Власть и социальные нормы в первобытном обществе

Существенное значение в процессе генезиса и развития социальной нормативности сыграли символические образы положительного и отрицательного, которые служили системой координат для ориентации в мире, играли роль оценочных критериев.

На пути к формированию социальных норм постепенно складывались и обогащались представления о таких социально и регулятивно значимых противоположностях, как день — ночь, свет — тьма, жизнь — смерть, верх — низ, правое — левое, полезное — вредное, добро — зло, правильное — неправильное, дозволенное — запрещенное, уместное — неуместное, целое — часть, мы — они (все другие, враги) и т.д. Абстракция таких полярных противоположностей, являющаяся необходимым моментом для всякой социально-нормативной регуляции, могла появиться лишь после длительного развития первобытного общества, на основе большого социального, трудового, духовного и познавательного опыта, в качестве своеобразного ценностного осознания и обобщения этого опыта.

В процессе социализации человека коллективное явно превалирует и безусловно доминирует над индивидуальным во всех сферах жизни и деятельности людей, обеспечивая тем самым выживание хрупких ростков социальности в стихии могучих естественных сил. Преодоление огромной силы естественного притяжения требовало жесткого и безусловного единства всех сил социализировавшегося первобытного коллектива. Этим продиктованы как абсолютно непререкаемый характер первобытных норм, так и суровость наказаний за их нарушение (вольное или невольное).

Формирование социального — в его различении с природой, вместе и наряду с ней — не было и не могло быть простым отрывом или прямым переходом от одного к другому. Это был окольный путь вызревания, обогащения, развития и охраны начал и отношений социальной жизни в условиях необходимости и естественной нужды посредством неизбежного и бессознательного компромисса с естественным, с окружающей природой.

Яркое подтверждение тому — первобытный анимизм (одушевление всего окружающего мира), мотивы родства и единства первобытного коллектива и его членов со всей природой, мотивы, которые присутствуют во всех представлениях, верованиях, установках и действиях того времени. Весьма выразительно это проявляется в тотемистическом отождествлении людей с животными. Но также и многие другие аспекты архаических мифологических и религиозных представлений и верований настойчиво подчеркивают эту общность природного и социально-человеческого.

Постепенно социальное в человеке набирало силу, опыт, инерцию, традиции, самостоятельность, становилось как бы на собственную основу и превращалось во вторую натуру. В связи с этим изменилось в целом и соотношение в человеке начал естественно-биологического и социально-приобретенного.

Этот общесоциальный прогресс сопровождался все большим развитием социальной и мыслительной абстракции. С появлением абстракции качественной оценки социальная регуляция перестает быть метафорой и становится в принципе сознательной оценкой фактического состояния, явления, поведения и т.д. с точки зрения идеального.

Социальные нормы представляют собой конкретизацию (по сферам, объектам, видам и т.д.) этой качественной социально-регулятивной оценки, являются формами приложения и действия такого оценочного принципа.

Исследователи отмечают существенную роль абстракции и оценки в процессе генезиса социальных воззрений и норм: «Огонь, вода, дерево, звери» начинают терять свою материальную природу, обращаясь доброй третью в понятие «справедливости», «добра», «кары» и т.д. Сперва этика орудует полярными, наиболее примитивными категориями. Пространственные образы «левое» и «правое», «низкое» и «высокое» становятся качественными понятиями с противоположным этическим содержанием. Менее наглядно, но таково же перерождение конкретных и пространственных образов «добра» и «зла», «правды» и «кривды», «закона» и «беззакония», «святости» и «нечестия» в отвлеченные и качественные этические категории. Самый термин этики вырастает из образа «хлева», «стойла», «логовища», что и значит по-гречески этос. Жилище зверя, теряя свой пространственный характер, обращается в понятие «нрава», «свойства», «правила»[1]. Кстати говоря, аналогичная связь «нравов» с жильем и местопребыванием зверя-тотема, «отца» и «бога» данного клана, отражена и в русском языке: нора — норов — нрав — нравственность. В. Даль приводит пословицу: «Что город, то норов, что деревня — то обычай»[10].

Вся жизнедеятельность первобытного коллектива была жестко регламентирована системой тотемистических ритуалов, обрядов, культов, представлений, знаков, символов, магических слов, действий, заклинаний и т.д.

Существенную объединяющую, организующую и регулятивную роль играло представление о тотеме — животном, символизировавшем единство всех членов данного первобытного коллектива, общность их происхождения, судьбы, верований, интересов, дел и целей. Особое значение имел периодически осуществлявшийся ритуал умерщвления и поедания сородичами тотемного животного, что символизировало возрождение (через смерть), возобновление и продолжение жизни данного коллектива. Причем тотем-животное делилось вожаком (на части, которые раздавались всем членам сообщества. Доля (по древнегречески — мерос) каждого означала его часть в общей судьбе данного рода, его обязанность вместе со всеми поддерживать данные отношения, сложившийся уклад и порядок жизни. Фактические отношения имели общеобязательный, безусловно императивный характер. Всякое отклонение от принятого, фактически сложившегося и действующего порядка было запрещено, жестко затабуировано и сурово пресекаемо.

Показательно, что в ходе дальнейшего развития соционормативных представлений «доля» модифицируется в абстрактную категорию меры, играющую ключевую роль в условиях развитой нормативной регуляции, в определении абстрактно всеобщей и единообразной меры дозволенного и запрещенного, в установлении границы между нормальным и отклоняющимся поведением и т.д.

В соционормативном плане представляет интерес и то обстоятельство, что уже в ритуальном разделе долей тотемного животного между сородичами, наряду с моментом меры (доли), имелся и зародыш того, из чего в дальнейшем возникли процедуры и институты жребия и выборов. «Логика» здесь такова: какая доля тотема кому достается — такова его часть и участь в общем сакральном деле и общей судьбе, таков его жребий, таков в отношении каждого выбор судьбы.

Выбор первоначально — это жребий, выбранный самой судьбой в отношении кого-либо, а не собственный выбор посредством процедуры жребия своей судьбы: первоначально жребий еще не средство для выявления судьбы, а символическое явление самой судьбы в виде той или иной доли.

К тотемическому меросу восходят и последующие представления о весах судьбы и весах правосудия и справедливости. Мерос как сакральная участь человека (его часть в судьбе) стал трактоваться как вес его доли жизни и смерти, как вес всех его дел на весах судьбы. Богиня правосудия Фемида у древних греков и верховный судья загробного мира Осирис у древних египтян изображаются с весами правосудия в руках.

Символическое изображение справедливости и правосудия в виде весов дошло до наших дней, а выражение «взвешенный подход» и сегодня продолжает оставаться характеристикой мудрости и справедливости, синонимом правильного суждения об обстоятельствах того или иного дела. Без преувеличения можно сказать, что весы представляют собой одно из величайших открытий в области материальной и духовной культуры человечества.

Исходные мифологические представления о весах правосудия, оценочном «взвешивании» и т.д. представляют интерес также и как свидетельство формирования абстрактной модели правосудия — в качестве единства верховной авторитетной инстанции, особой функции и специальной процедуры — для нормативной оценки того или иного поступка и дела, для выявления и установления правильного и неправильного, справедливого и несправедливого в рассматриваемых делах, поступках и отношениях.

Появление такой модели и ориентация на нее наличных средств и форм социальной регуляции содействовали развитию и утверждению абстрактно-нормативных представлений, оформлению абстракций нормального и ненормального в отношениях и действиях людей. Правосудие, суд (как в их мифологическом, так и реально-практических проявлениях и функциях) становятся специальной формой, авторитетной инстанцией и средством нормативной оценки, квалификации и решения того или иного конфликта и в целом вопроса о том, что чего стоит на весах правосудия. Такое правосудие обладает всеобщим и безусловным авторитетом, поскольку в мифологическом и религиозном плане оно является функцией сверхъестественных, надчеловеческих сил (функцией богов), в практически-земном плане — функцией вожака, вождя, жреца, совета старейшин, родового собрания, архаического «царя» и т.д., вплоть до возникновения и выделения специального учреждения. Кстати, и в этом случае (даже после разделения властей в новейшее время и появления особого законодательного органа — парламента) некоторые правотворческие функции остаются в ряде развитых правовых систем современности за судом, а отдельные важные судебные функции — за высшими, наиболее властно-авторитетными инстанциями общества.

Особая роль суда в процессе нормогенеза обусловлена спецификой судебной деятельности (судоговорения, судебной оценки, квалификации, решения и т.д.), которая состоит, в частности, в формализации фактического, в придании фактам формального значения с позиций сложившегося требования и обычая, под углом зрения общепринятых образцов поведения и т.д. По необходимости формализованная процедура судебного рассмотрения и решения дела есть по сути своей формальный, нормативный взгляд на фактические отношения, подход к ним и их оценка с точки зрения их соответствия или отклонения от надлежащей единообразной и образцовой формы (нормы, правила).

Правосудие — формальная процедура, она нуждается в формах, производит и поддерживает их. Неокрепшая социальная жизнь первобытного общества, нуждавшаяся в жестких и безусловных запретах и предписаниях, требовала и соответствующего жесткого формализма, что отчетливо отразилось в жесткости первобытных ритуальных, религиозных и судебных форм.

Судебное «взвешивание» поступков людей и решения по ним были авторитетными образцами (прецедентами) не только для аналогичных будущих судебных квалификаций, но и для повседневного поведения членов первобытного общества.

Представления о сверхъестественных силах, о бессмертии души, загробном суде, где надо будет отчитаться за дела и поступки всей предшествующей жизни, придавали огромную регулятивную силу и значимость сложившимся правилам поведения в первобытном обществе.

Соционормативная система первобытного общества постепенно изменялась вместе с эволюцией первобытного общества, особенно в результате «неолитической революции» и перехода от общества с присваивающей системой хозяйства (охота, рыболовство и собирательство) к обществу с производящей экономикой (земледелие и скотоводство)[11].

Мифологические представления и соответственно, мифологически трактуемые и воспринимаемые средства и формы социальной регуляции, постепенно дополнялись различными формами религиозных и религиозно-нравственных воззрений и установлений, которые берут на себя существенную нагрузку в сфере регуляции социальной жизни и регламентации человеческого поведения.

Вместе с тем характерные для мифологии представления о сверхъестественном, божественном первоисточнике форм общественной жизни и правил человеческого поведения, об обусловленности форм и норм человеческого общения глобальными общемировыми (космическими) силами, факторами и процессами сохранили свое значение и в дальнейшем, в условиях формирования права и государства.

Заключение

Первобытнообщинный строй был самым длительным по времени (более миллиона лет) этапом в истории человечества. Определить его нижнюю грань сколько-нибудь точно нелегко, ибо во вновь обнаруживаемых костных останках наших далеких предков большинство специалистов видит то предчеловека, то человека. В зависимости от этой оценки преобладающее мнение меняется. В современный период одни ученые считают, что древнейший человек (а тем самым и первобытное, дикое общество) возник около 1 – 1,5 млн. лет назад, другие исследователи относят его появление к более позднему времени. Общественная (социальная) власть, существовавшая в догосударственный период, обладала следующими главными чертами. Эта власть: базировалась на семейных отношениях, ибо основой организации общества был род (родовая община), т.е. объединение людей по действительному или предполагаемому кровному родству, а также общности имущества и труда. Род формировался в период, когда на смену беспорядочным половым связям пришла семья, основанная на коллективном, а потом и на парном браке. Каждый род выступал в качестве хозяйственной единицы, собственника средств производства, организатора общего трудового процесса; была непосредственно общинной, строилась на началах первобытной демократии, на функциях самоуправления (т.е. субъект и объект власти здесь совпадали); опиралась на авторитет, уважение, традиции членов рода; осуществлялась как обществом в целом (родовые собрания, вече), так и его представителями (старейшинами, советами старейшин, военачальниками, вождями, жрецами и т.п.). Социальные нормы первобытного общества обеспечивали существование присваивающей экономики и продолжение рода, регулировали определенные способы добывания пищи и сохраняли брачно-семейные отношения. Эти нормы именуются мононормами, поскольку они по большому счету выражали главный интерес людей того общества – выжить. Этот интерес собирал силы в обществе для того, чтобы противостоять стихии, различным опасностям.

Список используемой литературы

1. Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. М., 1998

2. Стеблин-Каменский М.И. Миф. Л., 1976 г.

3. Фрейд 3. Тотем и табу. М.-Л., 2005 г.

4. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М., 2000 г.

5. Кашанина Т. В. Происхождение государства и права. Современные трактовки и новые подходы. М., 1999 г.