Неисчерпаемость и безграничность Франциска Скорины

Наследники

Итак, единственным человеком, который мог продолжить славный  род, был Симеон Скорина. Мы пока не можем точно доказать, имел ли он детей и сколько. Но, очевидно, имел, если и профессор Монреальского университета Станислав Стенли Скорина, и его мексиканский двоюродный брат Георгий Скорина считали себя прямыми потомками выходца из Полоцка, переведшего Библию «на русинский язык».

Несколько слов о каждом. Станислав Стенли Скорина, как и его предок, всесторонне одаренный человек. В нем удивительно сочетались медик и философ. А еще композитор. Когда мы вторично встретились с ним в 1990 году — на этот раз в Нью–Йорке, в клубе ООН на торжественном вечере, посвященном 500–летию со дня рождения Франциска Скорины, — он подарил мне грампластинку с музыкой одного из своих балетов, а также свою книжку о том, как сохранить здоровым желудок.

Георгий Скорина, родившийся в Кракове в 1926 году, участвовал в  антифашистском восстании в Варшаве, попал в концентрационный лагерь. Добравшись через Канаду в Мексику, занимался литературным творчеством, переводил на испанский язык исторические исследования и мемуары, получил  высокие правительственные награды  Польши, Англии и Мексики. В своих  письмах ко мне высказывал надежду, что когда–нибудь вместе с женой Дельей Мартинес, сыновьями Михалом, Георгием, Франтишком, Станиславом и дочерью Эльжбетой посетит родину своих предков, побывает в Полоцке и Бобруйске.

И мне кажется символическим, что в то время, когда наши ученые до хрипоты спорят, как называть первопечатника, Георгием или Франциском, в далекой Мексике живут в  одной семье как продолжатели традиции два брата, которые носят  те же имена. Надеюсь, во исполнение мечты  отца они побывают на родине своих  предков в дни, когда мы будем  праздновать 500–летие своего книгопечатания.

«Библия Руска»

Белорусская Библия, изданная Скориной, значительно опередила  подобные издания у соседних народов, став второй, после че-шской, печатной Библией в славянском мире.

Что это значило для  Беларуси, красноречиво свидетельствует  такой пример. В Санкт-Петербурге, в библиотеке Академии Наук, хранится уникальный памятник книжного искусства  Беларуси начала XVI века - Библия на церковнославянском языке. Её переписывал один человек - Мацей из Торопца, прозванный Десятым, - на протяжении пяти лет: начал в 1502 г. в Вильне, а закончил в 1507 году в Супрасле. Книжный фолиант Мацея Десятого по объёму текста немногим превосходит 23 книги Библии, изданные на протяжении 1517-19 годов в Праге белорусским первопечатником. Хоть Скорина работал не один, но, учитывая технические трудности при подготовке и выпуске книг печатным способом, его Библию по затратам человеческого труда можно сравнить с рукописной Библией 1507 года. Приблизительно за такое же время, на протяжении которого Мацей Десятый переписывал одну книгу, Скорина смог подготовить к печати и издать несколько сот комплектов Библии. Поскольку тираж у Скорины достигал полутысячи экземпляров, из его типографии в Праге вышло более 10 тысяч книг. Такую библиотеку не смогли бы одолеть сто переписчиков и за 10 лет.

Язык, на котором Франциск Скорина печатал свои книги, был  основан на церковнославянском языке, но с большим количеством белорусских  слов, и поэтому был больше всего  понятен жителям Великого княжества  Литовского. Долгое время среди белорусских  лингвистов существовал жаркий научный  спор о том, на какой язык, из двух вариантов, перевел книги Скорина: на белорусскую редакцию (извод) церковнославянского  языка или, под другой версии, на церковный стиль старобелорусского  языка. В настоящее время белорусские  лингвисты сходятся во мнении, что  язык переводов Библии Франциска  Скорины, это белорусская редакция (извод) церковнославянского языка. При этом в работах Скорины замечено влияние чешского и польского языков.

Восхищает и оформление книг Скорины. В первую белорусскую Библию издатель включил почти полсотни иллюстраций: многочисленные заставки, иные декоративные элементы, гармонирующие  с версткой страниц, шрифтом и  титульными листами. В его пражских изданиях множество орнаментальных украшений и графических инициалов. Позже, в изданиях, выпускаемых на родине, он использовал таких инициалов  более тысячи. Уникальность первой белорусской Библии также в том, что издатель и комментатор поместил в книгах сложный по композиции и  символическому смыслу автопортрет. По мнению некоторых исследователей, в  символических гравюрах зашифрована  догадка о гелиоцентрической  системе. Если вдуматься, это не вызывает большого удивления. У Франциска  Скорины много общего с Николаем Коперником. Примерно в одно время  они учились не только в Польше, но и в Италии. Оба изучали медицину. Возможно, встречались. Но главное в  том, что Ф. Скорина и Н. Коперник являются основоположниками нового времени, порождением одной духовно-исторической среды.

Франциск Скорина дал  своему народу Библию на понятном языке, удовлетворяя в некоторой степени  книжный голод, существовавший тогда  в белорусском государстве, Великом  Княжестве Литовском, да и во всей Восточной Европе. Сохранилась переписка  между писарем великого князя  литовского Якубом и московским архитектором Ермоличем, которые жили в конце XV столетия. Якуб просил своего московского приятеля приобрести для него послания апостола Павла, на что тот ответил, что нужных книг купить не смог, и обещал заказать их у "дабрапісцаў". Если даже великокняжеский писарь чувствовал дефицит книг и искал их за границей, то купить Библию шляхтичу или мещанину было ещё тяжелее.

В таких условиях уже только печатание Библии само по себе было реформационным шагом. Современник  Скорины, католический кардинал Гозий, однажды сказал: "Дать народу читать Библию - значит давать святыню псам и бросать жемчуг перед свиньями". Позиции сторонников Реформации и её противников в этом вопросе кардинально отличались.

Библия Скорины нарушала те правила, которые существовали при  переписывании церковных книг: содержала  тексты от издателя и даже гравюры  с его изображением. Это единственный подобный случай за всю историю издания  Библий в Восточной Европе. Из-за запрета на самостоятельный перевод  Библии католическая и православная церковь не признавала книги Скорины.

На титульном листе  Библии отражено, как считают исследователи, изображение печати (герба) Скорины  как доктора медицины. Основное содержание этого образа «Луна Солнечная» —  получение знаний, физическое и духовное лечение человека. Образ месяца отображает профиль самого первопечатника. Рядом  с гербом находится знак «весы», который образовывается буквой «Т», что означает «микрокосм, человек», и треугольником «дельта» (Δ), который символизирует ученого и вход в Царство знаний.

Книги Ф. Скорины – бесценное  достояние мировой культуры. Полного  собрания его оригинальных изданий  нет ни в одной библиотеке мира. Чешские издания (23 книги) стали общедоступными лишь после их факсимильного воспроизведения  издательством «Белорусская энциклопедия»  в начале 1990-х гг. В прошлом  году по инициативе немецкого слависта Ганса Ротэ осуществлено факсимильное переиздание с теоретическими и текстологическими комментариями еще более редкого издания Ф. Скорины «Апостол».

Трудно однозначно ответить, почему именно Прага была избрана  Скориной для осуществления задуманного. Некоторые исследователи полагают, что белорусский просветитель был  связан с белорусско-польской королевской  династией Ягеллонов (а во время пребывания Франциска Скорины в Праге чешским владыкой был Ягеллон Людвиг I). Вообще, династия Ягеллонов сыграла значительную роль в жизни Европы. Король Ягелла обвенчался с княжной Софьей Гольшанской в Новогрудке (ныне районный город в Беларуси). Наследники Ягеллы на протяжении всей средневековой истории заключали династические браки с королевскими и царскими дворами. От Ягеллонов ведет начало и дом Романовых.

Возможно, главную роль в  выборе места основания типографии сыграла не симпатия короля, а ранее  изданная чешская Библия, которую  Ф. Скорина взял за образец. Где точно  находилась типография белорусского первопечатника, к сожалению, неизвестно.

В канун 480-летия белорусского книгопечатания в Праге открыт памятник Франциску Скорине и установлена  памятная доска.

«Два имени» и Вероисповедание

Католицизм

Какой конфессии придерживался Франциск Скорина, в точности неизвестно. Никаких прямых доказательств на этот счет нет, не сохранились и свидетельства самого Скорины. Единственным прямым указанием является высказывание униатского архимандрита Атаназия Антония Селявы, автора полемической книги Anteleuchus (Вильня, 1622), который, обращаясь к православным, писал о начале Реформации в Беларуси: «Перед унией (Брестской церковной унией 1596 года) был Скорина, еретик-гусит, который для вас печатал в Праге книги по-руски»

Рассматривая канонический автопортрет Франциска Скорины 1517 года, белорусский исследователь  Владимир Агиевич, автор статьи «Стан сучаснага скарыназнаўства i актуальныя праблемы засваення спадчыны асветнiка» («Весцi Нацыянальнай акадэмii навук Беларусi. Серыя гуманiтарных навук» (2008. № 3), приходит к выводу, что первопечатник символически зашифровал для потомков свое имя двояко: «и в виде славянской вязи букв, и в форме астронимов «Пчела» и «Лампа» на гравюрном портрете». Расшифровка сложной славянской вязи на нижней плакетке дала вот такой результат (написание некоторых букв поневоле упрощаю): «(Георги ў Франциск ў Скоринаў)». Появление слова «Франциск» в данном контексте явно смутило автора статьи: признав, что в первом слове гравер закономерно «зафиксировал крестное имя Георгий как автограф», вторым словом почему–то отдал дань необязательной здесь (ведь портрет — не текст) условности — употребил не крестное, а «принятое в корпорации имя Франциск». То есть наш первопечатник опять изображается этаким «приспособленцем», который капитулировал перед чуждой ему католической «корпоративностью».

Значит, в спорном словосочетании из грамоты короля Сигизмунда в защиту Скорины Georgii Franciscii Skorinae ни первое, ни второе слово не являются описками? Значит, у Скорины действительно два имени? И православное, и католическое? Как же такое стало возможным?

К.Кантак объяснил все еще в 1933 году. Оказывается, в отличие от других католических орденов, бернардинцы, патроном которых являлся святой Франциск, не отрицали первый крест, а признавали его действительным, что делало их весьма популярными на православно–католическом пограничье. Откуда в Полоцке взялись бернардинцы? Первые следы их миссии здесь восходят, как свидетельствует варшавская Encyklopedya Koscielna (1913), еще ко временам Витовта. А в 1490 году великий князь ВКЛ Александр дал этому ордену привилегию (цитирую по краковскому изданию 1939 года) «на место под своим замком в Полоцке, нахождение и продолжительность которого точно определяется: по реке Полоте в сторону церкви св. Духа — ради возведения костела в честь Бога–Избавителя и святой Девы Марии, а под именем святых Франтишка и Бернардина, монастыря и его строений». В том же году из Вильно пешком в Полоцк направились четыре монаха во главе с гвардианом Львом из Ланьцута, человеком образованным и известным, возможным опекуном Скорины во время его учебы в Кракове. В 1498 году деревянный монастырь (конвент) был уже возведен, а его гвардиан получил права плебана, это значит — мог крестить прихожан, что весьма встревожило самого московского царя Ивана III.

И вот, как утверждает К.Кантак, который смог воспользоваться рукописными книгами Литовской провинции бернардинцев, вывезенными во время Первой мировой войны из Ковно в Галицию, полоцкие бернардинцы «окрестили множество людей, других вернули из схизмы. Вокруг конвента выросло нечто вроде католической общины в несколько тысяч человек. Среди «возвращенных» оказалась также семья Скорины, как об этом свидетельствует имя знаменитого издателя — Франтишек. Просветитель широко пользовался этим именем в своих предисловиях и послесловиях к переводам Библии, правда, чаще в версии Франциск. И с его авторской волей мы должны считаться.

Тот факт, что Скорина  принял католическое крещение от бернардинцев, многое проясняет и в его биографии, и в его изданиях, объясняет  его веротерпимость, «надконфессиональность». Все дело заключается в том, что бернардинцы, в отличие от других католических орденов, особенно иезуитов, в отличие от виленской епископской курии, с которой они вели постоянную борьбу, находились, по–современному говоря, на левом крае идейно–конфессиональной борьбы того времени, весьма толерантно, даже с симпатией относились к православию. Они признавали важными и правильными все православные таинства, в том числе и крещение, более того — не требовали при ребаптизации (повторном крещении) «принятия латинского обряда» (цитирую вслед за Кантаком). К примеру, бернардинцы одни защищали княгиню Елену, дочь московского царя Ивана III, которая, став женой литовского князя Александра, сохранила веру православную. Виленское духовенство во главе с епископом Табором считало ее «язычницей», заставляло стать католичкой. Бернардинцы же доказывали, что Елена имеет все права делить с мужем литовский престол. И потому княгиня доверила им сохранение «семейных драгоценностей».

Ещё есть такие факты, такие  как среди книг, издаваемых им в пражский период (1517—1519), были те, которые не входили в православный библейский канон («Притчи про мудрого царя Соломона» (1517), «Песнь песней» (1518)). Язык пражских изданий близок к старобелорусскому (современники называли его «руским», отсюда и «Библия руска»). В Великом княжестве Московском книги Скорины были сожжены как еретические и написанные на территории, подвластной римской церкви, а сам Скорина изгнан именно как католик. Издательскую деятельность Скорины критиковал православный князь Андрей Курбский, причем уже после своей эмиграции из Московского княжества. Существует также ещё один любопытный документ — рекомендательное письмо римского кардинала Иосафа полоцкому архиепископу о неком Иоанне Хризансоме Скорине, написанное в Риме. В нём сообщается, что светлейший и почтеннейший брат Иоанн Хризансом Скорина, который должен вручить послание его преосвященству полоцкому архиепискому, обучен в «этом городском коллегиуме», возведен в сан священника и «возвращается» в диоцезию. Возможно, этот Иоанн Хризансом Скорина был полочанин и приходился родственником Франциску Скорине. Можно предположить, что клан Скоринов все-таки был католическим. И тогда вполне логичным выглядит и то, что первопечатник Скорина носил католическое имя Франциск. Стоит, однако, отметить, что, хотя при первоначальной публикации документ был отнесен к 1558 году, позднее исследователь Г.Галенченко установил, что дата была отчитана с ошибкой и документ следует относить к 18 веку. С этим согласуются и упоминаемые в документе реалии, в частности существование католической полоцкой епархии.