуки  изменяются независимо от смысла, и  значения слов не зависят от звуков, которые их составляют.

Естественные языки являются очень старыми. Они имеют тенденцию  расти произвольно во всех направлениях, и их развитие является результатом  многих противоречивых процессов. В  них, с одной стороны существует желание находить более точные способы передавать важные сообщения через модификацию, квалификацию, обработку, и т.п., а, с другой стороны, есть устойчивые приемы, помогающие избегать прямого выражения истины, применяемые поэтами, политиканами и детьми.

Языки имеют тенденцию  накапливать новые слова и  конструкции и развивать свои структуры, но одновременно некоторые  из их структур теряются. Однако, естественные языки всегда имеют тенденцию становиться все более сложными и хаотическими. Следовательно, существует возможность пересмотреть язык, чтобы сделать его структуру и содержание более продуманными.

В результате процессов развития, каждый из приблизительно 8,000 естественных живых языков, независимо от количества своих носителей, очень сложен. Подобно  китам и слонам, естественные языки  очень мало пригодны для экспериментов, они слишком велики и неуклюжи, чтобы содержать их в лаборатории.

И почему мы должны брать  именно естественный язык в лабораторию? Он должен помочь нам проверить гипотезу Сепир-Уорфа, и ответить на вопрос: как именно способы человеческого мышления ограничиваются и направляются языком, на котором человек думает?

ЧТОБЫ ПРОВЕРИТЬ ГИПОТЕЗУ

 

Мир в 1955 году был уже достаточно тесен, и диапазон допустимых ошибок и неправильного понимания был  достаточно узким, чтобы Джеймс Кук  Браун (James Cooke Brown), социальный психолог, начал обдумывать в Рождественские каникулы, каким образом можно проверить гипотезу Сепир-Уорфа (Brown 1960).

Для проверки требовался некоторый  альтернативный фундамент, отличный от естественных языков. Нужен был язык способный отделить предполагаемые лингвистические причины от предсказываемых  гипотезой культурных эффектов.

Для того, чтобы проявить Уорфианские эффекты, то есть (если они существуют), увеличить потенциал для ясного мышления, язык должен каким-то способом гарантировать свой метафизический и культурный нейтралитет. Он должен минимизировать вид и количество встроенных в него априорных утверждений о мире, он должен был минимизировать неоднозначность и максимизировать ясность.

Чтобы удовлетворять этим условиям, искусственный язык должен структурно отличаться от английского, а также от других естественных языков, с которыми его предполагается сравнивать экспериментально. И конечно, он должен быть произносимым языком, удобным  для использования в повседневных разговорах, как естественные языки.

Размышления Брауна о создании инструмента для проверки гипотезы Уорфа положили начало рождению и  разработке экспериментальной лингвистики  в последующие тридцать лет. Дальнейшее ее развитие должно быть разработкой  Искусственного Интеллекта. И, фактически, история Логлана, которая начиналась в области экспериментальной лингвистики, заканчивается в области компьютеров и Искусственного Интеллекта.

Некоторые читатели, возможно, вспомнят написанный Брауном предварительный  обзор Логлана в статье Loglan, опубликованной в Июньском номере журнала «Scientific American» за 1960 год. Другие вспомнят компьютер по имени Майкрофт Холмс, являющийся героем романа «Луна — суровая хозяйка» Роберта Хайнлайна, который говорил на Логлане. После этих кратких появлений Логлан ускользнул из поля зрения общественности до второго официального представления в 1975 году с выходом книги «Loglan 1: A logical language, 3rd Edition». Предшествующие первое и второе издания книги были микрофильмированными публикациями, распространяемыми только для библиотек и среди любителей, интересующихся проектом языка. Это первое печатное издание, как предполагается, получило 3,000 читателей. Некоторые из этих читателей были достаточно упорны и стали первым поколением носителей языка, которые сегодня любовно именуются «Старые логланисты («Old Middle High Loglan»).

ЛОГЛАН

 

Логлан имеет четкие фонологические, морфологические, лексические и грамматические характеристики. Каждый аспект языка разработан с применением современного понимания структуры естественных языков и природы человеческой логики, и при его разработке всегда, когда возможно, проводилось тестирование его предлагаемых структур в лаборатории (Brown 1989).

Фонология. Логлан имеет фонетический алфавит, в котором 26 букв латинского алфавита (наиболее часто используемого алфавита в мире) взаимно однозначно соответствуют 26 фонемам. Так, Логлан имеет почти совершенный аудиовизуальный изоморфизм, каждое слово, произносится точно, как оно пишется по буквам, и пишется по буквам точно так, как оно произносится. Двадцать три этих звука составляют шесть гласных и 17 согласных: a, e, i, o, u, y и b, c, d, f, g, h, j, k, l, m, n, p, r, s, t, v, z. Это «обычные» звуки в том смысле, что они и только они встречаются в обычных, собственных словах Логлана. Буквы, представляющие эти 23 звука произносятся аналогично английскому языку с четырьмя исключениями: 'i' произносится как в 'machine' (как русское 'и'), 'c' — [sh] (русское 'ш'), 'j — [zh] как во французском Jean (русское 'ж'), и 'y — [u] в 'huh' (глухой неопределенный звук). Эти 23 звука достаточно легки для произношения и, вероятно по этой причине, они широко распространены в человеческих языках.

Три нерегулярных звука встречаются  гораздо реже и более трудны для  произношения. Они соответствуют  оставшимся буквам 'q, w, x' из 26-буквенного алфавита. Буква 'q' имеет звук [th], как в английском 'thin', 'w' звук французского [u] в 'plus' и немецкого [ü] в 'Mühler', и 'x' звук шотландского и немецкого [ch] в 'loch' и 'Bach'. Эти последние два звука не встречаются в английском, а предыдущий [th], не встречается во французском и немецком. Они действительно менее широко распространены. Фактически эти «странные» звуки введены в Логлан только, чтобы сделать возможным привычное написание некоторых заимствованных научных слов. Например 'Wolfram и 'Xenon': международные химические символы для этих двух элементов — 'W' и 'Xe', так что логланистам нужна возможность как-то произнести их. Три нерегулярных звука служат именно для этого и допускают литерное написание определенных заимствованных имен, например, Qi'ydor Bax (Theodore Bach).

Благодаря своей большой  гибкости, фонологическая система Логлана, с его 26-ю фонемами, имеет довольно небольшой размер по мировыми стандартам. Для сравнения, например, вспомним о 45 фонемах, существующих в (американском) английском языке. Этот эффект гибкости, достигнутой в результате закономерности и простоты, характерен для каждого слоя лингвистического торта Логлана.

Морфология. В Логлане есть только три типа слов. Нет бесконечной череды существительных, прилагательных, артиклей, предлогов, наречий, глаголов, причастий и т.п. Вместо всего этого есть только следующие классы слов:

a)  небольшие слова - операторы;

b)  имена собственные;

c)  слова - предикаты.

Каждый класс слов выполняет  вполне определенную и логичную функцию  и имеет четкую структуру звуков (и букв) согласный-гласный (C-V).

«Малые слова» (или как  их ещё называют в русских источниках по логлану — «словечки») обеспечивают все логические, грамматические, цифровые и пунктуационные операторы для Логлана. Они бывают двух типов: простые малые слова и составные малые слова. Каждое простое малое слово состоит из одиночной или двойной гласной и может иметь перед ней согласную. Таким образом все операторы — простые слова выглядят похоже на V, VV, CV, или CVV, например a, ia, da, или tai. Составные малые слова являются просто комбинациями этих форм, например, pana или anoi. Все малые слова заканчиваются гласной и не имеют смежных согласных.

Имена собственные из-за того, что они, в основном, являются заимствованными, гораздо менее регулярны, но все  члены этого класса слов «маркируются»  конечной согласной и, таким образом, легко различимы, а в письменной форме также выделяются первой прописной  буквой. Эти две особенности отличают собственные имена от обоих других классов слов Логлана.