Сенат в первой половине XIX века

    В 1810 г. он подал императору Александру I проект «Учреждения Правительствующего Сената». К ведению этого органа он относил три разряда дел: не относящиеся ни к какому министерству (обнародование законов, указов, установление порядка их исполнения и надзора за исполнением этим были расширены пределы власти этого органа по сравнению с Комитетом министров); относящиеся к ведению Сената (производство в чины до VI класса, утверждение подрядов и контрактов, споры по соляным и винным делам и т.п.), и дела, восходящие на «высочайшее решение», то есть те, которые должны докладываться императору (чинопроизводство высших сановников и др.). Что касается административной власти императора, то она была ограничена: ему не принадлежит верховный надзор за исполнением законов и надзор за деятельностью различных административных учреждений. Ограничение административной власти монарха, установленное проектом М.М Сперанского, нашло выражение в том, что проект не предусматривает возможности отмены монархом решений, принятых Правительствующим Сенатом. Сперанский прямо говорит о том, что после того, как решение принято (оно принимается большинством голосов), оно считается окончательным и приводится в исполнение. По тем вопросам, которые требуют утверждения императора в случаях, не терпящих отлагательства, Правительствующий Сенат может принять решение и привести его в действие, не ожидая утверждения. Поскольку последний раздел дел относится к компетенции дел Комитета министров, тот этот орган Сперанский рассматривал лишь, как орган, существующий при Правительствующем Сенате, представляющий доклады императору. Так осторожно Сперанский подвёл к мысли о ликвидации самостоятельного Комитета министров, превращении его в одно из сенатских собраний под председательством императором для дел, представляемых на высочайшее разрешение (другое собрание под председательством канцлера назначалось для дел первых двух разрядов, которые разрешались без вмешательства императора). Создание правительствующего Сената, по мнению Сперанского, необходимое единство в составе правительств, император освобождался от множества второстепенных дел. Желая более точно установить компетенцию Правительствующего Сената и предотвратить опасность превращения его в универсальную министерскую канцелярию, Сперанский предупреждает, что в него не должны поступать дела, относящиеся к законодательству (они находятся в ведении Государственного совета), суду (ими ведает Судебный Сенат). Точно так же Правительствующий Сенат не может обсуждать дела, решение по которым выходит за пределы компетенции отдельного министра или зависит только от императора. Определяя компетенцию Правительствующего Сената, М.М. Сперанский выражает своё отношение к частной собственности. Он писал, что органы не должны мелочным контролем стеснять предпринимательскую инициативу: «Во всех министерствах, особливо в тех, коих предметом есть государственное хозяйство и общая промышленность, должно наблюдать, чтоб мерами надзора и многосложностью правил не стеснить частной предприимчивости»¹⁰.

Проект учреждения обоих  сенатов был рассмотрен специально созданный комитетом в составе графа Завадовского, князя Лопухина и графа Кочубея, а после этого, отпечатан и разослан всем членам государственного совета. Проект был внесён для рассмотрения на общее собрание совета в июне 1811 г. если раньше все предложения Сперанского проходили почти без обсуждения, то сейчас развернулись горячие прения. Члены Государственного Совета в большинстве своём возражали против реформы Сената. Возражения сводились к следующему — разделение сената умалит его важность, повлечет большие издержки и создаст сложности в наборе кадров на канцелярские должности и должности сенаторов. Некоторые возражали, что выборность части сенаторов противоречит принципу самодержавия. Некоторые возражали против того, чтобы Судебный Сенат был высшей судебной инстанцией, и его решение было окончательным. Как говорилось выше, наиболее существенные замечания были высказаны Салтыковым и Голицыным. Но, несмотря на возражения отдельных членов Государственного Совета, результаты голосования проекта Сперанского оказались для него благоприятными. Разделение Сената на Правительствующий и судебный было принято большинством голосов. Но это решение было принято большинством голосов. Реформу сената отложили до более благоприятного времени. Так же был отклонён пункт о безапелляционности сенатских решений. Оппозицию Сперанский объяснил тем, что реформа ослабляла самовластие министров. Сенаторов и чиновников сенатских канцелярий предполагаемая реформа лишала влияния на прибыльные хозяйственные дела, возмущало их уравнение с выборными сенаторами. Александр поддержал мнение меньшинства, то есть признал своевременность сенатской реформы и безапелляционность решений Сената, но оговорился, что предоставляет себе время для определения времени реформы. 7 августа 1811 г. на заседании общего собрания Государственного Совета проект Сперанского был принят. Но его окончательное утверждение было отложено под предлогом предвоенного времени. Серьёзная перестройка органов власти повлекла бы за собой не только упразднение Комитета министров, но и усилила бы рознь в среде высшей бюрократии.

Минуя все бюрократические  реформистские влияния, высший орган  суда и надзора вплоть до 60-х годов XIX в. сохранял свои организационные основы, заложенные реформой 1802-1805 гг. Его зависимое положение, большой и малоподвижный аппарат олицетворяли всю эфемерность надзора за законностью и справедливостью управления

3. Структура и деятельность Сената в первой половине XIX века.

Одно из центральных мест в системе высших государственных учреждений занимал Сенат. Созданный в 1722 г. Петром I как высший административно-судебный орган, Сенат с течением времени значительно изменил свою структуру и функции. В годы движения декабристов это был громоздкий, плохо действующий государственный механизм, лишенный, строго очерченной сферы деятельности. По указу 27 января 1805 г. Сенат делился на девять департаментов. Второй—восьмой департаменты формально были высшими апелляционными инстанциями для гражданских и уголовных дел. На деле же они таковыми не являлись: принятые ими решения не были окончательными. В случае разногласий: между членами (а для вынесения решения требовалось не менее двух третей голосов) дело поступало на рассмотрение общего собрания членов всех департаментов, а затем передавалось на утверждение императора¹¹. 

С 1813 г. высшей инстанцией по отношению  к общим собраниям Сената, отдельно собиравшимся в Петербурге и Москве, стал Государственный совет. Еще, М. М. Сперанский специально обращал на это внимание правительства. В записке «О единогласии и разногласии в судебных решениях», поданной им 20 апреля 1827 г. в Комитет 6 декабря 1826 г., указывая на то, что в Сенате редко удается собрать две трети голосов, он писал: «Важные и маловажные тяжебные дела все почти ныне восходят к высочайшему разрешению»¹². Кроме того, даже если дело решалось в департаменте, у любого из подсудимых оставалась возможность апеллировать к самодержцу. Предлагавшееся в 1811 г. Сперанским признание решений Сената окончательными (тогда же утвержденное Государственным советом и царем) никогда не было введено в реальную практику судопроизводства.

Судебные департаменты Сената обладали одинаковыми правами, и распределение  дел между ними происходило по территориальному признаку: Второй департамент рассматривал апелляции по гражданским делам 8 северо-западных и северных губерний; Третий был высшим гражданским судом для 12 губерний Прибалтики, Украины и Белоруссии; Четвертый — для 9 губерний Поволжья, Урала и Сибири; Пятый департамент был апелляционной инстанцией по уголовным делам для 23 губерний Европейской России. Перечисленные департаменты вместе с Первым и Межевым находились в Петербурге, в Москве располагались остальные три. Из московских департаментов Шестой был высшей апелляционной инстанцией по уголовным делам для остальных 27 губерний Европейской России и Кавказа, Седьмой и Восьмой занимались гражданскими делами.

Ведущее место занимал в Сенате Первый департамент. С одной стороны, он являлся как бы высшей инстанцией, призванной наблюдать за точным исполнением законов, с другой — был наделен массой административных функций. Обер-прокурор Первого департамента Н. Н. Муравьев, составивший для Комитета 6 декабря 1826 г. специальную записку о компетенции этого департамента, насчитывал 62 категории дел, находившихся в его ведении.    

Прежде всего надо отметить, что  Первый департамент ведал обнародованием законов. Однако наиболее важной его  задачей было проведение сенаторских  ревизий, в ходе которых проверялось, как правило, состояние отдельных учреждений или целых губерний. Сенаторские ревизии были важной составной частью внутренней политики самодержавия. Сенат, таким образом, не только следил за исполнением общих государственных законов, но и всесторонне контролировал деятельность всей государственной машины. Зачастую ревизии кончались преданием суду многих чиновников и даже губернаторов и других представителей бюрократической верхушки.

Через Первый департамент Сената проходили дела об определении чиновников к должности, о наградах, пожаловании разных прав и преимуществ (возведение в княжеское, графское и барон¬кое достоинство, утверждение в правах дворянства). Первый департамент руководил рекрутскими наборами и проводил ревизии крепостных душ, он контролировал деятельность по винным откупам и утверждал контракты военного ведомства, если они превышали 10 тыс. руб. Функции его представляли причудливое смешение административных принципов и далеко выходили за рамки основного предназначения Сената.

Особое положение занимал Межевой департамент. Он соединял в себе функции высшей административной и судебной инстанции по делам межевания. Тем самым он одновременно и управлял важнейшей для сельскохозяйственной страны отраслью экономики, и являлся высшим судьей в возникавших спорах.

Во главе Сената стоял генерал-прокурор. С учреждением в 1802 г. министерств должность эту стал занимать министр юстиции. Высшее судебное учреждение империи оказалось подчиненным одному из министерств. Всю первую четверть XIX в. и длительное время впоследствии такое положение оставалось неизменным. Совмещение должности генерал-прокурора и министра юстиции приводило к полному господству последнего в Сенате. В то время, как писал сенатор И. В. Лопухин, «укоренился несчастный обычай большинством голосов соглашаться с предложениями Министерства юстиции или какого-нибудь модного обер- прокурора, что все равно, как если бы они одни решали дела, а сенатские рассуждения и труды совсем становятся лишние»¹³ .

Отрицательно сказывался на деятельности Сената крайне невысокий профессиональный уровень как самих сенаторов, так и членов подчиненного им аппарата. По меткому определению И. И. Дмитриева, занявшего в 1810 г. пост министра юстиции, обер-прокуроры и обер-секретари определялись в Сенат «с беспечностью». «Первые,— вспоминал он,— большею частию молодые люди из придворной или военной службы, благовоспитанные, но неопытные и поваженные к изощрению себя более в снискании выгодных связей и покровительства для получения знаков отличий. Последние поступали также отовсюду; испещрены были второстепенными орденами, но некоторые из них не умели порядочно составить даже и неважного определения»¹⁴.

Главную причину жалкого состояния  Сената Дмитриев видел в самих  сенаторах, по его мнению явно не соответствовавших требованиям времени. Многие из них «для скорейшего получения ленты или аренды добровольно подчиняют себя министрам и к унижению достоинства своего звания заступают места почти экспедиторов». Для исправления «всех неблагонамеренных или безголосых, тупых сенаторов» Дмитриев предлагал дать министру юстиции право в конце каждого года представлять императору характеристики всех членов Сената и ходатайствовать о награждении трех наиболее отличившихся знаком отличия, арендой или столовыми деньгами. Сенаторы, обойденные несколько раз сряду, должны были, по его мысли, либо исправиться, либо немедленно выйти в отставку ¹⁵.

Сенаторы, как вспоминал один из современников, не «вникали в дела, как бы следовало, поэтому все зависело от доклада, который читали и на словах объясняли обер-секретари согласно тому, как были задобрены той или другой из сторон; они-то и были судьи, хотя и не облеченные в это звание, а потому не несущие даже моральной ответственности за решения. Они, не краснея, торговались с заинтересованными; более дающему обещали несомненный выигрыш и в какой-нибудь десяток лет наживали громадные состояния» ¹⁶.

Взятки были настоящим бичом  Сената, как и всей судебной системы  страны. Ни одно дело не могло быть решено в Сенате без предварительного «смазывания» чиновников всех уровней. Показательна в этом смысле переписка К. Ф. Рылеева, вынужденного в 1820-х годах по делам своей семьи вплотную столкнуться с сенатским механизмом. 25 ноября 1820 г. Рылеев писал жене из Петербурга: «Уведомляю, что просьба матушкина получена в Сенате, но, как полагают, возвращена будет с надписью, ибо таковых в общем собрании не рассматривают. Так говорил мне один секретарь сенатский; но я думаю, что это в переводе значит — дай\ <...> Обер-прокурор Маврин (будущий сенатор, член Верховного уголовного суда над декабристами,— С. М.) знаком нам весьма хорошо, но все без денег ничего нельзя будет сделать. Деньги — лучшие стряпчие, а потому и скажи матушке и Ивану Михайловичу, чтоб поспешили выслать к январю рублей тысячу. <...) Из прилагаемой записки из Сената от секретаря в ответ на мою выправку чрез Крестьяне Ивановича увидите, что уже пора подмазывать». О «холоде», который обдает его при мысли о возвращении в Петербург, где его ожидали «мучительные крючкотворства неугомонного и ненасытного рода приказных», писал Рылеев Булгарину в августе 1821 г¹⁷.

Неэффективность судебной системы  порождала царящий по всей России неприкрытый чиновничий грабеж. Характерно, что в признании его одной  из глубочайших язв тогдашней  России сходились представители  самых различных общественных направлений. Достаточно напомнить исполненные глубокой горечи слова, брошенные декабристом А. А. Бестужевым членам Следственного комитета: «В казне, в судах, в комиссариатах, у губернаторов, у генерал-губернаторов — везде, где замешался интерес, кто мог, тот грабил, кто не смел, тот крал»

И эхом на них звучат строки одного из самых консервативных документов эпохи — «Записки о древней и новой России» Н. М. Карамзина. «Везде грабят,— писал он,— и кто наказан? Ждут доносов, улики, посылают сенаторов для исследования, и ничего не выходит! Доносят плуты — честные терпят и молчат, ибо любят покой. Не так легко уличить искусного вора-судью, особенно с нашим законом, по коему взяткобратель и взяткодатель равно наказываются. Указывают пальцем на грабителей — и дают им чины, ленты в ожидании, чтобы кто<-нибудь> на них подал просьбу. А сии недостойные чиновники в надежде на своих, подобных им, защитников в Петербурге беззаконствуют, смело презирая стыд и доброе имя, какого они условно лишились. В два или три года наживают по нескольку сот тысяч и, пе имев прежде ничего, покупают деревни!» ¹⁸

Из кого же состояла высшая судебная инстанция империи? В 1825 г. в Сенате заседали 102 сенатора. Сохранились формулярные списки 58 из них.