Россия и Европа в 18 веке

Каким же сложился русский характер к периоду, когда дорога на Запад приоткрылась, «окно в Европу» отворилось, и два мира встретили друг друга? «Глубокое спокойствие, скорее молчаливость, на поверхности - даже флегма, Органическое отвращение ко всему приподнятому, экзальтированному, к «нервам». Простота, даже утрированная, доходящая до неприятия жеста. «Молчание – золото». Спокойная, уверенная в себе сила. За молчанием чувствуется глубокий, отстоявшийся в крови опыт Востока, Отсюда налет фатализма. Отсюда и юмор, как усмешка над передним планом бытия, над вечно суетящимся, вечно озабоченным разумом. Юмор и сдержанность сближают этот тип русскости всего более с англо-саксонским. Кстати говоря, юмор свойственен в настоящем смысле, только, англичанам и нам. Но конечно, за внешней близостью скрывается очень разный опыт. Активизм Запада - и фатализм Востока, но там и здесь буйство стихийных сил, укрощенных вековой дисциплиной»⁵.

Один из деятелей петровской эпохи  Салтыков, сформулировал то, что  можно назвать квинтэссенцией западничества: «Русские во всем сходны с западными народами, но они от них отстали. Сейчас нужно вывести их на правильную дорогу». Если бы дело обстояло, таким образом, если бы задача заключалась лишь в перемене кафтана на камзол, проблема модернизации не являла бы собой главнейшей и наиболее сложной общественной проблемы русской истории. Если бы Россия не принадлежала к иной, в данном случае, восточноевропейской цивилизации, то вождю-реформатору вполне хватило бы внешних форм. Но вся сложность задачи заключалась в обстоятельстве, что менталитет, идейно-психологическая парадигма русского мышления цивилизационно коренным образом отличалась от западной, и всякое представление о том, что западный менталитет может попросту быть заимствован, по меньшей мере, наивно.

Петр Первый имел мужество признать превосходство  Запада, и он имел достаточно здравого смысла, чтобы придать вестернизации дух национального сопротивления отсталости, принятия западного опыта не как национальной капитуляции, а как национального подъема. У него сложилась собственная геополитическая картина мира. Мир развивался, устремившись к мировой торговле за океаны, а большая Россия лежала в лесах и степях, не имея выхода к морям, фактически запертая в огромном евразийском пространстве. Не развиваясь далее, Россия могла стать либо жертвой новых тамерланов восточных степей, либо (что становилась гораздо актуальнее) конкистадоров Запада, повернувших в глубь континента.

Положиться же он мог  лишь на несколько железоделательных  заводов Тулы, Каширы, Москвы, Воронежа. Единицы российских мануфактур не шли  в сравнение с мощью поднимающейся  индустрии Запада, где творили  Гоббс и Спиноза, Декарт и Мильтон. Одна аптека на всю страну Университетов нет. Да, Россия встретилась с Западом, находясь в качественно иной плоскости исторического развития. И Петр "осознал грозящую России опасность попасть в экономическую зависимость от передовых стран, превратиться в колонию или даже быть завоеванной соседями" . Двести созданных в короткий срок мануфактур, одиннадцать металлургических заводов были частью реакции Петра на угрозу западного поглощения.

Петр приблизился к западу географически. Двинувшись за Петром в Приазовье  и к Финскому заливу, Россия вышла  из своей географической изоляции и  вошла в прямой контакт с Западом. Опираясь на свою людскую массу, на талант своего, еще не востребованного историей населения, император Петp предпринял тяжелую, временами отчаянную, жесткую попытку приобщения страны к мировому, т.е. западному потоку цивилизованного развития.

Петр, после  рассмотрения широкого европейского опыта, посчитал наиболее приемлемыми для России образцами шведские государственные учреждения: четыре сословия, отделение военной службы от гражданской, сенат и коллегии, деление на губернии.

Ощущая свое отставание от Запада, власть в России стала (в  той мере, в какой она ощущала свою ответственность) оппозицией по отношению к собственному народу. Даже в одежде, во вкусах, в гастрономии, в способах разрешения основных жизненных проблем русская элита, начиная с 1700 года, идет поперек вкусам и привычкам своего народа, "подгоняя" этот народ принять инородные идеалы, вкусы, обычаи, правы. Поразительно, но с тех пор правители на Руси делятся не на доморощенных (автохтонов) и западников, а на западников и ультразападников (таких как большевики, спешившие принести идеи Запада и каждый русский дом без исключения).

Самая сложная проблема русской  истории заключается именно в  этом. Своим талантом и трудом русские  доказали, что они могут быть равными  любой другой культуре в литературе и науке, в освоении континента и  космоса. Но в русском народе так и не произошло расщепления массы на атомы, населения на граждан, коллективного подход на персональное самоуважение, мира на единомышленников, колхоза на хуторян, народа с общим сознанием на сообщество параллельно ищущих личностей. Такая потеря национального лица, такое изменение исконных начал - страшная вещь. О ней рыдали и казненные на Красной площади стрельцы, и печальные славянофилы, и еще более загнанные историей, евразийцы. Но трагедия оставалась, она с нами - и с теми, кто "не видит проблем": пройти сквозь пустыню потери прежней культуры, неизбежными последствиями чего является дезориентация, криминализация, стихийно-культурный бунт. Никто не может знать, согласится ли народ, во всей его глубине, заплатить такую цену.⁶

В те далекие и решающие времена у Петра возникла подлинно драматическая дилемма - возможно, самая большая драма всемирной истории, осуществляемая в условиях неравного развития. Во всех важнейших случаях концентрации России для решения задачи сближения дистанции с Западом, и когда строились демидовские заводы (и когда вставал среди тайги Магнитогорск), державная власть, действуя ради броска, перекрывала кислород культурному сближению русского народа с Западом. Это последнее, в конечном счете, оказывалось важнее, чем просто пуды чугуна или тонны стали. Серьезные реформаторы, глядя прямо в лицо реальности, если им не изменяло мужество, должны были признать, что наиболее нужным элементом перемен являлось культурная реориентация.

Петровская Россия пыталась посеять семена западного индустриализма на, не во всем благоприятную почву, православно-христианского общества. По оценке А. Тойнби, «петровская политика ставила своей целью превращение русского универсального государства в одно из государств современного западного мира, с тем, чтобы русский народ мог знать определенное место среди других западных наций. Стратегия Петра Великого была направлена на то, чтобы при включении России в западное сообщество в качестве равноправного члена сохранить ее политическую независимость и культурную автономию в мире, где западный образ жизни уже получил широкое признание. Это был первый пример добровольной самовестернизации незападной страны». Центральное петербургское правительство подавило сопротивление противников реформ Петра, в частности, староверов, которое не могло иметь шансов на успех ввиду разбросанности сторонников старого обряда и консолидированной силы правительства.

Петровская реформа  вывела Россию на мировые просторы. Россия была поставлена Петром на перекресток всех великих культур Запада. Появилась порода русских европейцев, которых отличала свобода и широта духа, причем отличает не, только от москвичей, но и от настоящих западных европейцев... Простой русский человек, включая интеллигентов, был удивительно бездарен к иностранным языкам, как и вообще, был не способен входить в чужую среду, акклиматизироваться на чужбине. Русский европеец, по словам Г.П. Федотова, был дома везде. Россия после Петра Великого перестает быть понятной для значительной части русского народа, который отныне «не представлял себе ни ее границ, ни ее задач, ни ее внешних врагов, которые были ясны и конкретны для него в Московском царстве. Выветривание государственного сознания продолжалось беспрерывно в народных массах два века Империи».

В эпоху подлинного самодержавия, когда личность правителя играла определяющую роль, благодаря во многом своему характеру, Петр создал в России нечто долговременное - обширный класс обращенных на Запад служилых людей, сопоставляющих страну не с вековой традицией, а с самыми развитыми странами Запада. Подчиняясь новому флагу, новой столице, одетые в западные одежды, говорящие на европейских языках, правящие Россией дворяне Петра создали базу для нового типа развития, создали (постоянно воссоздаваемые между 1700 и 1917 годами) предпосылки мирного сближения с Западом, целенаправленной эволюции российской политической, образовательной, военной, экономической систем в западном направлении, с помощью Запада, открыто восхищаясь им. С тех пор, как шотландский наемник Патрик Гордон стал главным военным советником подростка Петра, а француз Франсуа Лефорт - самым близким другом и фактически воспитателем, пафос уважения и восхищения Западом стал едва ли не государственной религией России вплоть до злосчастной первой мировой войны. Царь Петр Первый взял курс на Западную Европу и так резко трансформировал военную, политическую и экономическую системы страны, что иностранцы стали с охотой приезжать в Россию, Границы России для них были открыты, их ждала карьера и высокий статус. Как и в любом деле, здесь было много злоупотреблений и разочарований, но факт остается фактом: Россия открылась Западу в невиданной прежде степени и уже не могла быть прежней. Петербург стал символом новой России, дружественной Западу.

Петр воплощал идею новой  России, остающейся самой собой, не сменившей своей идентичности, но развивающей свой потенциал на основе подключения к западному опыту.⁷

Удача Петра заключалась  в том, что Европа еще не вступила в эпоху «национальных войн», и ему хватило ограниченного числа обученных западными специалистами войск, чтобы выстоять, при Полтаве и победить в Северной войне.

Петр Великий не осуществил синтеза Запада и России, не трансформировал  «русский дух», но он создал щит, за которым  страна могла расти, развиваться  в направлении сближения с Западом, не изменяя при этом своей эмоциональной, умственной, психологической природе, не отвергая опыт исконной Руси. Свершить все это в течение жизни одного поколения - было уже историческим подвигом. Изменить же менталитет народа - для этого, как оказалось, недостаточно было всей династии Романовых.

Петровское направление  России на путь сближения с Западом  осуществлялось постепенно - быстрым  этот процесс приобщения к западным ценностям огромной, разбросанной на тысячи верст страны, быть не мог. Более чем Петр заимствовал (а он, надо помнить, перепахал русскую жизнь), было бы уже опасно для царствующего двора - народ в отстаивании своей самобытности проявил бы необоримое неприятие.

Спор о личности Петра  не стихает в России. При всем разнообразии оценок деятельности Петра, ключевая роль этой личности в диалоге Россия-Запад несомненна. Никто не отрицает значимости самой личности Петра, его наследственных и благоприобретенных черт. Но соответствие навязываемого им России идеала русскому национальному характеру вызывает большие разночтения⁸.

3. Эпоха Екатерины II

После смерти Петра I его реформаторский курс продолжила Екатерина II, которая сумела выразить национальные интересы русских и войти в историю как великая императрица, правившая страной 34 года (1762—1796 гг.). Н.М. Карамзин, оценивая реформы Екатерины II, писал: «Екатерина II была истинной преемницей величия Петрова и второю преобразовательницей новой России».

Ее царствование положило начало эпохе просвещенного  абсолютизма, хронологические рамки которого определяются различными историками по-разному. Наиболее общепринятой является точка зрения И.А. Федосова, который ведет отсчет эпохи с 1762 вплоть до 1815 г.

Просвещенный  абсолютизм — это явление общеевропейское. В Европе оно представлено такими яркими личностями, как король прусский Фридрих II, шведский Густав III, император Австрии Иосиф II и др. Эта эпоха была пронизана идеями французских просветителей и характеризовалась появлением нового класса — буржуазии, открыто заявившей о своих претензиях на экономическую и политическую власть, остро критиковавшей деспотических правителей и засилье католической церкви.

Идеи Просвещения  получили широкое распространение  и за пределами своих стран. Екатерина II, будучи человеком европейски образованным, осознавала необходимость предстоящих перемен и со всей серьезностью взялась за тщательное изучение работ Ш.П. Монтескье, Вольтера, Д’Аламбера, Д. Дидро и др. В свое царствование она стремится провести либеральные реформы, направленные на формирование в России «новой породы людей», которая стала бы социальной базой для европейского типа развития, старается внедрить широкое народное образование, пытается искоренить крепостное право.

Политическая  нестабильность при ее предшественниках и серия дворцовых переворотов приводили Екатерину II к мысли о необходимости укрепления личной власти, без чего она не представляла себе возможности для глубоких преобразований.

Императрица Екатерина  назначила республиканца Лагарпа  воспитателем своего внука Александра. Практически вся аристократическая элита посетила заграницу. Впервые страна с необычайной интенсивностью начинает обращаться к Западу за ответами на свои вопросы. Оптимистическим становится видение будущего России. Екатерина полагала, что новые плодородные земли на юге страны позволят ей совершить исторический рывок в материальном бытии, а Вольтер писал Екатерине, что приедет в Россию, если столица будет перенесена из Петербурга в Киев. Бернаден де Сент-Пьер верил в создание новой Пенсильвании" вокруг Аральского моря. Екатерина мечтала о том, чтобы расположенный южнее Киева Екатеринослав стал мировым центром культуры, а морской порт Херсон - новым Петербургом.

За два века торжества  дворянства и династических браков царствующая семья Романовых  породнилась с ведущими аристократическими домами Европы, что было благословением для своеобразного общеевропейского космополитизма. Именно в эту эпоху - до рождения национализма - русская знать и нарождающаяся интеллигенция почувствовали себя если и не частью западной семьи, то и не чуждой региону - властелину мира. Письменное слово, взаимное знакомство литератур Запада и России дали блестящие результаты - мы имеем в виду особое, наднациональное, широкое гуманистическое видение лучших авторов Западной Европы, Северной Америки и России.⁹

Для века Екатерины характерна исключительная вера в освобождающую  и облагораживающую силу образования, подчинение новой России западным идеям  века Просвещения, В Российскую империю  были перенесены лучшие образцы западной системы образования. Идеи Гердера (тогда молодого пастора из Риги), Руссо и переведенного в 1761 году Локка живо обсуждались в приближенных к Екатерине кругах. В Петербург был приглашен серб Янкович из Мириево. преобразовавший систему образования в Австрийской империи.