Неолит Среднего Поволжья

          Н.Л. Моргунова в целом придерживается  автохтонной версии возникновения неолитической культуры юга лесостепного Волга-Уралья, не исключая при этом "импульса идеи гончарного производства, ... привнесенного волнами более южного пришлого населения", которые внедрили в местную среду идею керамического производства. Под южным населением подразумеваются те же неолитические племена Аралокаспийского водораздела³³. Помимо того, на основании бесспорного, как считает Н.Л.Моргунова, сходства керамики, исследователь отмечает также влияние на процесс сложения волго-уральской культуры традиций населения Нижнего Дона (Ракушечный Яр)³⁴.

          Таким образом, походы этих  авторов к проблеме в основном  близки. Разница же заключается  в том, что позиция И.Б. Васильева  и А.А. Выборнова носит ярко  выраженный миграционистский характер, в то время как точка зрения Н.Л. Моргуновой выглядит менее рельефно. Влияние южного компонента она представляет в виде привнесения идеи неолитизации, преломляющейся и видоизменяющейся в местной среде, не конкретизируя, каким образом эта идея была перенесена на волжскую почву и насколько значительными были результаты этого влияния.

          Как уже говорилось, упомянутые  авторы отмечают некоторую близость  елшанской посуды и ранней  керамики ряда культур юга  России, Украины и Белоруссии.³⁵ И.Б. Васильев и А.А. Выборнов при этом склонны объяснять это сходство стадиальными причинами, " ... близкими закономерностями появления первой керамики у населения сходного культурно-хозяйственного типа (присваивающие формы)".³⁶ Н.Л. Моргунова же, вслед за В.Н. Даниленко, за этим сходством видит единый процесс распространения неолитической традиции из Средней Азии (или через нее) в Восточную Европу, причем, по мнению автора не исключено, что традиция эта связана, в том числе, и с производящим хозяйством³⁷.

          Иного взгляда на проблему  придерживается А.Е.Мамонов. По  его мнению, гипотеза об участии  в сложении елшанской культуры  населения восточно-каспийских и  приаральских областей представляется  на сегодняшний день недостаточно  обоснованной. Одним из доводов в пользу этой гипотезы является наличие в пределах ареала культуры небольшого числа геометрических микролитов, типологически неоднородных и не имеющих надежных контекстуальных привязок, что существенно понижает доказательный вес данного аргумента. Более того, в кремневых комплексах "чистых" елшанских слоев геометрические микролиты - "визитная карточка" южных кремневых производств, как и в целом, микролитическая техника, полностью отсутствуют, что свидетельствует против участия южного (или юго-восточного) населения в сложении елшанской культуры. Исключение в этом плане составляет лишь Ильинская стоянка - поздний елшанский памятник.

          Может быть, подвергнут сомнению, и другой аргумент основой  которого является сходство керамического инвентаря. Суть различий основных компонентов сравниваемых культур достаточно подробно изложена в недавно вышедшей печатной работе³⁸, что избавляет от необходимости повторения этих сопоставлений. Здесь, комплекс признаков елшанской керамики резко выделяет ее из числа других культур раннего неолита Восточной Европы и Средней Азии. В числе этих признаков на первом месте стоит оригинальная орнаментальная система, охарактеризованная в описательной части настоящей главы, а также формы сосудов и прежде всего - плоскодонность некоторых из них.

          В настоящее время нет возможности  сравнивать технологические особенности  елшанской керамической продукции  с аналогичными изделиями большинства  упоминаемых культур, поскольку  специальный анализ этой посуды, в основном, не проводился. Вместе с тем, выводы И.Н. Васильевой относительно использования илов и сапропелей в качестве пластического материала для изготовления елшанских сосудов и определение данного керамического производства как протогончарного, вызывают повышенный интерес. Эти исследования важны еще и с той точки зрения, что получаемые данные дополняют список обладающих большим весом культурно значимых признаков, сравнимых с характеристиками орнаментов.

          Завершая эту часть рассуждений,  говоря о своеобразии керамики елшанской культуры,  не имеется в виду отсутствия в орнаментации других культур, скажем, такого приема, как прочерчивание или разреженный накол. Конечно, при желании можно отыскать немало культурных образований, керамика которых украшена, например, ямочно-жемчужными поясками, и не только в неолите. Здесь речь идет именно о комплексе устойчивых признаков, повторяющийся в материалах целого ряда памятников, расположенных на достаточно четко очерченной территории и взаимосвязанных с не менее стабильными характеристиками других категорий инвентаря.

          Вопрос происхождения елшанской  культуры должен решаться, в первую  очередь, с помощью сопоставления  ее кремневой индустрии с соответствующими  производствами более ранней, мезолитической  эпохи. Здесь нас поджидают определенные трудности, поскольку количество известных к сегодняшнему дню мезолитических памятников в регионе очень невелико, а отвечающих требованиям поставленной задачи - и вовсе единицы. Тем не менее, материалы таких стоянок, как Красный Яр I, Чекалино II, Старо-Токская и некоторых других памятников проливают свет на эту проблему. Коллекции кремня этих памятников обнаруживают вполне определенное сходство с елшанскими. Их сближают сходные характеристики сырья, широкое использование в качестве заготовок обломочного материала, сочетание пластинчатой и отщеповой техники, обедненный типологический набор орудий преимущественно режуще-скоблящего назначения, некоторые специфические типы инструментов. Достаточно подробный анализ кремневой индустрии упомянутых памятников помещен в разделе настоящего издания, посвященного мезолиту. Основываясь на сходстве индустрий этих памятников с елшанскими кремневыми комплексами, мы приходим к выводу, что корни местной неолитической культуры необходимо искать в мезолитических традициях Волго-Камья и, возможно, некоторых смежных территорий, расположенных не к югу, а к северу или северо-западу от ареала елшанских памятников. А.А. Ластовский сопоставляет кремневые коллекции памятников типа Красный Яр I и Чекалино II с материалами Нижнего Прикамья, а также романовско-ильмурзинской культуры Южного Приуралья.³⁹ Сходные выкладки публикуются и относительно собственно елшанских кремневых коллекций.⁴⁰ Такой вывод относительно культурной ориентации местной кремневой индустрии базируется на особенностях первичного расщепления и вторичной обработки. Наличии "кладов" сырья и готовых инструментов, рубящих орудий и пластинчатых наконечников, скребков различных типов, в том числе и с альтернативным рабочим краем, резцов на углу пластин и их трансверсальных и ретушных разновидностей, а также других специфических черт различных категорий кремневого инвентаря.

          Мысль о невозможности участия  населения южных регионов в  сложении елшанской культуры  подтверждается и результатами  радиоуглеродного датирования. Судя по имеющимся датам, елшанская культура существовала раньше, чем какие бы то ни было восточноевропейские или среднеазиатские неолитические культуры. К сегодняшнему дню  имеется восемь дат, полученных в лабораториях Московского Геологического института и Санкт-Петербургского Института истории материальной культуры. Большинство из них было недавно опубликовано на страницах сборника "Радиоуглерод и археология" ИИМК РАН⁴¹. Приведем эти даты здесь. Лабораторный индекс Дата (тыс. л. н.) Памятник Материал

     ЛЕ -4781 8990 ± 100 Чекалино IV  раковина

     ЛЕ-4782 8000 ± 120 Чекалино IV             раковина

     ЛЕ-4783 8050 ± 120 Чекалино IV    раковина

     ЛЕ-4784 7940 ± 140 Чекалино IV             раковина

     ГИН-7085 8680 ± 120 Чекалино IV              раковина

     ГИН-708б 7950 ± 130 Чекалино IV              раковина

     ГИН-7088 8470 ± 140 Лебяжинка IV           раковина

     ЛЕ-2343 8020 ± 90 Ивановка             кость 

          Радиоуглеродный возраст образцов  хорошо подтверждается палинологическими  данными, согласно которым время  существования елшанских комплексов соответствует бореальному периоду⁴². Таким образом, время существования елшанской культуры совпадает примерно со второй половиной VII тыс. до н.э.

          Динамика изменений палеоклиматической  обстановки того времени в  свете результатов споро-пыльцевых анализов предстает в следующем виде. Первая половина бореального периода (9-9,5 тыс. л.н.) характеризуется господством сосново-березовых лесов при преобладании сосны. В небольшом количестве в палинологических спектрах того времени присутствует пыльца ели, вяза и липы. Травянистые растения представлены, в основном, астровыми и цикориевыми, хотя постоянно присутствует Thalictrum (василистник) растение, характерное для пойменных лесов, а также зонтичные и мальвовые. Среди споровых велика роль зеленых мхов, хотя около 30% приходится на долю папоротников. Единично встречаются споры плауна. Подобная палинологическая картина однозначно свидетельствует о лесном типе ландшафта при значительной роли разнотравных лугов.

          Вторая половина бореального периода проходила под знаком резкого изменения палеоландшафтной обстановке. 8-8,5 тыс. л.н. лесная растительность с пойменными лугами, господствовавшая в пребореале, сменилась сухой южного типа степью. В палинологических спектрах уменьшается значение пыльцы древесных пород, преобладают травы (68-70%). Фиксируется гораздо меньшее, по сравнению с предшествующими комплексами, содержание споровых растений. В группе травянистых сообществ существенно изменился видовой состав. Преобладающими видами стали полыни и маревые, а роль мезофильного разнотравья резко упала, присутствует только пыльца астровых и цикориевых. Леса и разнотравные луга сохранялись только в условиях долин рек. Условия внешней среды были суше и теплее современных. О дефиците влажности свидетельствует, и наличие аутогенного карбоната кальция в почвах елшанского времени. Среди фаунистических остатков, обнаруживаемых на памятниках елшанской культуры, встречаются кости сугубо степных и полупустынных животных сайги, дикой лошади, черепахи.

          Резкое изменение климатической обстановки неизбежно вело к существенным переменам в привычном укладе жизни обитающих по берегам рек племен и родов. Исчезающие леса, в которых люди издревле привыкли добывать зверя, все более прогрессирующее остепенение - это те явления, с которыми столкнулись обитатели Волго-Уральского междуречья на рубеже мезолитической эпохи и неолита. Изобиловавшие рыбой реки и сохранявшиеся в течение нескольких столетий леса, произраставшие в долинах, позволяли людям в течение довольно долгого времени сохранять привычные для них формы жизнеобеспечения, но кризис традиционного хозяйства, вызванный климатическими изменениями, быстрой деградацией лесного ландшафта, вынуждал население искать новые формы приспособления к динамично меняющейся экологической среде.

          В елшанском слое стоянки Чекалино IV, согласно определениям П.А.  Косинцева, имеются кости дикого  тура, сайги, благородного оленя,  бобра, куницы, черепахи и рыбы. Среди остеологических остатков, извлеченных из котлована постройки  стоянки Лебяжинка IV, имеются кости тура, лося, косули, дикой лошади, сайги, медведя, выдры, бобра, черепахи и рыбы. Такой пестрый состав фауны свидетельствует об эксплуатации неолитическим населением разных экологических ниш. Кучи створок Unionidae, отсутствующие на мезолитических стоянках региона, дополняют картину рациона питания населения раннего неолита и говорят о возникновении на определенном этапе специфического собирательства, связанного с водоемами и характерного для многих европейских неолитических культур.

          Для сравнения можно вспомнить,  что, по определению того же  П.А. Косинцева, в слое мезолитического  времени стоянки Чекалино II подавляющее  количество фаунистических остатков  принадлежало лосю, что свидетельствует  о наличии у населения того  времени хозяйства, основанного на специализированной добыче крупного мигрирующего зверя - типичного для восточноевропейских лесов мезолитического времени промысла. Остеологический материал памятников елшанской культуры рисует совершенно иную картину.

          Эксплуатация различных экологических ниш могла происходить только в сезонном ритме, поскольку все они функционируют строго циклично. С одной стороны, это обстоятельство предполагает наличие у населения сезонного планирования хозяйственной деятельности, с другой - в значительной мере объясняет существование особой поселенческой модели, не предусматривающей долговременного проживания на одном месте. Напомним, что на большинстве памятников елшанской культуры, кроме стоянки Лебяжинка IV, не обнаружено следов построек. Мощность культурных слоев и количество содержащихся в них материалов невелики. Эфемерный характер стоянок елшанской культуры подтверждается также небольшой их площадью, а кроме того, приводимыми выше геоморфологическими наблюдениями Ю.А. Лаврушина.