Русские земли 12-13 в.в. Социально-политическое и культурное своеобразие их развития

Новгородское  управление строилось в связи  с определением отношений города к князю. Эти отношения, как описано выше, определялись договорами. Благодаря этим договорам князь постепенно выступал из состава местного общества, теряя органические связи с ним. Он с своей дружиной входил в это общество лишь механически, как сторонняя временная сила. Благодаря этому политический центр тяжести в Новгороде должен был с княжеского двора переместиться на вечевую площадь, в среду местного общества. Вот почему, несмотря на присутствие князя, Новгород в удельные века был, собственно, городской республикой. Далее, в Новгороде мы встречаем то же военное устройство, какое еще до князей сложилось в других старших городах Руси. Новгород составлял  тысячу — вооруженный полк под командой тысяцкаго. Эта тысяча делилась на  сотни — военные части города. Каждая сотня со своим выборным сотским представляла особое общество, пользовавшееся известной долей самоуправления. В военное время это был рекрутский округ, в мирное — округ полицейский. Но сотня не была самой мелкой административной частью города: она подразделялась на  улицы , из которых каждая со своим выборным  улицким старостой составляла также особый местный мир, пользовавшийся самоуправлением. С другой стороны, сотни складывались в более крупные союзы — концы . Каждый городской конец состоял из двух сотен. Во главе конца стоял выборный  кончанский староста, который вел текущие дела конца под надзором кончанского схода или веча, имевшего распорядительную власть. Союз концов и составлял общину Великого Новгорода. Таким образом, Новгород представлял многостепенное соединение мелких и крупных местных миров, из которых последние составлялись посредством сложения первых. Совокупная воля всех этих союзных миров выражалась в общем вече города. Bечe созывал иногда князь, чаще кто-нибудь из главных городских сановников, посадник или тысяцкий. Оно не было постоянно действующим учреждением, созывалось, когда в этом была необходимость. Никогда не было установлено постоянного срока для его созыва. Вече собиралось по звону вечевого колокола, обычно на площади, называвшейся Ярославовым двором. Оно не было по составу своему представительным учреждением, не состояло из депутатов: на вечевую площадь бежал всякий, кто считал себя полноправным гражданином. Вечe обыкновенно состояло из граждан одного старшего города; но иногда на нем являлись и жители младших городов земли, впрочем, только двух, Ладоги и Пскова. Вопросы, подлежавшие обсуждению веча, предлагались ему со  степени высшими сановниками, степенным посадником или тысяцким. Эти вопросы были законодательные и учредительные. Вече постановляло новые законы, приглашало князя или изгоняло его, выбирало и судило главных городских сановников, разбирало их споры с князем, решало вопросы о войне и мире и т.п.

Исполнительными органами веча были два высших выборных сановника, которые вели текущие  дела управления и суда, —  посадник и  тысяцкий . Пока они занимали свои должности, они назывались  степенными , т.е. стоящими на степени, а по оставлении должности вступали в разряд посадников и тысяцких  старых . Довольно трудно разграничить ведомство обоих сановников. Кажется, посадник был гражданским управителем города, а тысяцкий — военным и полицейским. Вот почему немцы в удельные века называли посадника бургграфом, а тысяцкого — герцогом. Оба сановника получали от веча свои полномочия на неопределенное время: одни правили год, другие меньше, иные — по нескольку лет. Посадник и тыcяцкий правили с помощью целого штата подчиненных им низших агентов.

Вече было законодательным  учреждением. Но по характеру своему оно не могло правильно обсуждать  предлагаемые ему вопросы. Нужно  было особое учреждение, которое могло бы предварительно разрабатывать законодательные вопросы и предлагать вечу готовые проекты законов и решений. Таким подготовительным и распорядительным учреждением был новгородский совет господ, Herrenrath, как называли его немцы, или господа , как он назывался в Пскове. Господа вольного города развились из древней боярской думы князя с участием старейшин города. Председателем этого совета в Новгороде был местный владыка — архиепископ. Совет состоял из княжеского наместника, из степенных посадника и тысяцкого, из старост кончанских и сотских, из старых посадников и тысяцких. Bсe эти члены, кроме председателя, назывались боярами.

В составе новгородского  общества надо различать городские и сельские классы. Население Новгорода Великого состояло из  бояр, житых людей, купцов и черных людей . Во главе новгородского общества стояло боярство. Оно составлялось из богатых и влиятельных новгородских фамилий, членов которых правившие Новгородом князья назначали на высшие должности по местному управлению. Занимая по назначению князя должности, которые в других областях давались княжеским боярам, и новгородская знать усвоила себе значение и звание бояр и удержала это звание и после, когда стала получать свои правительственные полномочия не от князя, а от местного веча.

 Не так ясно выступает в новгородских памятниках второй класс  житых, или житьих , людей. Можно заметить, что этот класс стоял ближе к местному боярству, чем к низшим слоям населения. Житые люди были, по-видимому, капиталисты средней руки, не принадлежавшие к первостепенной правительственной знати. Класс торговцев называли  купцами . Они уже стояли ближе к городскому простонародью, слабо отделялись от массы городских черных людей. Они работали с помощью боярских капиталов, либо кредитовались у бояр, либо вели их торговые дела в качестве приказчиков.  Черные люди были мелкие ремесленники и рабочие, которые брали работу или деньги для работы у высших классов, бояр и житых людей. Таков состав общества в главном городе. Те же самые классы встречаем и в пригородах, по крайней мере — важнейших.

 В глубине  сельского общества, как и городского, видим  холопов . Этот класс  был очень многочислен в Новгородской  земле, но незаметен в Пскове. Свободное крестьянское население  в Новгородской земле состояло  из двух разрядов: из смердов, обрабатывавших государственные земли Новгорода Великого, и  половников , арендовавших земли частных владельцев. Название свое половники получили от обычного в древней Руси условия поземельной аренды — обрабатывать землю  исполу , из половины урожая. Впрочем, в Новгородской земле удельного времени половники снимали земли у частных владельцев и на более льготных условиях, из третьего или четвертого снопа. Половники находились в Новгородской земле в более приниженном состоянии сравнительно с вольными крестьянами в княжеской Руси, стояли в положении, близком к холопам. Эта приниженность выражалась в двух условиях, которые новгородцы вносили в договоры с князьями: 1) холопа и половника без господина не судить и 2) новгородских холопов и половников, бежавших в удел князя, выдавать обратно. В этом отношении Псковская земля резко отличалась от Новгородской. В первой  изорники , как называли там крестьян, арендовавших частные земли, обычно со ссудой,  покрутой , были вольными хлебопашцами, которые пользовались правом перехода от одного владельца к другому. Там даже долговое обязательство не прикрепляло изорника к землевладельцу. По Русской Правде закуп, бежавший от хозяина без расплаты, становился полным его холопом. По Псковской Правде, памятнику, получившему окончательный вид во второй половине XV века, изорник, убежавший от хозяина без расплаты, не наказывался лишением свободы, когда возвращался из бегов; хозяин мог только при участии местной власти продать покинутое беглецом имущество и, таким образом, вознаградить себя за невозвращенную ссуду. Если имущества беглеца недоставало на это, господин мог искать доплаты на изорнике, когда он возвращался. В подобных же отношениях к господам находились крестьяне и в княжеской Руси удельных веков. Значит, в вольной Новгородской земле сельское население, работавшее на господских землях, было поставлено в большую зависимость от землевладельцев, чем где-либо в тогдашней Руси.

 Другою особенностью  новгородского, равно как и  псковского землевладения, был  класс крестьян-собственников, которого не встречаем в княжеской Руси, где все крестьяне работали либо на государственных, либо на частных господских землях. Этот класс назывался  зeмцaмu , или  своеземцами . Это были вообще мелкие землевладельцы. Своеземцы или сами обрабатывали свои земли, или сдавали их в аренду крестьянам-половникам. По роду занятий и размерам хозяйства своеземцы ничем не отличались от крестьян; но они владели своими землями на правах полной собственности. Этот сельский класс своеземцев образовался преимущественно из горожан. В Новгородской и Псковской земле право земельной собственности не было привилегией высшего служилого класса. Городские обыватели приобретали мелкие сельские участки в собственность не только для хлебопашества, но и с целью промышленной их эксплуатации, разводя лен, хмель, рыбача и охотясь.

 Формы политического  быта в Новгороде, как и в  Пскове, носили демократический  характер. Все свободные обыватели  имели равные голоса на вече, и свободные классы общества  не различались резко политическими правами. Но торговля, служившая основой народного хозяйства в этих вольных городах, давала фактическое господство тем классам, которые обладали торговым капиталом, — боярам и житым людям. Это господство торговой аристократии при демократических формах государственного устройства обнаружилось как в управлении, так и в политической жизни Новгорода, вызывая оживленную борьбу политических партий.

Глава 3. Культура русских земель XII — XIII в.в. 

XII — XIII вв. —время  расцвета летописания местных  феодальных центров. Старейший из них, естественно, Новгород, где общерусские летописи велись еще в предшествующую эпоху. Однако в XII — XIII вв. новгородское летописание уделяет все больше внимания местным событиям. Нам известны и здешние летописцы — священник Герман Воята (XII в.), пономарь Тимофей (XIII в.). ВXIII в. начинается и псковское летописание. С начала XII в. возникает летописная традиция в Ростово-Суздальской земле. Владимирский летописный свод 1177 г., задуманный еще при Андрее Боголюбском и созданный при Всеволоде Большое Гнездо, ставил своей целью показать ведущую роль Ростово-Суздальского края в Русской земле, а в самой Ростово-Суздальской земле — роль Владимира в качестве столицы. В Галицко-Волынской земле при князе Данииле Романовиче также возникает княжеское летописание. Даниил, который «дерз и храбор» и в котором нет ни единого порока, выступает как идеальный герой. Для Галицко-Волынской летописи характерна особая яркость, красочность изложения, порой оно превращается в связный рассказ, лишенный хронологической сетки. При всем «местном патриотизме» летописцев отдельных земель их объединяет глубокий интерес к общерусским событиям. Так, например, наиболее подробный рассказ об убийстве Андрея Боголюбского сохранился в южной, киевской летописи. Единство Русской земли не подвергается сомнению ни одним из летописцев. «Свой» князь является для них лишь лучшим выразителем интересов не только своего княжества, но и всей земли.Это стремление к единению русских земель, к преодолению междоусобиц особенно ярко проявилось в «Слове о полку Игореве», гениальном произведении русской литературы, повествующем о неудачном походе новгород-северского князя Игоря Святославича против половцев в 1185 г. В неподчинении воле старейшего князя, князя киевского, в стремлении провести поход силами только своей земли видит автор «Слова» причину неудачи Игоря, несмотря на храбрость князей и их дружин. С горечью говорит он о княжеских распрях, о том, что «рекоста брат брату: «се мое, а то мое же». И начяша князи про малое «се великое» молвити, а сами на себе крамолу ковати».Автор «Слова» — первоклассный художник, мастер поэтической метафоры и ритмической прозы. Ярко проявились эти его качества, например, в описании утра перед битвой: «Другаго дни велми рано кровавыя зори свет поведают; черныя тучи с моря идут, хотя прикрыти 4 солнца, а в них трепещут синий молнии. Быти грому великому!» Скорбь о павших русских воинах и одновременно гордость их мужеством звучат в рассказе о поражении русских дружин: «Ту ся брата разлучи ста на брезе быстрой Каялы; ту кровавого винане доста; ту пир до кончаша храбрии русичи, сваты попоиша, а сами полегошаза землю Русскую». К лучшим страницам лирической поэзии в отечественной словесности можно отнести «плач» Ярославны, жены князя Игоря, по своему мужу. Недаром «Слово о полку Игореве» служило и служит источником вдохновения для многих поэтов и художников вплоть до наших дней. Одно из самых талантливых произведений XII — XIII вв. — дошедшее до нас в двух основных редакциях «Слово» и «Моление» Даниила Заточника. Убежденный сторонник сильной княжеской власти, Даниил с юмором и сарказмом пишет об окружающей его печальной действительности. Обедневший княжеский слуга, возможно, дружинник, мелкий феодал, Даниил с грустью говорит о всесилии богатства: «Богат муж возглаголет, то вси на него воскликнут».Тяжело приходится попавшему в беду умному и талантливому человеку. Даниил, правда, сам признает, что он «на рати не велми храбр», но зато «крепок в замыслех». Пусть перед неудачником и открывается немало путей выхода из его бед, но все они — бесчестны или унизительны. При княжеском дворе он обречен ходить в лаптях («лыченице»), «черленый» же сапог ожидает его лишь на боярском дворе. Но ведь это холопство. Нет надежды и на друзей: они«отвергошася» его, потому что не может он ставить «пред ними трапезы, многоразличными брашьны украшены». Что еще остается? «Аще бы умел красти...», но и этот выход неприемлем для него, ибо «девка погубляет свою красоту блуднею, а муж свою честь татбою». Не хочет Даниил и жениться «у богатаго тестя»: ведь «зла жена и до смерти сушит». Не привлекает его и монастырь, хотя там он жил бы припеваючи: ведь чернецы «возвращаются на мирское житие», «обидят села», «ангелский имея на себе образ, а блудной нрав». Нет, считает Даниил Заточник, лучше умереть в нищете, чем «восприимши ангелский образ, богу солгати». Остается только одно — «продолжен живот в нищете».Высоки и чисто литературные достоинства произведения Даниила Заточника. Он великолепный мастер рифмованной игры словами: «Кому Переславль, а мне гореславль; кому Боголюбово, а мне горе лютое; кому Белоозеро, а мне чернее смолы; кому Лачеозеро, а мне, на нем седя, плач горький; кому Новгород, а мне и углы опали». Новая тема вошла в русскую письменность с Батыевым нашествием. Страшное бедствие, обрушившееся на Русскую землю, глубоко потрясло авторов XIII в. Первый отклик на это нашествие — произведение, само название которого уже звучит трагически: «Слово о погибели Русской земли». «Слово» дошло до нас не полностью. Начинается оно с описания красоты, богатства, величия, могущества страны до Батыева нашествия: «О светло светлая и украсно украшена земля Руськая!» Этот торжественно-радостный мотив как бы внезапно прерывается словами: «А в ты дни болезнь крестияном от великаго Ярослава и до Володимера, и до нынешнего Ярослава и до брата его Юрья князя володимерьскаго».Также по свежим следам Батыева нашествия была создана «Повесть о разорении Рязани Батыем», составная часть целого цикла повестей о «чудотворной» иконе Николы Зарайского. Это произведение тоже окрашено в трагические тона, но вместе с тем призывает к вооруженной борьбе против захватчиков. Рязанский князь Федор Юрьевич приносит дары Батыю, но Батый, проведав о красоте его жены Евпраксии, требует к себе и ее, на что следует гордый ответ: «Аще нас приодолееши, то и женами нашими владете начнеши». Князь Федор Юрьевич гибнет в битве, а его жена вместе с малолетним сыном кончает жизнь самоубийством. Рязанские полки во главе с князем Юрием Ингваревичем выступают на бой. Но «удальцы и резвецы резанские» погибают в битве, сожжена Рязань, где «вси вкупе мертвы лежаше». И все же сопротивление продолжается. В борьбу вступает рязанский боярин Евпатий Коловрат со своей дружиной и нападает на «станы Батыевы». И Коловрат, и почти все его воины гибнут в неравной схватке, поразив своим мужеством даже врагов. Автор Повести не видел выхода из трагического положения: слишком неравны были силы. Пафос Повести в призыве к пусть безнадежному, но активному сопротивлению, к тому, чтобы «смертию живота купити»,погибнуть, но не покориться захватчику. Возможно, уже в XIII в. возникает мысль о том, что самопожертвование может привести и к победе над врагом. Речь идет о «Повести о Меркурии Смоленском», точная датировка которой еще не установлена. Предполагается, что предание, легшее в ее основу, возникло близко к временам нашествия. В повести рассказывается о юноше Меркурии, пошедшем на верную гибель, чтобы отогнать Батыя от родного города. Меркурий убил множество врагов, в том числе «исполина», предводителя вражеского войска, враги в страхе бегут, но сын «исполина» отсекает Меркурию голову. Юноша умирает не сразу: с отрубленной головой в руках он подходит к вратам спасенного им Смоленска и только там падает бездыханным. Меркурий, вступая в бой, знал, что его ждет: «явившаяся» ему богородица предсказала ему и победу, и смерть. Но он все же решил спасти свой город ценой жизни. Восстания против ордынского гнета, начало объединения сил Руси в борьбе с Ордой уже в XIV в. привели к появлению новых произведений, проникнутых духом не только героической жертвенности, но и победоносного оптимизма. В XII — XIII вв. на Руси было создано много выдающихся произведений архитектуры. Особенно интересные постройки сохранились в Новгороде Великом и в городах Владимиро-Суздальской земли. Отличительными чертами новгородского архитектурного стиля были монументальная строгость и простота форм, скупость в украшениях. Из памятников начала XII в. выделяются прежде всего работы мастера Петра, воздвигнувшего соборы в Антониеве и Юрьеве монастырях. Ему же приписывается создание по заказу Мстислава Великого церкви Николы на Ярославовом дворище, напротив детинца. Значительно менее монументальна, но столь же строга последняя из княжеских церквей, построенных в Новгороде, церковь Спаса на Нередице (1198), сравнительно скромный и изящный храм. Церковь эта была уничтожена гитлеровцами во время Великой Отечественной войны, однако полностью восстановлена, за исключением фресок, большая часть которых безвозвратно утрачена. Благодаря работам Новгородской археологической экспедиции нам стало известно имя одного из главных мастеров, расписывавших храм Спаса на Нередице, — это был выходец из Византии новгородский священник Олисей Петрович Гречин. Он расписал также надвратную церковь Ризположения у Пречистенских ворот Новгородского детинца. В Новгороде XII — XIII вв. строились не только мощные монастырские и княжеские церкви, но и уличные храмы, небольшие сооружения, возводившиеся жителями той или иной новгородской улицы. Такова церковь Петра и Павла на Синичьей горе (1185 — 1192), построенная жителями Лукиной улицы. Нашествие Батыя не затронуло Новгород непосредственно, однако вывоз в Орду ремесленников и сбор ордынской дани тяжело сказались на каменном строительстве в Новгороде. После Батыева нашествия до конца XIII в. В Новгороде строят только крепости и деревянные церкви. Ни один каменный храм не был воздвигнут до 1292 г. (церковь Николы на Липне). Иной характер, чем в Новгороде, носило каменное зодчество во Владимиро-Суздальской земле. Прежде всего, оно отличалось по материалу. Большинство новгородских храмов построено из кирпича, а во Владимиро-Суздальской земле широко применяли местный белый камень-известняк. Отсюда вытекает и любовь владимиро-суздальских зодчих к каменной резьбе. Древнейшие постройки Владимиро-Суздальской земли носят еще достаточно суровый характер. Такова церковь Бориса и Глеба в селе Кидекше рядом с Суздалем (1152), воздвигнутая при Юрии Долгоруком. Храм был дворцовой церковью князя и поставлен на месте легендарной встречи «святых» князей Бориса и Глеба при их роковой поездке в Киев. Это сравнительно небольшое, но очень массивное сооружение, напоминающее скорее крепость, чем церковь. Основные характерные черты владимиро-суздальского зодчества сложились в постройках, относящихся ко времени княжения Андрея Боголюбского, когда усиленно обстраивались Владимир, Боголюбово и т. д. Во Владимире были

воздвигнуты величественный Успенский собор, ведущие в город  Золотые ворота (дошедшие до наших дней в сильно перестроенном виде), в Боголюбове — Княжеский замок, а неподалеку от него — шедевр русской средневековой архитектуры церковь Покрова на Нерли. У всех этих сооружений есть некоторые общие, характерные черты. Так, в них находят немало элементов господствовавшего в то время в Западной Европе романского архитектурного стиля. Одной из причин, возможно, было участие в строительстве приезжих зодчих. При огромном размахе строительства своих, местных мастеров могло не хватать. Вместе с тем Андрей Боголюбский, стремившийся к обособлению Владимира от Киева, не хотел привлекать киевских мастеров. Поэтому в сооружении храмов и дворцов принимали участие мастера, по словам летописца, «из всех земель», в том числе из Германской империи, по преданию, присланные Фридрихом Барбароссой. Возможно, в наличии романских черт отразились общие тенденции развития европейского, в том числе и русского, искусства. Для владимиро-суздальских сооружений времени Андрея Боголюбского характерна четкость архитектурных форм и линий. Гладь стены членится

выступающими  пилястрами; обязателен резной аркатурный пояс из небольших рельефных арок — и на стенах, и на подкупольных барабанах. Часто встречаются барельефы людей, животных и растений. Однако все эти резные элементы занимают небольшую часть стены и резко выделяются на гладком фоне. Потому храмы этого периода одновременно и торжественно-суровы и нарядны. В конце XII — начале XIII в. владимиро-суздальское зодчество, сохраняя общие с предшествующим временем черты, становится значительно пышнее, декоративнее. Типичный образец архитектуры нового периода — Дмитриевский собор во Владимире (1194 — 1197), построенный при Всеволоде Большое Гнездо. Вся верхняя половина собора, портал и подкупольный барабан покрыты исключительно тонкой и невероятно затейливой резьбой. Эта резьба носит во многом светский характер. Из 566 резных камней только 46 изображений связаны с христианской символикой. Здесь множество фантастических и сказочных растений, птиц и зверей, сцены борьбы, охоты, скульптурная иллюстрация к популярной в Древней Руси повести об Александре Македонском, изображающая его вознесение на небо. Большое количество львов, барсов, орлов, сказочных двуглавых зверей служит олицетворением княжеской власти: со львами, барсами, орлами, порой даже с крокодилами было принято сравнивать князей в древнерусской письменности. Прославлению княжеской власти служат рельефы собора. Эти традиции были развиты в построенном в Юрьеве-Польском при князе Юрии Георгиевском соборе, посвященном его небесному патрону (1234). Сложной и тонкой каменной резьбой, в которой причудливо сплелись церковные, античные и русские народные мотивы (вроде кентавра в русском кафтане), был покрыт уже весь собор — от подножия до кровли. Как и Дмитриевский собор, Георгиевский воспевал могущество княжеской власти. Своеобразные архитектурные школы сложились также в Полоцкой, Галицко-Волынской, Чернигово-Северской и других землях. Процесс интенсивного культурного подъема, развития местных культурных центров был насильственно прерван Батыевым нашествием.