Нестор Махно

Многие анархисты переходили на сторону большевиков: знаменитый Григорий Котовский, А. В. Мокроусов — член Севастопольского Совета, который во главе отряда моряков вел бои с немецкими оккупантами и белыми частями на Украине и в Крыму.

Крупные военные должности  занимали анархист И. П. Жук и анархист-синдикалист  В. С. Шатов, который впоследствии был  министром обороны Дельневосточной республики. Анархист-коммунист Н. А. Каландаришвили — командир партизанского отряда в колчаковском тылу. Во Владимирской губернии к большевикам перешел Д. А. Фурманов,видный деятель Ивановского Совета, а в Екатеринославской- губернии — председатель Павлоградского Совета рабочих депутатов анархист-синдикалист А. М. Аникст.

В России в 1917 году существовало до восьми разновидностей анархизма. Последователи  П. А. Кропоткина называли себя анархо-коммунистами; они выступали против государственной власти, надеялись создать коммунистическое общество, основанное на общественной собственности и распределении жизненных благ по потребностям, на взаимной помощи и солидарности. Влиятельным течением был анархо-синдикализм; сторонники его отвергали политическую борьбу, руководящую роль политических партий и считали, что новым обществом после революции будет руководить федерация синдикатов (профсоюзов). Значительную опасность представлял стихийный анархизм масс, носителями которого были экстремистски  настроенные солдаты и матросы разложившейся старой армии и флота. Некоторые из них от идейного анархизма легко переходили к грабежам и разбою.

Свойственное анархистам нетерпение проявилось и в отношении  к Октябрьской революции. Они  отрицали ее законодательную деятельность и декреты как несовместимые со свободой личности, ожидали, что после свержения буржуазии сразу же наступит «рай земной». Поскольку рай не наступал, анархисты выдвинули лозунг «третьей революции», которая должна свергнуть Советское правительство и -ликвидировать государство диктатуры пролетариата.

Весьма оживленно обсуждали  анархисты вопрос о собственности. Многие из них вообще отрицали все виды собственности и даже убеждали, что они за коллективное «владение», но против коллективной собственности. Они вполне разделяли мнение некоего Б. С., который в анархо-синдикалистском журнале писал: «„.когда капиталы и орудия производства не принадлежат никому, они — ничьи».

Организацией производства анархисты интересовались мало. Все  их внимание было направлено на распределение. В московском «Доме анархии» питание  и одежда выдавались без оплаты и по потребностям. Запасы пополнялись отрядами «черной гвардии», проводившей беззаконные реквизиции частных лавок и складов. Анархисты самочинно занимали один за другим богатые московские особняки, захватывали частные и государственные ценности. В ночь на 11 апреля 1918 года в Москве отряды чекистов окружили броневиками захваченные анархистами особняки и дали им пять минут на размышление для решения вопроса о сдаче оружия. Большинство анархистских гнезд сдалось без сопротивления. В Петрограде разоружение «черной гвардии» вообще прошло без жертв.

Хотя анархистские группы в 1918 году действовали в 130 городах, движение оставалось распыленным и неорганизованным. Крайний индивидуализм, отрицающий всякое ограничение прав личности, дисциплину, мешали объединению анархистов,

Не удались и попытки  анархистов поднять под своими лозунгами деревню. Исключением было большое село Гуляй-Поле на юге Украины, где анархические группы существовали еще с 1905 года. Деятельность Махно привлекла в Гуляйполе несколько десятков «набатовцев», а также видных анархистов из Москвы и Петрограда. Некоторые из них служили в культурно-просветительском отделе его штаба. Махно видел в них идейную опору своего движения: анархисты взяли на себя издание повстанческой газеты, вели агитацию среди крестьян, вовлекая их в повстанческую армию.

 
ГЛАВА 3. МАХНОВЩИНА

Как писал Пётр Аршинов, махновщина являлась низовым движением широких  народных масс, чуждых всякому стремлению к параду, блеску; господству и славе; возникнув на окраине России, вдали  от крупных центров; развертываясь  в известном ограниченном районе, в условиях отрезанности не только от всего мира, но даже от других областей России, — движение, в его существенных, глубинных чертах, осталось мало известным  за его пределами. Протекая почти все время в невероятно тяжелой и напряженной боевой обстановке; окруженное со всех сторон врагами, почти не имея друзей из других — нетрудовых — сфер; беспощадно подавляемое правящей партией и заглушаемое кровавым треском ее государственной деятельности

И сам Махно, и его друзья-анархисты  неустанно на митингах и в газетах  рисовали повстанцам все прелести привольной и богатой жизни в безвластной «Анархо-Махновии», свободной от партий, комиссаров и другого начальства, самостоятельно устраивающей свою трудовую жизнь, свои порядки, свой вольный строй. Направленные одно время в повстанческие части большевики-комиссары убеждали крестьян и махновцев в необходимости руководства Советами со стороны Коммунистической партии, губкомов и ревкомов, в необходимости продотрядов, комбедов, продразверстки. Однако распоряжения о продразверстке, о„ превращении помещичьих имений в совхозы, а парой и террор продотрядов буквально провоцировали крестьян на восстания.

Недовольство кулаков, а также середняков (они составляли большинство крестьян на Украине) аграрной политикой Советской власти ловко использовали различные бандитские шайки. На Правобережной Украине свирепствовали атаманы Ангел, Сатана, Зеленый, Соколовский. Махно отличался от них тем, что стремился поддерживать с населением добрые отношения. Он иногда расстреливал грабителей, запрещал снимать лошадей с полевых работ, а за взятого у крестьянина коня приказывал отдать несколько уставших лошадей. Крестьяне, измученные реквизициями и поборами при многократной смене на Украине властей, в повстанцах видели свое войско и поэтому охотно помогали им фуражом и продовольствием, укрывали и лечили раненых. Махно выставлял себя благодетелем деревни и делился с населением добром (сахаром, мануфактурой и т. д.), захваченным в задержанных поездах, разграбленных городах или экспроприированных имениях.

Выступая от имени крестьянства и рабочего населения Гуляй-Поля, сам Махно долгое время занимал уклончивую позицию по отношению к Советской власти. Пришедшая на смену призрачной гетманской власти Петлюровская Директория, стремившаяся восстановить помещичью собственность и объявить «самостийность» Украины, была для него неприемлема. Идея самостийности Украины не получила популярности на левом берегу Днепра, поскольку здесь существовали различные по этническому составу поселения — украинские, русские, греческие, еврейские. Здесь было больше промышленности и рабочего-класса и, хотя медленнее, чем в российских губерниях, но быстрее, чем в правобережных губерниях, утверждалась Советская власть.

 
ГЛАВА 4. СЛАВА БАТЬКИ МАХНО

В декабре 1918 года Махно решает вступить в борьбу с петлюровщиной — на описании событий, которые привели его к этому решению, и завершается неоконченная третья книга его записок. Он принял предложение екатеринославских большевиков о совместной борьбе против петлюровцев. В канун 1919 года губревком назначил Махно командующим Советской революционной рабоче-крестьянской армией Екатеринославского района. Повстанческий отряд погрузился в поезд и беспрепятственно прибыл на вокзал почти в центре Екатеринослава — это и обеспечило внезапность нападения. Объединенные силы красных и махновцев выбили из города превосходящий их гарнизон петлюровцев.

Однако повстанцы занялись не укреплением обороны города, а  обеспечением себя оружием, разгромом  лавок. Помимо всего прочего, они  выпустили из городской тюрьмы уголовников, и те также занялись грабежом. Бесшабашной вольнице пришлось получить суровый урок. Петлюровцы, придя в себя, неожиданно предприняли контрудар и выбили махновцев из города. Махно с большими потерями отступил к родному Гуляйполю, где надеялся получить подкрепление.

Подкрепление получить было нетрудно — слава Батьки влекла к нему тысячи молодых крестьян и  демобилизованных из старой армии солдат. К февралю 1919 года махновское войско увеличилось в три раза — до 30 тысяч бойцов и около 20 тысяч невооруженного резерва. Повстанческая республика занимала территорию небольшой европейской страны с населением около двух миллионов. Под контролем повстанцев находились самые хлебородные уезды, ряд важных железнодорожных узлов. 'Но задуманную Махно задачу — организовать жизнь в Гуляй-Польском районе на принципах анархизма — выполнить не удалось. Анархизм проявлялся лишь в оформлении повстанческого штаба в Гуляй-Поле: его украшали черные знамена и лозунги «Мир хижинам—война дворцам!», «С угнетенными против угнетателей всегда!». У входа в волостной совет — чёрные и красные флаги, призывы: «Власть рождает паразитов. Да здравствует анархия», «Вся власть, на местах Советам»

Весной 1919 года Махно перехватил 90 вагонов угля для Балтийского флота. Правда, незадолго до этого, когда повстанцы отбросили деникинцев к Азовскому морю и захватили у них около 100 вагонов зерна, Махно отправил 90 вагонов хлеба голодающим рабочим Москвы и Петрограда. Махновская делегация, которая доставила этот хлеб, была горячо встречена в Московском Совете. Весной 1919 года «Правда» писала о Махно как о «любимце крестьян-повстанцев, находчивом и смелом командире». За победы, одержанные над деникинцами, он был награжден орденом Красного Знамени,

Махно согласился войти со своими полками в Красную Армию  для совместной борьбы с Деникиным. Он стал командиром 3-й бригады Заднепровской дивизии, которой командовал П. Б. Дыбенко. Повстанческая бригада сохраняла при себе черные знамена и прежний внутренний распорядок и, хотя и принимала комиссаров, подчинялась высшему командованию лишь в оперативном отношении. С деникинского фронта ее обязывались никуда не уводить.

Первую же боевую задачу - освободить железную дорогу до Бердянска от петлюровцев и деникинцев — дивизия успешно выполнила. Бригада повстанцев, по оценке командующего фронтом В. А. Антонова-Овсеенко, действовала блестяще. Однако ни сам Махно, ни его привыкшие к вольности полки не могли примириться с войсковой дисциплиной. Нетерпимый к махновской вольнице Троцкий объявил 8 мая 1919 года Махно вне закона.

После Октября украинское революционное движение развертывалось медленнее, чем в великорусских губерниях, и причиной тому была не только иностранная оккупация и националистическая контрреволюция. Крестьянство на Украине тогда мало знал о Коммунистической партии, влияние которой ограничивалось преимущественно пределами городов,- в деревнях же сохранялся дух вольницы, унаследованный от времен Запорожской сечи. Поэтому крестьянское - движение проявлялось часто в самостоятельных, порою стихийных формах.

Махновское движение, внешне представляющее метания махновцев между реакцией и революцией, по сути, было попыткой найти свой, крестьянский курс в бурях гражданской войны, когда на Украине шло боевое противоборство нескольких враждебных друг другу сил — гетмана, которого поддерживали немецко-австрийские оккупанты, петлюровских националистов, деникинской контрреволюции, кулацких атаманов типа Григорьева и, наконец, противостоявшей им всем Красной Армии.

В этих сложных условиях гуляйпольские крестьяне под руководством Махно заняли совершенно независимую позицию, отстаивая чисто крестьянские интересы и чаяния, которые во многом совпадали с идеалами анархо-коммунизма. Махновцы, памятуя о большевистском Декрете о земле, считали себя большевиками, но они категорически отвергали власть коммунистов, которая принесла им продразверстку.

Политика продразверстки вообще не могла быть принята крестьянами. На эту политику они стали отвечать саботажем и восстаниями, которые очень однобоко именовались властями кулацкими мятежами,- по некоторым подсчетам таких мятежей с лета 1918 года до лета 1919 года на Украине было 340.

Крестьянство не имело  своей сколько-нибудь влиятельной  и нашедшей путь в народ партии — ни левые эсеры, ни украинские боротьбисты широкого влияния среди крестьян не имели. Большевики же в своей политике к крестьянству руководствовались не столько законами экономического развития и тем более не наказами сельского населения, сколько классовыми схемами. Они, например, неоправданно отождествляли интересы пролетариата и бедных крестьян. Если крестьяне отстаивали свои интересы — интересы мелких собственников земли, большевики осуждали их как представителей мелкобуржуазной идеологии. Хотя Ленин и признавал, что крестьяне хотят лишь установить «вольный труд на вольной земле», он все же, прежде всего, связывал этот труд с общегосударственной собственностью на землю.

Нехватка продовольствия в рабочих центрах, а также выдвинутая преждевременно задача социалистического преобразования деревни привели большевиков к политике комбедов (комитетов бедноты), которые должны были начать борьбу против кулачества, за продразверстку. На практике выяснилось, что кассовый раскол деревни был в значительной мере вызван сверху, комбеды часто выступали не только против кулаков, но и середняков, продразверстка в итоге не только не давала хлеб Москве и Петрограду, но и разрушала сельское хозяйство. Комбеды пришлось в конце 1918 года распустить, но социалистические эксперименты с крестьянами продолжались. Так, на Украине вместо раздела помещичьих земель между крестьянами эти земли попытались передать совхозам. Это решение было принято в начале марта 1919 года на III Bсeукраинском съезде Советов. К крестьянам в итоге применялось то самое «пролетарское принуждение», о необходимости которого говорили тогда и Ленин и Бухарин.

В деревне стала нарастать  отчужденность и даже враждебность к власти центра, к присланным оттуда комиссарам. Направленному на Украину Д. 3. Мануильскому пришлось признать, что летом 1919 года из-за ошибок руководства украинский крестьянин повернул против Советов. Брожение крестьянства представляло хорошую почву для распространения призывов махновской вольницы.

На районных съездах «Анархо-Махновии» выдвигались лозунги «Долой комиссародержавие!», «Долой однобокий большевистский Совет!». Лозунги эти вполне объяснимы: на местах директивы центра очень часто ужесточались. Так было с раскулачиванием. Когда ЦК РКП (б) 16 марта 1919 года отменил директиву Свердлова о ликвидации казаческого сословия, Донское бюро продолжало расправы над недовольными казаками без суда и следствия. Поощрение центром массового террора против контрреволюционеров и нередко вело к самоуправству местных губкомов, ревкомов, ЧК. Во многих местах лозунг «Вся власть Советам!” практически подменялся лозунгом «Вся власть ЧК!». Неудивительно, что даже вполне лояльные к Советской власти люди не желали одобрять произвол ревкомов и ЧК. Скольких друзей революции беспощадность и жестокость «чрезвычаек» сделала врагами Советской власти! Большевистская газета «Звезда», выходившая в Екатеринославе летом 1919 года, публиковала мнение некоторых коммунистов, считающих, что право ЧК на внесудебные приговоры и на всеобъемлющую компетенцию «не выдерживает критики с точки зрения революционного правосознания». Поэтому приходится просто, удивляться, что махновцы в начале 1919 года еще мирились с Советской властью, преследуя лишь «чрезвычайки» и отправляя их сотрудников на передовуюю.