Рецензия на книгу А.Л. Станиславского Гражданская война в России XVII в.: казачество на переломе истории

Основная идея А.Л. Станиславского сводится к тому, что «стремление казачества добиться воцарения в Москве своего претендента было использовано в 1613 г. романовской «партией». «Воль­ные» казаки явились одной из главных сил, способство­вавших избранию на Земском соборе Михаила Романова, которого они противопоставили «боярским» кандидатам на русский престол».[10]

Исторический анализ свидетельствует, что в ходе внутренних социальных конфликтов и борьбы с иностранной интервенцией «вольное» казачество на основной территории России постепенно создавало соб­ственную войсковую организацию: входившие в войско И.И. Болотникова, в отряды Лжедмитрия II, в полки земских ополчений казаки уже не связывали свою судь­бу только с автономными областями Дона и Волги, где многие из них никогда не бывали, но стремились отсто­ять и закрепить свое положение служилых людей и свою особую организацию в самом центре государства.

Естественно, что в Пер­вом ополчении казаки, конечно, не контролировали правительство, и даже И. М. Заруцкого никак нельзя считать выразителем их интересов, однако соотношение сил под Москвой в 1611-1612 гг. было таково, что каза­ки временами могли почти не считаться с правитель­ством и его воеводами и следовать лишь распоряжениям атаманов и казачьих кругов. Особенно ревниво — даже после воцарения Михаила Романова — оберегали они внутреннее самоуправление своих отрядов.

По мере становления сословной организации казаков все более определенными становились их требования «жалованья и корма». Годовое жалованье деньгами и  ежемесячное  содержание деньгами  и  хлебом  были обычными формами вознаграждения безземельных служилых людей, и борьба «вольных» казаков за уве­личение размеров этого вознаграждения велась в первой четверти XVII в. постоянно. Однако в условиях социаль­ных конфликтов, иностранной интервенции и общего разорения государства ни одно правительство не имело возможности достаточно щедро и регулярно вознаграж­дать казаков за службу. Поэтому казаки должны были искать другие способы своего обеспечения, компенси­рующие недостаточность жалованья, и вставали на путь самообеспечения, в том числе прямого разбоя.

А.Л. Станиславский считает, что «вольное» казачество Дона, Волги, Яика и Терека начала XVII в. по своему социальному развитию было много архаичнее общест­венного устройства Русского государства того же вре­мени».[11] Думаем, что поэтому не удивительно, что при образовании «вольного» казачества на основной территории России и наложении казацких обычаев на существовавшую к тому времени в стране социальную структуру возник­ли некоторые институты, характерные для раннего фео­дализма, и в их числе приставства как особая форма взимания феодальной ренты.

Как свидетельствует история, обычай кормлений – приставств русские каза­ки заимствовали у своих украинских товарищей, в Рос­сии в начале XVII в. он распространился даже шире, чем в Речи Посполитой. Если на Украине казаки и дру­гие ратные люди брали в кормления главным образом королевские имения, то в России в приставства попадали  и дворцовые,  и черносошные,   и  монастырские, и частновладельческие земли. Безусловно, что такая практика создавала реальную угрозу для сложившихся форм феодального землевладения, и историк в прав в данном отношении. Борьба между казачеством и дворянством длительное время велась как за господ­ство в армии, так и за доходы, взимаемые с населения. В моменты наивысшего обострения этой борьбы казаки стремились, вероятно, к полному уничтожению дворян­ства как правящего класса, а дворяне в свою очередь мечтали об уничтожении «вольного» казачества не толь­ко в центре государства, но и на его окраинах.

А.Л. Станиславский указывает на то, что «правительственная политика по отношению к «воль­ному» казачеству в начале XVII в. отличалась противо­речивостью».[12] В этом историк прав, так как, с одной стороны, любое правительство, выражавшее интересы дворянства, стремилось поста­вить казачество под свой контроль, ликвидировать ка­зацкое самоуправление, запретить или упорядочить казачьи приставства, прекратить приток в казачьи ста­ницы феодальнозависимого населения и даже вернуть часть казаков прежним владельцам; с другой – и царь Василий, и власти ополчений, и правительство Михаила Романова были заинтересованы в привлечении «воль­ного» казачества на свою сторону и в сохранении его как значительной военной силы, при этом степень пра­вительственного нажима на казацкие вольности во мно­гом определялась текущей военной ситуацией. Когда она позволяла, правительство «разбирало» казаков, назначая жалованье лишь «лучшим» из них и исключая со службы и возвращая в феодальную зависимость казаков, вступивших в станицы незадолго до «разбо­ров».

А.Л. Станиславский отмечает, что эволюция казачества в первой четверти XVII в. рассматривается нередко под углом представлений о по­степенной имущественной дифференциации казаков на богатых, близких по положению к дворянам, и на казачью голытьбу. Следствием такого подхода явилось мнение, что на ранних этапах гражданской войны, когда имущественные различия между казаками были еще не­заметны, казачество действовало против дворянства совместно с крестьянами и холопами и преследовало их интересы; по мере роста социальных противоречий внутри казачества его верхушка все более склонялась к союзу с дворянством и казачество в целом переставало действовать на стороне угнетенных сословий.

А.Л. Станиславский верно указывается на то, что известные к настоящему времени источники не дают оснований для подобных заключений. До 1613 г. лишь единицы среди казаков получили поместья, а поместные оклады, назначаемые казакам, еще не превращали их в поме­щиков. Более того, ни в одном документе не зафикси­ровано требование казачьего войска о наделении всех казаков поместьями, а при отсутствии недвижимости не могло произойти быстрого распада казачества на антагонистические группы.

Разумеется, в казачьих отрядах достаточно отчет­ливо выделяются «лучшие» казаки, рядовые и бесправ­ные казачьи ученики; у отдельных казаков скаплива­лись значительные суммы денег, им иногда принадле­жало несколько лошадей; некоторые атаманы и «ста­рые» казаки надеялись проникнуть в дворянство.

Каза­чество было неоднородно, как неоднородна была и крестьянская община, однако, пока сохранялась власть казачьих кругов, пока подавляющее большинство каза­ков не имело земельных владений, старшина не могла успешно действовать вопреки интересам основной мас­сы казаков, да у нее и не было каких-либо к тому стиму­лов, так как атаманы и есаулы не отличались сущест­венно от этой массы.

Выделение среди «вольных» казаков группы вер­станных казаков — помещиков, происходившее в основ­ном с 1613 по 1619 г., было следствием не внутреннего развития казачества, а попыток правительства поста­вить казаков под свой контроль. Казачество в целом в те­чение длительного времени сопротивлялось этим попыт­кам, «выталкивало» из своей среды чуждые элементы и воссоздавало вновь и вновь войсковую организацию во главе с командирами, которым оно доверяло. Вплоть до 1619 г. «вольное» казачество сохраняло внутреннее самоуправление и, несмотря на запрещение правитель­ства, продолжало пополнять свои ряды представителя­ми зависимого и тяглого населения.

«Таким образом, - пишет А.Л. Станиславский, - установленному факту растущей изоляции казачества в ходе гражданской войны начала XVII в. приходится искать иные объяснения. В вос­стании 1614-1615 гг. поместные казаки, насколько нам известно, участия не принимали. В то же время сохра­нились свидетельства, что повстанцы разоряли их вла­дения и убивали поместных казаков, подобно другим землевладельцам. Если следовать обычным представ­лениям (бедные, беспоместные казаки действуют со­вместно с крестьянами против помещиков), можно бы­ло  бы  ожидать,  что  местное  крестьянское  население повсеместно окажет казакам мощную поддержку. Одна­ко в действительности этого не случилось».[13]

Мы считаем, что А.Л. Станиславский прав, говоря, что размежевание казачества с другими сословиями произошло не из-за внутреннего раскола или социаль­ного перерождения казачества, но было следствием становления казачества как особой сословной группы и оформления его сословной (войсковой) организации. Когда сословные интересы казаков вполне определи­лись, стали ясны их существенные отличия от целей приборных людей и мелкого дворянства, чаяний основ­ной массы крестьян, холопов и посадских людей. Более того, перед угрозой казацких грабежей крестьяне неред­ко действовали совместно с правительственными вой­сками, оказывая казакам вооруженное сопротивление.

Прав А.Л. Станиславский и в том, что трагизм ситуации для основной массы крестьянства заключался в том, что крестьянам предоставлялся выбор не между свободой и крепостной зависимостью, а между различными формами феодальной эксплуата­ции, причем ее традиционные формы, как выяснилось в ходе «Смуты», оказались для них не самыми тяже­лыми: архаические казацкие приставства были еще менее привлекательны для крестьян, чем эксплуатация их помещиками и вотчинниками.

Крестьяне в начале XVII в. выступали как само­стоятельная сила обычно лишь в тех случаях, когда перед ними вставали задачи самообороны. Тогда собран­ные по приговорам земских миров и плохо вооружен­ные крестьянские ополчения сражались с поляками, казаками или с любыми иными врагами, чтобы «тех воров в домы свои не дожидати», как писали в 1613 г. крестьяне одной из двинских волостей. Рассматри­вать же как крестьян казаков в армиях Болотникова, Лжедмитрия II, в земских ополчениях и т. д., даже если они и вышли из крестьянства, нет, на наш взгляд, ника­ких оснований. Таким образом, представление о «Сму­те» как о крестьянской войне нуждается, по-видимому, в решительном пересмотре.

«Вольные» казаки, - пишет А.Л. Станиславский, - принимавшие участие в граждан­ской войне и борьбе с иностранной интервенцией, не смогли сохранить свою сословную организацию. Дво­рянскому правительству Михаила Романова удалось расчленить и уничтожить «вольное» казачество на ос­новной территории государства, найдя ему место в су­ществующей феодальной структуре русского общества. В ходе ряда «разборов», в том числе войска М.И. Баловпева, тысячи казаков были возвращены прежним вла­дельцам. Тысячи других погибли в боях с интервентами и правительственными войсками. Наконец, многие, не видя перспектив в продолжении казацкой службы в пределах Русского государства, бежали на Дон, добро­вольно уходили в холопы к богатым столичным феода­лам, становились монастырскими служками или созда­вали разбойничьи отряды».[14]

Лишь части «вольных» казаков в результате упор­ной борьбы удалось войти в различные группы государе­вых служилых людей, но их расселение (и распыление) по городам, переход на положение верстанных, по­местных казаков и приборных людей способствовали в конечном счете укреплению государства именно в той форме, для которой «вольное» казачество пред­ставляло столь грозную опасность.

Вместе с тем опыт борьбы с казачеством но прошел бесследно для русского дворянства: он способствовал консолидации различных его групп, осознанию ими общности своих интересов, показал необходимость реформ в организации феодаль­ной армии.

Таким образом, подводя общий итог по рецензируемой нами книге, мы можем сказать, что книга А.Л. Станиславского «Гражданская война в России XVII в.: казачество на переломе истории» позволят совершенно по-новому взглянуть на события Смутного времени. В книге заметен отказ от исторического детерминизма, долгие годы свойственного советской исторической методологии. В то же время изложение  истории А.Л. Станиславского носит объективный характер.

Главная заслуга рассматриваемой книги А.Л. Станиславского состоит в том, что автор показал, что события Смутного времени носили характер не крестьянской войны, как на это очень долго указывалось в советской истории, а войны – гражданской, где главной действующей силой являлось казачество.

[1] Основные источники: Станиславский А. Л. Гражданская война в России. Казачество на переломе истории. – М.: Мысль, 1990. – 269 с., Александр Лазаревич Станиславский: Биобибпиогр. указ. / Сост. Л.Н. Простоволосова; Вступ. ст. А. Б. Каменский, И. Л. Беленький; РГГУ ИАИ. – М.: РГГУ, 1999. – 40 с.

[2] Станиславский А. Л. Гражданская война в России. Казачество на переломе истории. – М.: Мысль, 1990. – 269 с.

[3] Александр Лазаревич Станиславский: Биобибпиогр. указ. / Сост. Л.Н. Простоволосова; Вступ. ст. А. Б. Каменский, И. Л. Беленький; РГГУ ИАИ. – М.: РГГУ, 1999. – 4.

[4] Там же. С. 6.

[5] Станиславский А. Л. Гражданская война в России. Казачество на переломе истории. – М.: Мысль, 1990. – С. 3.

[6] Там же. С. 3.

[7] Там же. С. 4.

[8] Там же. С. 242.

[9] Там же. С. 243.

[10] Там же. С. 243.

[11] Там же. С. 245.

[12] Там же. С. 245.

[13] Там же. С. 246.

[14] Там же. С. 246-247.