Юрий Алексеевич Гагарин

        В результате больших усилий через два года первая советская ракета дальнего действия уже стояла на старте. Далее последовали новые разработки отечественных баллистических ракет дальнего действия.

В августе 1957 г. совершила свой первый успешный полет  межконтинентальная ракета. Эта ракета — одна из вершин инженерного гения СП. Королева. Как правило, он стремился продвигаться вперед постепенно, но уверенно, с сохранением большой надежности самой конструкции и всех содержащихся в ней приборов и устройств. Межконтинентальная ракета, напротив, стала в известной мере революционным скачком от одноступенчатой конструкции средней величины к многоблочной системе, и сейчас впечатляющей своими грандиозными размерами. Смелое решение СП. Королева создать большую ракету сразу сняло множество трудных вопросов о необходимости обеспечения большой надежности ряда бортовых систем. То же относилось к командным приборам (гироскопам, радиосистемам, системам телеметрии), прочности корпуса ракеты в целом.                                 Надежность ракеты обеспечивалась также "колумбовым" решением запуска всех пяти двигателей с тридцатью двумя камерами сгорания одновременно на старте. Отпадали все сложности с запуском двигателя верхней ступени на высоте в вакууме. Не нужно было тащить с собой бездействующую, как в других схемах многоступенчатых ракет, верхнюю ступень, пока не отработают нижние.

Конструирование и расчет, а в дальнейшем и устранение некоторых поначалу   загадочных   неполадок   потребовали  большой  научно-исследовательской работы. Очевидно, что, чем длиннее ракета, тем труднее стабилизировать ее полет, даже если ракета была бы абсолютно твердым телом. А  на самом деле она заметно упруга. Честь и хвала так называемым "управленцам", что  они разрешили и эту труднейшую задачу. Удалось справиться и с самопроизвольно возникающими так называемыми продольными  колебаниями ракеты,  которые  развивались  с возрастающей амплитудой в осевом направлении. В решении этой задачи приняли участие академик Мстислав Всеволодович Келдыш и автор настоящих строк. Гироскопические приборы для ракеты должны были обладать исключительной  точностью,  несмотря  на наличие большой вибрации мест их крепления на борту ракеты. Нетрудно рассчитать, что для межконтинентальных пусков   на дистанцию, скажем, в четверть большого круга Земли ошибка в определении скорости ракеты в  конце активного участка на 0,01 %, т.е. около 0,7 м/с, уже влечет за собой перелет или недолет ракеты приблизительно на 7 км. На такое же расстояние отклонится ракета в боковом направлении, если плоскость ее полета повернется по сравнению с расчетом всего лишь на четыре минуты.

        Немалые трудности пришлось преодолеть конструкторам радиосистем и систем телеметрии. Достаточно указать на экранирующее действие плазменных струй, исходящих из камер сгорания работающих двигателей, и необходимость обеспечить надежную работу всех устройств в условиях

вибрации. До сих пор вызывает восхищение исключительная надежность двигателей  конструкции  академика  Валентина  Павловича Глушко для всех

ступеней ракеты. Нина минуту не отвлекаясь от основной работы по созданию мощных баллистических ракет дальнего действия, СП. Королев не переставал быть верным своей мечте о покорении космоса. Уже первые ракеты возглавляемого С.П. Королевым конструкторского бюро использовались для полетов на высоту 100, 200, 500 км с научной аппаратурой и животными. Сергей Павлович называл эти ракеты академическими. В экспериментальных исследованиях принимал участие академик Анатолий Аркадьевич Благонравов, который в дальнейшем с большим тактом и личной скромностью отстаивал за рубежом приоритет в достижениях Советского Союза по освоению космоса. Геофизические ракеты дали большой научный материал по исследованию верхних слоев атмосферы и для биологии.

        Сергей Павлович уже тогда понимал, что до запуска искусственного спутника Земли остался совсем небольшой шаг. Именно этот шаг произвел колоссальное впечатление на весь мир, воочию увидевший уровень квалификации советских техников, инженеров и ученых, руководимых великой партией Ленина. Искусственный спутник возвестил о начале космической эры и обессмертил имя Сергея Павловича Королева.

        Последующие два спутника как бы наметили две линии развития космонавтики: подготовку и осуществление полета кораблей с космо навтами на борту и посылку в космос автоматических устройств, вплоть до их посадки на другие небесные тела и возвращения назад, на Землю. Обе линии можно проследить и по сей день. Долговременное пребывание наших космонавтов на орбитальной станции "Салют", с одной стороны, а с другой - спутники радиосвязи, метеорологические спутники и доставка грунта с Луны на Землю, полеты и мягкие посадки на Венеру и Марс.

      Не прошло и двух лет после запуска первого ИСЗ, как весь мир стал свидетелем другого эпохального события. Достигнув второй космической скорости (11,2 км/с), третья ступень ракеты "Восток", пройдя в начале января 1959 г. вблизи Луны, стала первой искусственной планетой нашей Солнечной системы. В сентябре того же года такая же ракета впервые достигла поверхности Луны, о чем мечтали фантасты всех времен и народов. Мало того, месяцем позже ракета с другим аппаратурным оснащением обогнула Луну, сфотографировала ее обратную сторону и передала по радио этот снимок на Землю.

Все это, конечно, досталось большим трудом. Были и  неудачи. При неполадках и авариях  Сергей Павлович очень огорчался, однако быстро приходил в себя и смотрел не только с надеждой, но и с уверенностью в будущее. Нельзя не отметить большого значения непосредственного участия Сергея Павловича в руководстве подготовкой и запуском космических ракет, его умения поддержать товарищей в трудную минуту. В ряде случаев Сергей Павлович не боялся взять на себя всю ответственность за проведение мероприятий, благополучный исход которых был далеко не очевиден.[3]

       В жару и стужу, снежный буран и пыльную бурю С.П. Королев сутками не уходил со стартовой площадки, если необходимо было устранить намечающееся замедление хода подготовки ракеты к пуску. Сергея Павловича называли "рабочим космоса в три смены". Это же относилось и к ближайшим соратникам, которых он загружал до предела во имя достижения поставленной цели.

Первые запуски  лунных ракет производились "прямой наводкой", без предварительного вывода на промежуточную орбиту искусственного спутника Земли и дополнительных коррекций полета по пути к Луне. Это требовало не только чрезвычайной точности гироскопических приборов и интеграторов кажущегося ускорения, но и запуска ракеты в расчетное время с точностью до нескольких секунд. И вот однажды, непосредственно перед пуском очередной лунной ракеты, отказали электромоторы тридцатиметровой фермы обслуживания.   

       Они опускали ее на основание - специальную железнодорожную платформу, у которой были дополнительные упоры для устойчивости. Леонид Александрович Воскресенский, один из заместителей Главного конструктора, по смелости, решительности и четкости под стать самому Сергею Павловичу, вносит предложение: снять упоры и отвести назад платформу с высоченной фермой, казалось, готовой вот-вот упасть набок. Технически правильное решение тут же принимается, и ракета отправляется к Луне вовремя.

Сергей Павлович умел выслушивать мнение других и  считаться с ним. Внешне был строг. Высокое чувство ответственности  никогда не покидало его. Для него не было мелочей. Ничто так не приводило Сергея Павловича в сильнейшее раздражение, как халатное и безответственное отношение к поручениям. Зато он хорошо помнил добро, оказанное ему самому и возглавляемому им делу, и всегда приходил на помощь своим сотрудникам в трудные минуты их жизни.

      Прошло немного времени, и навсегда вошедшие в историю человечества события, связанные с запуском искусственного спутника Земли и лунных ракет, как бы уступили место еще большему, неслыханному, когда 12 апреля 1961 г. в космос полетел Юрий Алексеевич Гагарин.[3]

                                  Первый космонавт планеты

     В музее Звездного городка есть комната, которую не минует ни один посетитель,— это рабочий кабинет Гагарина. Всю обстановку, вещи, документы сюда бережно перенесли со служебной территории, чтобы люди могли посмотреть своими глазами на комнату, где прошли последние годы его жизни.

Кто-то точно  подметил, что вещи говорят. И если они не случайны, а прочно вошли  в обиход, то могут рассказать о  своем хозяине не меньше, чем он сам. А порой эти вроде бы безмолвные свидетели его жизни могут быть даже красноречивее. Первое впечатление от кабинета Гагарина — скромность. Простая сосновая мебель, покрытая светлым лаком, незатейливые стулья — никаких ковров, пышных штор, ослепительно белых телефонов, убаюкивающих кресел и прочих атрибутов начальственных апартаментов, хотя это кабинет заместителя начальника Центра подготовки советских космонавтов.

Коричневая доска  на стене с мелками, похожая на обычную школьную, ненавязчиво подчеркивает, что в этом кабинете спорили, обсуждали детали полетов, возникали и стирались варианты — здесь работали.[1] 

      В углу на ниточке табличка с черными буквами: «Идут занятия». Все знали, как Гагарину было трудно учиться при его занятости, и уважали священные часы занятий. Как человек находчивый, он частенько использовал это обстоятельство. Никакого «стража» у кабинета Гагарина никогда не было — двери были открыты для всех. И когда проводилось какое-нибудь ответственное совещание, вывешивалась эта скромная табличка: «Идут занятия».

Прямо напротив письменного стола Юрия Алексеевича  — панорама древнего Смоленска. Достигнув  космических высот, Гагарин никогда  не забывал, что «корни» его в  родной смоленской земле.

       В кабинете везде — портреты Циолковского, Кибальчича, Королева. В книжном шкафу — много книг классиков космонавтики. Гагарин прекрасно понимал, что он, его полет — лишь часть их замыслов, титанической работы этих корифеев и целой армии ученых, конструкторов, работников многочисленных институтов и космических предприятий. Он никогда не склонен был преувеличивать свое значение в общей грандиозной эпопее освоения космоса. Осознавал свое место. И эта армия ученых, к которой он относился с таким уважением, платила ему горячей любовью, признательностью за то, что не подвел, оправдал их доверие не только в полете, но и его земном продолжении. Как вещественное доказательство этой любви в его кабинете стоял лунный глобус, подаренный академиком В. П. Глушко 4 октября 1967 года — в день десятилетия запуска первого спутника. Другой глобус— земной шар, подаренный ему в Норвегии, был единственным предметом в кабинете Гагарина, который напоминал о его многочисленных зарубежных поездках. Все многочисленные сувениры и подарки хранились здесь же в музее или дома. А на работе — ничего   лишнего.

       Как и при Гагарине, вся комната прибрана, чисто. В платяном шкафу шинель, шарфик, фуражка и, конечно, неизменные щетки. Он никогда не позволил бы себе быть в грязных ботинках или запачканном мундире. Всегда выглажен, подтянут, как и подобает настоящему офицеру. И в этом отношении его до сих пор ставят в пример молодежи.

       Вообще кабинет Гагарина какой-то не очень музейный. Все время тебя не покидает ощущение, что хозяин просто вышел ненадолго и вот-вот вернется. На письменном столе под зеленой лампой — приглашения на 40-летие Центрального Дома Советской Армии, выставку Алексея Леонова и художника Андрея Соколова «Ждите нас, звезды». Наброски выступления на торжественном заседании, посвященном 100-летию со дня рождения Горького. Письма. Депутатская почта. На перекидном календаре несколько торопливых заметок, что нужно сделать после обеда. Листки этого календаря уже не перелистываются — они навсегда застыли на 27 марта 1968 года. А стрелки больших круглых часов над дверью теперь всегда показывают одно и то же время в этом кабинете — 10 часов 30 минут...

      Время. Оно в его жизни поистине было спрессовано. Очень рано его вынесло на гребень такой славы, когда не хватает только времени, чтобы успеть сделать все, что надо и что хочется. После полета писатель Константин Паустовский, выражая мысли всех людей нашей планеты, писал: «Гагарин приземлился. Мы все счастливы, поздравляем его с величайшей мирной победой в истории Земли и желаем ему всех величайших благ, доступных человеку». Все блага действительно стали доступны ему. И... ничего не произошло — Гагарин остался Гагариным. Да ничего и не должно было произойти. Если бы это оказалось не так, мы бы удивились и справедливо посчитали, что сделан плохой выбор. Но ему самому от этого было не легче.

В 27 лет Гагарин  стал командиром отряда космонавтов. Пожалуй, оно было самым сложным испытанием для него — это испытание властью. Слава наступает «снаружи», а  власть подтачивает человека изнутри. Да, для всех ребят он первый, слетавший в космос. Да, он прошел всю программу подготовки, отлично знает «Восток». Но это ведь все-таки Юрка, который с ними вместе сидел не раз за дружеским столом, пел «Ландыши», играл в волейбол, ездил на охоту, неужели он станет начальником только потому, что за полтора часа из старшего лейтенанта превратился в майора?

       Естественно, первым побуждением для такого компанейского открытого парня, как Гагарин, было показать всем, что для товарищей он тот же Юрка, а не Юрий Алексеевич, и хотя волею судьбы стал он теперь начальником, но это ничего не значит — все останется по-прежнему. По-прежнему дом Гагариных был самым хлебосольным — сюда всегда можно было заглянуть на огонек, как бы поздно ни вернулся хозяин. По-прежнему он был очень внимателен к друзьям, не пропускал их «великих» семейных событий: у Алексея Леонова родилась дочка — пробрался  в  роддом, вручил цветы, у Валерия Быковского родился сын — сбежал с какого-то заседания, приехал — поздравил. Помнил дни рождения друзей. Не забывал поздравить. Причем старался сделать это нестандартно, по-своему — по-гагарински. Леше Леонову как-то в день рождения притащил целое дерево черемухи — белое, душистое, пьянящее.