Москва - третий Рим

Введение.

Автор теории, вошедшей в  историю политической мысли под  названием “Москва - Третий Рим”, был  иосифлянином по своей идеологической направленности. Его учение развивало  и уточняло главные иосифлянские идеи о природе царской власти, ее назначении, взаимоотношении с  подданными и церковной организацией.

О самом авторе, монахе (или, может быть, настоятеле) Псковского Елизарова монастыря Филофее, известно немногое. Сам о себе он пишет, пользуясь  традиционной самоуничижительной формулой: “человек сельский, учился буквам, а  эллинских борзостей не токах, а  риторских астрономий не читал, ни с  мудрыми философами в беседе не бывал”. Сохранившаяся о нем заметка  его современника сообщает, что Филофей  постоянно жил в монастыре  и был образованным человеком (“премудрости словес знаем”). Неизвестный биограф  отмечает также смелость Филофея  и его нелицеприятность, благодаря  которой он “многа показал дерзновения  к государю... боярам и наместникам”, бесстрашно обличая их злоупотребления.

 Его концепция представлена в весьма ограниченном круге памятников XVI в., входящих в так называемый «филофеевский цикл». Первым среди них (по хронологии и значению) является послание Филофея великокняжескому дьяку во Пскове М. Мисюрю-Мунехину, написанное около 1523–1524 гг. Это послание, по сути, единственный из памятников данного цикла, который более или менее уверенно приписывается исследователями Филофею. Поводом для его написания стала пропаганда идеи соединения церквей, которую вел в Москве католический богослов Николай Булев. Получив послание («философли речи») Николая Немчина, дьяк М. Г. Мисюрь Мунехин обратился к Филофею с просьбой «истолковать» его содержание. Послание Филофея, обращенное против астрологических предсказаний и католической пропаганды, и было ответом на просьбу великокняжеского дьяка. Вторым в этом ряду является составленное неизвестным послание великому князю Василию Ивановичу (в более поздних списках в качестве адресата выступает Иван Васильевич – по-видимому, Иван IV). Это сочинение, в упрощенном виде излагающее теорию, разработанную Филофеем в его послании к Мисюрю-Мунехину, было написано, вероятно, не позднее марта 1526 г. Противоречивость рукописной традиции данного Послания позволяет некоторым исследователям видеть в его авторе другое лицо, выдающее себя или выдаваемое за Филофея. В сжатом виде ряд положений теории «Москва – Третий Рим» представлен в анонимном сочинении «Об обидах Церкви», автором которого судя по всему являлся продолжатель Филофея, работавший в 1530-е – начале 1540-х гг., так как оно содержит элементы полемики с первым Посланием. Продолжатель Филофея связал тему «Третьего Рима» с защитой имущественных прав церкви.

  Стоит отметить, что сформулированная Филофеем теория «Москва – Третий Рим» широкого распространения в Московской Руси XVI в. не получила. Судя по всему, это обусловливалось по меньшей мере двумя обстоятельствами. Во-первых, псковский инок был лишь одним из целого ряда писателей, так или иначе оказывавших влияние на формирование идеологии Московского царства. Во-вторых, свою роль, очевидно, сыграл и «провинциальный» статус Филофея, не входившего в круг книжников, группировавшихся вокруг московских митрополитов, с которыми было связано происхождение ключевых памятников этого времени – Никоновской летописи, Чина венчания, Степенной книги. Это и определило маргинальный статус данной мифологемы, которая в крупнейших памятниках историко-политической мысли этой поры не фиксируется. Она появляется лишь в отдельных источниках конца XVI – середины XVII в. (в частности включена в Уложенную грамоту об учреждении Московского Патриархата) , а после Раскола (1550-1560-е гг.) бытует почти исключительно в старообрядческой среде.

  Последующая популярность теории «Москва – Третий Рим» была связана уже не с творчеством русских средневековых книжников – новую жизнь в нее вдохнули историки, публицисты, философы и историософы Нового и Новейшего времени. В их трудах Московская Русь – единственная после падения Византии хранительница традиций православия – выступает как замкнутое от соседей образование, избравшее мессианский путь. Этот путь ведет в будущее, в котором политические границы России приведены в соответствие с пределами вселенского православия. Иными словами, известность идеи «Москва – Третий Рим» имеет, скорее, историографическое происхождение.¹ Это в значительной мере связано с тем, что в 80-х годах XIX в. под влиянием русско-турецкой войны 1877–1878 гг., роста национально-освободительного движения на Балканах теория «Третьего Рима» приобрела устойчивую связь с так называемым «восточным вопросом». Его возникновение во внешней политике России было связано с политическими переменами, которые произошли вследствие падения Византии в середине XV в. и завоевания православных славянских народов Балканского полуострова и Малой Азии турками-османами. История же «восточного вопроса» состояла «в попытках восстановления нарушенных государственных и территориальных прав христианских народов и в освобождении их от мусульманской власти»². Таким образом, в 1880-х годах теория «Третьего Рима» используется в целях идеологического оформления актуальных внешнеполитических задач России: освобождение православного Востока от турецкого ига, решение проблемы черноморских проливов, завоевание, или «возвращение» (Ф. И. Тютчев), Константинополя. Идея «Третьего Рима» получает вследствие этого византиноцентристскую интерпретацию, согласно которой концепция Филофея обосновывала историческое право России быть преемницей павшей в 1453 г. Византии.

Суть концепции.

  Основой исторической концепции Филофея послужила теория четырех мировых монархий (империй), которая была хорошо известна на Руси, в частности, благодаря широкому распространению византийской «Хроники» Георгия Амартола. Данная теория основывалась на толковании ветхозаветной книги пророка Даниила (гл. II, VII), в которой содержалось пророчество о преемственном существовании четырех мировых империй, вслед за которыми наступит Царство Божие. Толкователи Святого Писания - экзегеты в соответствии с указаниями пророчества идентифицировали первые три царства с последовательно сменяющими друг друга вавилонским (Дан., II, 38), мидо-персидским (Дан., VIII, 20) и македонским (греческим) царствами (Дан., VIII, 21). А вот идентификация последнего, четвертого царства вызывала наибольший интерес и была особенно важной, ибо с ним связывался конец земной истории человечества.

  Суть теории «Москва – Третий Рим» сводится к следующему. Заимствуя тезис, сформулированный еще в памятниках второй половины XV в., сопутствовавших заключению Флорентийской унии, Филофей расценивает падение Византии как расплату за подписание этой унии. Филофей ограничивается лишь упоминанием о печальной судьбе Греческого «царства». Псковскому иноку очевидна неизбежность заполнения ниши на церковно-политической карте Восточной Европы, образовавшейся после падения Константинополя в 1453 г. В историографии особое внимание было сосредоточено на одном из аспектов мифологемы – «геополитическом», который обычно толковался как свидетельство того, что Филофей настаивает на необходимости объединения всех православных «царств» в рамках одного политического целого – Русского государства. ³

Филофей воспроизводит один из мифов «Сказания о князьях  владимирских» (XVI в.), в котором говорится  о передаче византийским императором  Константином Мономахом через своих послов киевскому князю Владимиру Всеволодовичу Мономаху, сыну его дочери, греческой царевны Анны (по другим сведениям — Марии), снятого императором «от своея выя» («со своей шеи») «животворящего креста от самого животворящего древа», на котором был распят Христос, и царского венца на золотом блюде, тоже «от своея главы». Владимир Мономах получил в дар не только святыни и царские инсигнии Восточной Римской империи, но также реликвии, принадлежавшие древнеримскому императору Августу. Эти дары константинопольского императора стали основными символами помазания на царство и легитимации власти как к невских, так и московских князей. Передача «шапки Мономаха» связывает в единую цепь I Рим (основанный Ромулом), II Рим (Константинополь) и III Рим (Москву). Идеи и фрагменты «Сказания» впоследствии будут использованы также и в Чине венчания Ивана IV, и сам Грозный в дипломатических документах будет настаивать на том, что «мы от Августа кесаря родством ведемся»⁴. Мифологическое «удревнение» московской государственности осуществляется с целью повышения ее престижа и сакральной значимости, для подкрепления авторитета древними традициями.

  Обоснование Филофеем царской титулатуры и определения государства в качестве царства («все христианские царства сошлись в едином царстве нашего государя») дополняется наделением царя главной функцией христианских императоров в соответствии с теорией «симфонии»: царь, в представлении Филофея, есть «браздодержатель церковных престолов». Принцип имперского универсализма выражен в именовании царя «единственным христианским царем во всей поднебесной». Много внимания он уделял теме о божественном происхождении царской власти. Царь «поставлен от Бога» и «сердце царево в руце Божией, он слуга бо есть Божий». Ему поручено в силу божественного промысла «осуществлять наказание всем людям содеювающим неправду». Он – «высокостолпнейший государь и самодержец, Боговенчанный христианский царь, браздодержатель, всем христианским исполнением обладающий». Он и «веры содержитель», и «соблюдатель всех христоименитых людей». На нем лежит обязанность заботиться о своих подданных, а для этого необходимо содержать свое «царствие со страхом Божиим», к чему обязывает князя «скипетр в руке» и «венец на голове», и быть властелином над своими подвластными, ибо «который царь не властвует над подвластными», тот «не избегнет суровой Божьей кары». Так, его государство может постичь «трус» (землетрясение), или «море потопи» (затопление), или «земля пожре» (мор).

  Высокое представление о царской власти подтверждается требованиями безоговорочного подчинения ей со стороны подданных. По мысли Филофея, все подданные дают обет государю волю его «творити и заповеди хранити во всем», а если и придется кому-либо понапрасну терпеть «царское великое наказание», то возможно только выразить свою печаль «горьким стенанием и истинным покаянием». В обязанности государя вменяется забота не только о подданных, но и о церквах и монастырях. Духовная власть подчиняется светской, правда, с оставлением за духовными пастырями права «говорить правду» лицам, облеченным высокой властью. Он, как и его предшественники, настаивает на необходимости законных форм реализации власти. Так, Ивану Васильевичу он советует жить праведно и следить за тем, чтобы и подданные его жили по законам.

  Для Филофея идеальным монархом стал Владимир Мономах как символ святых византийских и русских династий, защитник Русской земли и православной веры. Он организует гармоничное взаимодействие сословий как основу государства и средство обеспечения благосостояния подданных.⁵

  Концепция «Москвы — III Рима» стала идеологическим обоснованием территориальных притязаний Русского государства в период его активной экспансии, начиная с XV века, после разгрома Золотой Орды. Филофей считает, что Россия является естественной преемницей территории и политической идеологии Византии, превращаясь из европейско-азиатской в мировую державу. Ее экспансия является не завоеванием, а освобождением православных народов.

  Повышение статуса мононационального государства Руси при ее превращении в многонациональную империю Россию потребовало смены титула правителя. Русские князья превратились в российских царей, которых Филофей отождествляет с государями Ветхого Завета - Давидом, Соломоном и т. д., и таким образом ставит выше европейских королей. Он подчеркивает, что царская власть может быть только наследственной, полученной по воле Бога, и противопоставляет ее самопровозглашенным «царям»-самозванцам, которые постоянно угрожали российскому престолу.

  Филофей отказывается от идеи варяжского происхождения династии Рюриковичей, которая принижала их в сравнении с европейскими династиями, и доказывает, что киевские князья являются потомками и наследниками Октавиана Августа. Символика рассказа о венчании Августа «венцом римского царства» призвана была провозгласить его наследником предшествующих царств: его «облекли… в одеяния Сеостра, первого царя Египта», «накинули ему на плечи мантию царя Феликса (Филиппа Македонского), обладавшего всей вселенной», «возложили на голову его митру Пора, царя индийского», принесенную из Индии Александром Македонским. Таким образом, «Сказание» удревняло традиции русской государственности, возводя их уже не к императору Константину, на что отваживалась политическая мысль XV в., но к римскому императору Августу, а через него — к еще более древним царствам. Он также отказывается и от идеи заимствования христианства из Византии, считая, что Русь получила его «напрямую», из Рима, для чего создает легенду о путешествии апостола Андрея Первозванного на Днепр, на место основания Киева.

  Для Филофея Древний Рим и Константинополь являются носителями, образа идеального государства — «Ромейского царства», где впервые соединились государственная власть и христианство. Россия для него в образе «Святой Руси» — это третий носитель истинной христианской веры, а не только наследник конкретных государств — Древнего Рима и Византии. «Святая Русь» обретает не политико-правовой, а сакральный статус, а православие превращается в основную несущую конструкцию российской государственности, в основной критерий идентификации государства и его подданных.⁶

Филофей противопоставляет  «Святую Русь» «Империям» как  воплощение духовной, а не материальной силы. Титул царя для него является титулом хранителя «Святой Руси», а не просто главы государства.

  В симфонии государства и церкви он смещает акцент в пользу государства, глава которого получает право назначать епископов, преследовать еретиков. Церковь превращается в главное государственное ведомство, которое обеспечивает политический авторитет государственной власти.