Скифы на Алтае. Пазырыкские курганы

    Плети по сей день используются конными  пастухами при охоте на волков — одного умелого удара ею хватает, чтобы убить зверя. Еще в начале XX века среди конноспортивных состязаний кочевых народов (например, киргизов) встречались своеобразные «дуэли»  на нагайках. На эти поединки отваживались только самые выносливые и храбрые люди. Чтобы парализовать действия соперника, они стремились ударить его в самое уязвимое место — руку выше локтя, запястье, шейное сухожилие, коленную чашечку, щиколотку. Точный удар практически означал победу.

      Особенности боевой тактики пазырыкцев диктовал сам горный ландшафт. По-видимому, они действовали небольшими отрядами легковооруженных конных стрелков. Скорее всего, пазырыкцы использовали тактику засад, внезапных — может быть, даже ночных — нападений на стойбища и быстрого отхода с военными трофеями, самыми ценными из которых был скот, особенно породистые лошади. Интересно, что набор вооружения пазырыкских воинов напоминает арсенал боевых средств североамериканских индейцев со Скалистых Гор.

    Плеть в экипировке всадника указывает  на восточную манеру езды, которой  присущи мягкое седло без заметно  выраженной задней луки, отсутствие шпор и управление конем при помощи плети. Такая манера управления верховым животным начала складываться уже в  эпоху раннего железного века. Плети, бичи и нагайки сохранили  свои функции управления верховым животным и поражения противника вплоть до этнографической современности. У  киргизов, по наблюдениям Г. Н. Симакова, всадник не выходил на поединок без  нескольких нагаек. Одну он вешал на наружную луку седла, другую брал в  руку, а третью зажимал в зубах  за кожаную петельку — дрему. В  поединке необходимы были запасные нагайки, так как без них киргизская лошадь плохо управлялась.

      Это наводит на мысль, что  в сражениях те и другие  использовали похожие приемы. Да  и военные обычаи наверное, не слишком различались.

      У древних скотоводческих племен, как свидетельствуют античные  авторы и китайские хроники,  существовал военный обычай отделения  голов поверженных в сражении  врагов и изготовления из них  особых чаш — знаков воинской  доблести. Пазырыкцы не были исключением. Например в курганном могильнике Уландрык рядом с воином покоится череп убитого им врага. Подтверждая сообщения «первого журналиста и этнографа» Геродота о причерноморских скифах, раскопки пазырыкских курганов доказали, что обычай скальпирования характерен не только для американски индейцев: следы скальпирования хорошо видны на голове мумии вождя, обнаруженной в одном из курганов урочищ Пазырык в Горном Алтае. Скальпы, по сообщениям Геродота привязывались к узде коня — количеством таких «подвесок определялась мера воинских умений их владельца.

    Рис. 5, а—в. Ножны для акинаков вырезались из цельного куска дерева (а) и окрашивались в красный цвет. С тыльной их стороны выбирался неглубокий паз под лезвие (б). Он закрывался куском толстой кожи, выкроенной по форме деревянной части (в), а, б — V—IV вв. до н. э.; в — V—III вв. до н. э.  Прорисовка деревянных поножей, которые закрывали в сражениях ноги витязя из Первого Туэктинского кургана. Они состояли из двух частей: более широкая и короткая (31 сантиметр) прикрывала бедро, а узкая и длинная (39 сантиметров) — голень. Обе детали, по-видимому, соединялись между собой широкой кожаной лопастью, дополнительно закрывавшей колено. К ноге это приспособление подвязывалось ремнями л щиколотки, под коленом и вокруг бедра. Эти поножи указывают на возможность изготовления доспехов из кедровых дощечек. Чтобы древесину нельзя было расколоть, пластины таких панцирей плотно обматывались тонкой жильной нитью. V—IV вв. до н. э.Носились кинжалы на правом бедре воина. Для этого в лопастях ножен сверлились отверстия, через которые пропускались ремни, охватывавшие бедро. Одна из лопастей дополнительным ремнем скреплялась с поясом. 

Рис. 6. Рукоять  плети, вырезанная в виде фигуры лошади.( Ранний железный век. Второй Пазырыкский курган. Горный Алтай. Эрмитаж. Санкт-Петербург.)  Деревянный черенок нагайки — обязательного атрибута древних кочевников. Её перевитая золотой лентой рукоять украшена тремя головами волков. Наличие в погребениях подобных предметов говорит о развитии выездки верховых коней. (Ранний железный век. Второй Башадарский курган. Горный Алтай. Эрмитаж. Санкт-Петербург.) Наиболее типичные для раннего железного века формы кинжалов характерны для самых разных археологических культур. Обычно в прорезные рукояти кинжалов помещались деревянные брусочки, которые обматывались затем полосками кожи. 

Рис. 7. Бронзовый акинак с навершием и перекрестием в виде голов грифонов. IV в. до н. э. (Могильник Уландрык-3. Горный Алтай. Раскопки В. Д. Кубарева.) а—г. Типы пазырыкских щитов. а — реконструкция щита из прутьев и кожи из Первого Пазырыкского кургана; б — цельнодеревянный щит с полукруглым верхом из могильника Ак-Алаха; в — схема плетения щита из прутьев и кожи; г — деревянный щит из могильника Ак-Алаха-1.

    Примечательный  факт: в скифском мире военнообязанными были и женщины вплоть до замужества, это подтверждают находки погребений молодых женщин (до 25 лет) в полной воинской экипировке, сообщения ряда античных авторов, а так же греческая  вазопись, где «амазонки» не редко  имеют типичный скифский облик и сидят на убранных поскифски конях. Не здесь ли корни и русского былинного образа женщины-поляницы (Марьи Моревны, Настасьи Микулишны, Василисы Микулишны, девки Златыгорки и др.), выходящей на битву против мужчин-богатырей и оставляющей свой кочевой образ жизни только с замужеством (хотя, при необходимости, все навыки боя легко вспоминаются и после)?

    При таком порядке вещей сомнительно, чтобы жизнь женщины ценилась настолько мало, что ее можно было в рассвете сил отправлять на тот  свет вместе с павшим в бою мужем, как то описано у Геродота. С  точки зрения воинской культуры насильственная смерть – участь человека низшего  достоинства, раба. Такой смертью  умирают домашние животные, предназначенные  в пищу человеку. Даже смерть дикого зверя во время охоты почетнее, так как он погибает во время своеобразной дуэли, состязания в хитрости и ловкости, где он действует с охотником  практически на равных. Боевых коней, сопровождающих погребенных воинов, забивали чеканом – воинским оружием, приравнивая их к павшим на поле боя. Ибо самой почетной и желанной для воина, безусловно, является смерть в бою с равным или превосходящим его по силам противником, на встречу с которым он идет добровольно и бесстрашно.

    И здесь опять вспоминается Укокская принцесса… Алтайские знающие люди «билер кижи» считают, что молодая 25-летняя шаманка умерла добровольно, не истощив, не загнав своего скакуна – юное тело. Она ушла раньше…, чтобы остаться навеки хранительницей Алтая, оберегать его от катастроф и бедствий, способных коренным образом изменить облик и назначение «золотой колыбели тысячи народов». Именно поэтому, считают они, мумия принцессы должна быть возвращена и захоронена на прежнем месте. Алтайцы чувствуют себя наследниками горной страны, вскормившей множество древних народов и способной еще не раз стать «матерью-отцом» и колыбелью в будущем. Вот почему так странно звучат для них заявления археологов о том, что пазырыкцы для них чужие.

    Археологи, исследуя алтайские курганы, неоднократно находили детские погребальные камеры, причём размеры их насыпей порой  не уступали «взрослым». В детских  погребениях было обнаружено оружие малых размеров: луки, стрелы, чеканы, кинжалы.

      В те незапамятные времена,  когда по извилистым тропам  Алтая пробирались пазырыкские воины, в сибирской тайге проживали угры и самодийцы — предки ныне здравствующих хантов, манси, селькупов. На южных опушках великого леса и на поросших колками просторах лесостепи встречались они с кочевниками, испытывая на себе мощное духовное влияние кочевого мира. Отражалось это влияние и в традиционных верованиях. Несомненно, что именно здесь хранятся ключи ко многим тайнам ушедших времён.

      Представители этих народов до  недавнего времени были убеждены  в том, что с каждым новорожденным  возвращается в мир душа кого-либо  из умерших. После специального ритуала, призванного определить, кто же из предков вернулся, младенцу присваивали имя покойного с возложением на него всех прав, а со временем и обязанностей некогда ушедшего. Даже дети умершего считались теперь детьми новорожденного.

Пазырыкские курганы 

    Первые  курганы с "замерзшими" могилами были открыты в 1865 г. В. В. Радловым (Катандинский курган и курган в могильнике пазырыкской культуры Берель, Казахстан). Тогда впервые была обнаружена сохранившаяся во льду одежда. Одна из наиболее замечательных находок — т. н. катандинский кафтан. В настоящее время выставлен в Государственном историческом музее (Москва). Там же хранится и другая уникальная вещь из этого кургана, названная фраком за сходство фасона, сшитая из меха соболя и крытая китайским шелком.

    Археологи имеют дело главным образом с  нетленными вещами, так как огромная часть древней материальной культуры, созданная из органических материалов, пропадает бесследно. Среди потерянного  навсегда — то, что когда-то было "второй кожей" человека — его  одежда. Поэтому, когда находят чудом сохранившиеся костюмы, — это становится настоящим открытием. Так случилось в "замерзших" могилах Горного Алтая, принадлежащих древней культуре (IV—III вв. до н. э.), получившей название пазырыкская (по месту расположения одного из самых ярких памятников — курганов в урочище Пазырык на Улаганском нагорье, исследованных в 30-е и 60-е годы прошлого века).

    Раскопки  больших "царских" курганов в 60-е  годы прошлого века (Пазырыкских, Башадарских, Туэк-тинских) в Горном Алтае дали уникальный археологический материал, но одежды в нем было не много. Все эти курганы потревожены еще в древности, одежда с тел погребенных сорвана, многое пропало, многое повреждено настолько, что не поддавалось атрибутации. Тем не менее, великолепные остатки костюма пазырыкцев — скотоводческого населения горных долин Алтая — были тщательно изучены, и в литературе сложилось довольно устойчивое мнение о том, что он собой представлял (Руденко, 1953, Яценко, 1999).

    И вот в 1990—1995 гг. на плато Укок (Кош-Агачский район республики Алтай) впервые за время изучения пазырыкской культуры (т. е. более чем за 130 лет) были открыты и исследованы курганы знати и рядовых пазырыкцев, чьи могилы не были потревожены и оказались "замерзшими" (т. е. заполненными льдом). Настоящим открытием и одним из самых больших впечатлений стали нетленные тела, облаченные в одеяния далекой эпохи. Но последовавшее затем более чем десятилетнее исследование пазырыкского костюма привело к еще более интересным результатам, чем факт самих находок.

    Каждая  культура имеет свой запах. Над пазырыкской  культурой витает слабый запах конопли, семена которой обнаружены в "царских" могилах, упакованные в кожаную  орнаментированную флягу и насыпанные на потрескавшиеся закопченные камни, лежащие внутри бронзового котелка. Пазырыкцы имели привычку вдыхать пары конопли, имеющие слабый наркотический эффект. Судя по тем вещам, которые были обнаружены во всех царских могилах, это происходило так, как описывал Геродот: "Взяв конопляное семя, скифы подлезают под войлочную юрту и затем бросают его на раскаленные камни. От этого поднимается такой сильный пар и дым, что никакая эллинская баня не сравнится с такой баней. Наслаждаясь ею, скифы громко вопят от удовольствия" (Геродот, IV, 75). Эта страсть оказалась пагубной для тех из них, кто дышал паром конопли над бронзовым котелком (как это было зафиксировано во втором Пазырыкском кургане): их организм постепенно был отравлен вдыхаемыми парами, в которых содержались соединения меди (Полосьмак, Трунова, 2004). Другим запахом культуры может быть назван запах кориандра, семена которого использовались как благовония - они найдены не только в мешочках, но и частично на каменном блюдечке, стоявшем в изголовье погребенной в кургане 1 могильника Ак-Алаха-3 женщины. Возможно, пряный запах был призван заглушать запах тления, был прямым и наиболее быстрым посланием божеству, к которому отправлялся умерший, запах, приятный богам. О том, что в пазырыкской культуре придавали большое значение ароматам, свидетельствует набивка душистым растением войлочной подушки, обнаруженной под головой мужчины, погребенного в кургане 1 могильника Верх-Кальджин-2. Еще один запах — сильнейший ментоловый аромат зизифоры сопровождал пазырыкцев в их пути на "небесные пастбища".

    В пазырыкских погребениях Укока одежда представлена целыми вещами, которые носились при жизни в комплекте, - как это бывает при сборе этнографического материала. Только, в отличие от этнографических коллекций, ушли в иной мир люди, которые могли бы рассказать о том, что мы видим, объяснить — чего не понимаем.

    Более двух тысяч лет назад, вероятно, в  один год (как установлено с помощью  дендрохронологического метода) на Укоке были похоронены молодые мужчина и женщина европеоидного типа (20—25 и 28—30 лет), чьи тела, одежда и вся сопровождающая погребальная утварь, а также кони сохранились в древнем льду. Это были два разных погребения, в разных могильниках, принадлежащих к одной культуре: женщина похоронена в могильнике Ак-Алаха-3 (курган 1), расположенном в долине одноименной реки, а мужчина — в могильнике Верх-Кальджин-2 (курган 3), название которого также происходит от небольшой реки, на правом берегу которой он сооружен.

    Есть  все основания назвать мужской  костюм пазырыкцев костюмом всадника. И, пожалуй, именно в курганах Горного Алтая был найден один из самых древних его комплектов, и в нем, прежде всего штаны - неотъемлемая часть одежды евразийских воинов - всадников и скотоводов. Напомним, что, как непривычна нам эта часть одежды, в те времена штаны носили далеко не все "цивилизованные" народы. Так, в отличие, например, от персов, ни греки, ни римляне штанов не признавали и, более того, считали их ношение варварской традицией, для себя неприемлемой.

    О таких штанах, какие были обнаружены на мужчине из могильника Верх-Кальджин-2, в IV в. до н. э. разгорелся спор в Поднебесной, подробности которого запечатлены в "Ши цзи" — записках древнекитайского историка Сыма Цяня. Улин-ван, правитель княжества Чжао, обеспокоенный постоянной угрозой, исходящей от соседних племен, а также движимый желанием "открыть пути в земли ху и ди", решился ввести у себя в княжестве варварские одежды, более подходящие для всадника и воина, нежели традиционный китайский костюм. Он считал, что "одежда, инвентарь, оружие — все должно быть удобным для пользования" (Сыма Цянь, 1992).

    На  голову мужчины был надет войлочный  шлем с ушами-завязками, сшитый из двух одинаковых частей, с навершием в виде птичьей (более всего похожей на голубиную) головы, стоящим прямо, благодаря деревянной пластине, вставленной внутрь. Шлем украшен деревянными, покрытыми золотой фольгой фигурками фантастических зверей: оленей и лошадок с рогами козерогов. Пожалуй, впервые найдены реальные войлочные шлемы, о которых писал Геродот: "Саки ... носили на головах высокие островерхие тюрбаны, плотные, так что стояли прямо" (кн. VII, 64). Их изображения можно увидеть на каменных рельефах Персеполя (Иран) и в многочисленных изделиях торевтики скифского времени. Войлочные шлемы подобной формы имели распространение у многих племен и народов в разные времена и в разных частях Ойкумены. Особенность пазырыкских — их символика: фантастические образы животных, совмещающих функции и достоинства оленя, лошади и козерога.