Александр I . Человек и государь. Переворот

Перед Аустерлицем Александр посылает к Наполеону для переговоров  своего любимого генерал-адъютанта  кн. Долгорукова, который, по словам Наполеона, разговаривал с ним в таком  тоне, точно Наполеон был боярин, которого собираются сослать в Сибирь. Из этих переговоров, конечно, ничего не вышло, бой стал неизбежным, хотя Наполеон тогда вполне искренно не желал войны с Россией. К несчастью, Александр не послушался ни советов своего друга Чарторийстого.

Русские генералы с Кутузовым во главе видели совершенную негодность этого бумажного плана и предвидели неизбежность поражения. Притом русские войска по обыкновению были голодны и необуты, вынуждены были питаться реквизициями и восстановили против себя население.

Но самодержавная  воля Александра ни с чем и ни с кем по обыкновению считаться не желала, и в результате одна из самых блистательных побед Наполеона и одно из самых решительных поражений союз пиков, австрийцев и русских. Сам Александр только случайно не попал в плен к Наполеону.

При этом замечательно, что австрийцы, за которые  и дрались русские, потеряли шесть  тысяч человек а русские около 21000...

Повоевав  еще года два в интересах Пруссии, уже успевшей отказаться от союза  с Наполеоном, и потерпев жестокое поражение под Фридландом, Александр, наконец, убедился, что военными силами ему Пруссию не спасти, и решил мириться с Наполеоном.

Не прошло и месяца после Фридландского  поражения, как состоялось унизительное для Александра Тильзитское свидание, которым началась знаменитая в истории слишком четырехлетняя трагикомедия франко- русского союза.

Два величайших обманщика своего времени, два величайших обольстителя, каких знает мировая  история, несколько лет подряд взапуски, под личиной самой тесной дружбы, старались всячески обмануть, обойти провести, предать и обольстить друг друга.

В двенадцатилетнюю борьбу, которую непрерывно, с нечеловеческой энергией вел сначала генерал  революционной армии, затем первый консул и, наконец, император французов  против экономического преобладания Англии, вмешался третий игрок.

Гениальный  авантюрист, душа которого была обвеяна  пламенным пафосом революции, ее стремительностью, всем напряжением  ее энергии, истинный сын нового времени, встретил в л ой игре, в лице русского императора, замечательного партнера.

Один-весь воплощение новых времен, самый яркий  представитель третьего сословия, весь энергия, расчет, весь напряженная воля, направленная на внешний мир, на его  покорение.

Он всюду  вносит с собою разрушительные начала революции, пред ним падают все стены и обветшалые твердыни изжитого феодализма. Он напоминает какого-нибудь нефтяного или железнодорожного короля наших дней, главу и директора мирового треста, который устанавливает цены, диктует свою волю рынкам и биржам, разоряя одних, обогащая попутно других; он завоевывает концессии, держит в своих руках мировые связи, вызывает войны и диктует условия мира.

Наполеон  предвосхитил этот тип делового человека, охватывающего весь мир, опутывающего все страны сетью своих интересов.

Наполеон  орудовал старыми средствами, армиями и вооруженной силой, но он сумел дать этим старым силам новую организацию, он ввел новые методы борьбы, и эти методы усвоены теми вождями мирового капитализма, которых он был предтечей.

Наполеон  был подлинным порождением духа революции, на ее пламенеющем горне получил он свой стальной закал, она сообщила ему этот орлиный размах, это пафос, который он сумел оковать строгим, точным и холодным расчетом и учетом сил.

И с  этим воплощением новой исторической эпохи пришлось встретиться Александру.

И у  Александра была воля, но эта воля была направлена внутрь и служила только делу самосохранения и ограждения своей  личности. Павловская наследственность сказалась в увлечении Александра чувством- в идее он его отрицал  самодовлеющего самодержавия.  
 

19 марта  1814 года Александр I и прусский король вступили в Париж. Победа над Наполеоном не завершила дела. Для осуществления своих планов Александру I пришлось вести долгую дипломатическую кампанию со своими союзниками, пришлось делить добычу. 
Во время своего пребывания во Франции в 1814 году Александр безусловно проводит свои прежние идеи: по отношению к Европе, особенно к Франции, он желает только обеспечить мир. Внутреннего устройства ее он не хочет касаться, полагая, что либеральные учреждения, развитие и распространение либеральных идей — лучшее средство для процветания страны. Вознаграждением России государь считал восстановление Польши, соединенной унией с Россией. Он громко выражал уверенность, что крепостное право будет уничтожено еще в его царствование. Если бы программа Александра была исполнена — это вознаградило бы Россию за все ее жертвы. 
С самим Александром в это время происходит перемена. От природы мягкий, вдумчивый и мечтательный, он, казалось бы, должен был быть человеком религиозным, но до 1812 года эта сторона его жизни оставалась как бы заглушенной. В свое время он получил религиозное образование от человека (протоиерей Самборский), который всем складом своей души мог пробудить в своем воспитаннике религиозные чувства. Это, однако, не было заметно: Александр ходил в церковь, исполнял церковные обряды, говорил и писал иногда о Промысле, о Провидении и только. Одним из последствий войны 1812 года было пробуждение в светском обществе религиозности на смену поверхностному материализму и «вольтерианству» второй половины XVIII века. Александр также стал искать в религии поддержку и утешение. С лета 1812 года совпадение обстоятельств он стал объяснять вмешательством иногда Божественной воли. Разочаровавшись вполне в окружавших его, в Кутузове и Барклае не меньше, чем в других, обманувшись столько раз в своих расчетах и надеждах на силы человеческие, Александр I, не приписывая конечного успеха себе, видел в гибели Наполеона непосредственную руку Божию. 
С лета 1812 года он стал ежедневно читать Библию, иногда вместе с императрицей. Медаль, выбитая в память двенадцатого года, имела надпись:«не нам, не нам, а имени Твоему». Обет, данный Александром выстроить в Москве храм Христа Спасителя, широкое гостеприимство, оказанное государем английскому библейскому обществу, несколько раньше сношения с масонами: вот первые показатели нового настроения Александра. В Париже государь пожелал непременно говеть. Увидел особое указание свыше и в том, что случайно нашлась там православная церковь в этом городе. В первый день Пасхи, 29 марта 1814 года, в Париже, на том месте, где пал «добрый и кроткий Людовик XVI», устроен был амвон, и совершено торжественное богослужение в присутствии царя и всех русских войск. «Сыны холодной отчизны Севера по неисповедимой воле Провидения принесли очистительную молитву за жертву народного буйства; русский царь, по ритуалу православному, всенародно молился вместе с своим народом и тем как бы очищал окровавленное место пораженной царственной крови» — так писал Александр I об этом событии. Сначала религиозное настроение еще уживалось с либеральными идеями, но Аександру уже кажется, что он — орудие Промысла. Робкий, неуверенный в себе, Александр избрал систему действий, в которую он верил. В годину несчастья он имел мужество отстаивать свою систему при самых неблагоприятных обстоятельствах. Если бы он теперь перенес свое счастье, как раньше переносил несчастье, он дал бы порабощенной Европе и России свободу,а освободительная война освежила и укрепила бы Россию. 
Скоро, однако, стало заметно, что Александр — ум блестящий, но не глубокий и не самостоятельный. 
С 1814 года начинается постепенное падение Александра. 
На Венском конгрессе Александр усиленно проводил свою программу, но в действиях его в Вене с прежними политическими идеями уже переплетаются начала религиозные. На свои отношения к государям, тем более к Меттерниху, Талейрану,Александр I смотрел с всепрощающей христианской точки зрения, но как государь, он не имел права предавать забвению такие факты, как договор, заключенный против него (в феврале 1815) Австрией, Англией и Францией. Он мог настоять на присоединении к России всего Варшавского герцогства, но между тем он согласился на компромисс, довольствуясь присоединением теперешнего Царства Польского, и уступая Австрии Тарнопольскую область. Кратковременное торжество Наполеона во время ста дней было очень мучительно для Александра. До тех пор он верил, что свободный народ свободно призвал Бурбонов. Отныне эти иллюзии были разрушены, и ему пришлось поддерживать Бурбонов грубой силой. 
Во время второго похода в Париже Александр сблизился с известной баронессой Ю. Криденер. Прожитое с его скорбями, горестями и радостями стало для Александра греховным. Ему казалось, что снисходительность его порождает распущенность, а за нею и другие пороки. Во время вторичного пребывания в Париже русские войска неоднократно испытывали на себе гнев государя. Он безмолвствовал при начавшихся казнях «белого террора». В таком настроении Александр пожелал, чтобы народы увидели, как государи принимают верховную власть от Бога. Проект акта, известного под названием Священного союза, составлен был самим Александром, при участии Стурдзы и Каподистрии, и был показан госпоже Криденер. Государи, приступавшие к этому акту, обязывались и во взаимных отношениях, и в управлении подданными руководствоваться заповедями Св. Евангелия. Оно должно было непосредственно во всем управлять царями и их действиями. 
Дальнейшая политика Александра, внешняя и внутренняя, есть попытка приложения к жизни начал,возвещенных актом Священного союза. 
В 1815 году Александр возвратился в Россию, куда он приезжал еще в 1814 году, но ненадолго. Немногие понимали, что подъем и сильные ощущения не продолжительны, что за днями, полными одушевления, днями великих событий, потянется длинная цепь вялых, холодных дней... В русских сердцах поднимался вопрос, что же даст государь России? После Петра Александр I был первый русский царь, ездивший за границу. Теперь народ совсем иначе относился к возвращению своего государя, но сам Александр возвращался в свое отечество не тем полным одушевления человеком, которым покидал его. Он возвращался усталый, пресыщенный. Три года, проведенные в непрерывном напряжении, в решении мировых вопросов, его совершенно изменили - его интересы остались за границей. 
Он принял на себя поддержку установленного порядка, борьбу против революции. Он считал возможным всегда, когда сочтет нужным, снова двинуть русскую армию за границу, и не сомневался в том, что всегда будет располагать необходимыми для того средствами. Всем этим уже предрешался вопрос, может ли Россия получить конституцию. Заботы об армии и ее всегдашней готовности должны были особенно привлекать внимание государя. 
Россия предстала Александру, в 1815 году, в печальнейшем виде. Даже недавно реформированные высшие центральные органы управления не оправдали надежд императора. Он остался недоволен комитетом министров, ибо раскрылись большие злоупотребления. Управляющий делами комитета Молчанов отдан был под суд, военный министр, князь А. И. Горчаков — также.Управление шло чрезвычайно плохо — можно сказать, хуже, чем при Павле I. Отсутствие государя, неизвестность, в которой находились многие министры, полномочия, данные местным властям, и непосильные задачи, возложенные на них по сбору налогов на военные дела, — все это привело к полному разгрому местного управления. 
Неисполнение сенатских указов, накопление недоимок, произвольные аресты граждан, жестокие (до смерти) наказания в местах заключений, взятки, продажа казенных имуществ, ябедничество, отдача откупов без торгов, корчемство, контрабанда, даже подделка ассигнаций, пристанодержательство, — таковы были язвы русской жизни. 
Еще более печальные дела открылись при многочисленных крестьянских волнениях. Крестьянские жалобы того времени дают яркую картину полного произвола и жестокости. Александр I искренне хотел искоренить зло, разъедавшее русскую жизнь. Не собираясь лично заниматься текущими делами, он оставил комитет министров в том положении, которое было дано ему в 1812 году ввиду отъезда государя за границу, — но отдал его под надзор графу Аракчееву. Положения комитета докладывались государю графом Аракчеевым. Значение последнего чрезвычайно возросло, так как всеподданнейшие доклады министров сократились. У государя не было времени читать журналы комитета и поэтому для него составлялись особые краткие мемории, на которых Аракчеев часто излагал свои заключения и примечания к пожеланиям комитета. Аракчеев был членом комитета и, следовательно, имел возможность подавать там отдельные мнения, но он предпочитал писать замечания после, предназначая их для одного государя. Решения государя почти всегда совпадали с мнениями Аракчеева. Аракчеев стал временщиком. На него Александр сложил текущие дела, оставив себе только главное руководство. Однако, Аракчеев был только исполнителем; прежние приближенные Александра (неофициальный комитет, Сперанский) разрабатывали с ним вместе все планы, теперь советник Александру больше не нужен, у него есть своя программа. Он все еще продолжает верить, что либеральные учреждения, «коих священные начала смешивают с разрушительными учениями, не суть мечта». Он продолжает обдумывать конституционные планы. В Польше он сделал опыт, может ли он, не изменяя своим намерениям, распространить на Россию данное Польше политическое устройство. Россию предполагалось разделить на наместничества (что было тем легче, так как почти все губернии Европейской России были собраны в отдельные генерал —губернаторства). В каждом наместничестве должен быть свой сейм, собирающийся раз в 3 года; общий государственный сейм или государственная дума собирается раз в 5 лет. Как местные, так и общий сейм — двупалатные: верхнюю палату в общем сейме образует Сенат, а нижнюю — посольская земская изба. Сенаторы — по назначению, в посольскую палату население (дворяне и горожане) избирают положенное число лиц, две трети коих утверждаются государем в звании послов. Местные сеймы избирают из своей среды известное число депутатов в государственный сейм; половину избранных государь утверждает для присутствования в государственном сейме. Государь — единственный источник всякой власти, но сейм содействует законодательной власти государя. Проект различает закон от устава и указа; издание последних остается прерогативой монарха, равно как и объявление войны, заключение мира, договоров, распоряжение армией. 
Приступлено было к образованию наместничеств, на первый раз из пяти великорусских губерний; наместником был назначен Балашов. Речь, произнесенная Александром в 1818 году, при открытии польского сейма, произвела сильнейшее впечатление, но Россия ее не услышала, а только подслушала, что ее хотят наградить конституциею. Одни были в восторге; другие (Киселев, Ермолов ), разделяя их радость, недоумевали, почему государь выразил так определенно и поспешно свою волю; третьи — к числу которых принадлежал и Сперанский — опасались, что речь будет понята крестьянами как обещание свободы гражданской, и что, следовательно, произойдет общее замешательство. 

Положение помещичьих крестьян Александру не удалось улучшить, несмотря на все его стремление к этому. Он обсуждал крестьянский вопрос порою весьма тщательно, всегда сознавал несправедливость крепостного права, но вопросы, как освободить крестьян, с землею или без земли, и как достигнуть того, чтобы не восстановить против себя дворянство, не поддавались решению и заставляли его медлить. Ему подсказывали, что недовольство народной толпы опаснее возмущения дворянства, но народная масса стояла далеко, и, разделенная на множество миров, только изредка подавала голос, — а дворянство тесною толпою окружало трон, и голос его всегда был слышен царю. Надежда на добровольный отказ дворянства от права владеть людьми вскоре была оставлена: число уволенных крепостных по закону 1803 года достигло только 50 тысяч душ. 
Никого в крепостные Александр вновь не обращал, раздачу людей в награду за службу прекратил. При нем строжайше наблюдалось правило, что свободный человек не может стать предметом частного владения. Александру удалось добиться освобождения крестьян в прибалтийских губерниях. Это был первый опыт освобождения значительного числа крепостных — и опыт неудовлетворительный. 
Частые войны не только отвлекали Александра от проведения внутренних реформ, но мешали освобождению крестьян еще тем участием, которое дворяне всегда принимали в войнах. С необыкновенной силой Александр почувствовал это в 1814 году, когда подписывал благодарственный манифест русскому народу. 
Закон 1803 года обставил увольнение крестьян большими формальностями, но помещики сравнительно нередко их не соблюдали, увольняя крестьян по домашним завещаниям, иногда просто по устным сделкам. Такие акты, обнаруживавшиеся обыкновенно уже после смерти помещика, вели к тяжбам и спорам с наследниками. Александр почти всегда брал сторону крестьян. В 1813 году в особой комиссии, а потом в комитете министров рассматривался целый ряд таких дел. Когда находили невозможным отказать наследникам в их законных требованиях, Александр приказывал вступать через генерал —губернаторов в частные сношения с наследниками, дабы оставить крестьян свободными. 
Унизительный обычай продавать крестьян без земли, который так возмущал Александра, был в его царствование, однако, даже узаконен указом 28 октября 1808 года о крепостных пошлинах —яркий пример обманутого доверия государя. 
Вследствие крестьянских волнений Александр I повелел, чтобы приговоры, которыми присуждалось к наказанию более 9 лиц, шедшие через Сенат, были ему докладываемы, и часто смягчал наказания, проявляя почти всегда большую, сравнительно с Сенатом, строгость к помещикам, приказывая иногда брать имения их в опеку и т. п. 
В общем Александр не так настойчиво занимался внутренними реформами. Ему, повелителю не только России, но и всей Европы, не страшны заговоры, не страшно и недовольство страны. Но такое настроение продолжалось недолго. Думали, что по удалении Бонапарта настанет время покоя и мира. Мира, однако, не было в Европе, не было и внутри России.

Внутри  России последние годы царствования Александра I представляют картину медленного увядания. Никогда Александр так много не ездил, так часто не отсутствовал из России, как теперь. Не было, кажется, в России человека, который не жаловался бы на это: острили, что государь управляет Россией из почтовой коляски. Жаловались, что государю было дело до всего, только не до того, что происходит в России. Эти жалобы доходили до императрицы Елизаветы Алексеевны и преданных Александру генералов (Закревского, например) и немало их смущали. Масса дел оставалась нерешенною, отлагалась до приезда государя; нарождались тайные общества. Еще в 1816 году открылось (по случаю перехода одной волости под военные поселения), что, вопреки убеждению государя и правительства, никаких продовольственных запасов нет. Пока рассуждали, как поставить продовольственное дело, собирать ли запасы натурою или деньгами, в 1820 году открылся голод, сначала в Черниговской губернии; в 1821 году голодало уже 15 губерний; большинство помещиков отказывалось прокармливать своих крестьян; люди примешивали к хлебу всевозможные суррогаты, едва держались на ногах, пухли, хворали и умирали. Все это создавало благоприятную почву для волнений, для пробуждения серьезного недовольства. 
Личная жизнь Александра в последние годы протекала мрачно. Дух его был не всегда спокоен, общество часто его тяготило. Отраду и отдых он находил только в путешествиях, причем сознавался, что именно езда доставляла ему удовольствие, а вовсе не цель поездки. Семейная жизнь в эти годы скрасилась сближением с Елизаветой Алексеевной, которая сходилась с государем во вкусах и тоже стремилась к уединению. Александр был поражен смертью своей дочери от М.А. Нарышкиной. Он не скрыл своего горя от жены и нашел в ней теплое участие. С остальной семьей своей Александр не сходился, не находя в ней ни утешения, ни спокойствия. 
С 1818 года (17 апреля), когда у великого князя Николая Павловича и супруги его Александры Федоровны родился сын Александр, положение в царской семье изменилось. И теперь рождением маленького Александра обрадована была больше всех бабка его, императрица Мария Федоровна. С этого момента она начинает больше уделять внимания Николаю Павловичу и Александре Федоровне. До сих пор она противилась постоянным настояниям Константина Павловича о разводе его с Анной Федоровной. Теперь она круто изменила свое мнение и согласилась на развод. Причины этой перемены ясны: императрица хочет видеть Николая, а потом внука на престоле. Насколько это радовало Марию Федоровну, настолько же огорчало Елизавету Алексеевну; ее письма к матери наполнены в эти годы довольно резкими выходками против Николая Павловича и его супруги, а отчасти и против Марии Федоровны: по словам Елизаветы Алексеевны Александр I разделял ее мнение о Николае. Известным актом Александр и Мария Федоровна признали отречение Константина Павловича, и Александр назначил своим преемником Николая, конечно, некоторое свое нерасположение к характеру Николая Александр подавил в себе соображениями государственными. Елизавета Алексеевна после смерти Александра писала своей матери, что она знала об отречении Константина, но думала, что он возьмет его назад. Полагают, что истинный характер этих актов был от нее скрыт.  
Александр I очень сблизился с женою в последние годы и, конечно, по своей деликатности, видя ее угасающую жизнь, не открывал ей того, что неприятно поразило бы ее. Быть может, это одна из причин того, что отречение Константина не было обнародовано. 
1 сентября 1825 года Александр I в последний раз покинул Петербург. Смерть постигла его в Таганроге, почти на границе Азии. При расставании с жизнью проявились опять лучшие стороны его характера. Он заботливо ухаживал за женою, жил в Таганроге чрезвычайно просто, гуляя по утрам и подолгу беседуя даже с темными людьми, бродягами. Смертельную болезнь схватил он, может быть, оттого, что долго вечером стоял в одном сюртуке, не показывая виду, что озяб, тогда как слуга, который вез ему шинель, по недоразумению с экипажем стал не в указанном месте, сам от холода закутался в шинель и заснул под экипажем, а государь прозяб, но не рассердился. Терпеливо он переносил мучения, полулежа на кушетке, все время наблюдая, чтобы за ним ухаживали как можно меньше.19 ноября 1825 года его не стало. 
«Незримый путешественник», как называли его при жизни, умер так, что многие долго не верили его смерти и полагали, что он скрылся, таинственно исчез... 
 
 
 
 

  Заключение.

Русский царь совершенно не знал ни России, ни народа русского, и не узнал их до конца своих дней.

Он отстаивал  конституции для Франции, он дал, конституцию Финляндия и Польше. Наконец, он освободил от крепостной зависимости эстонских крестьян. Правда, освободил скверно без земли, но все же сделал для них то, чего он никак не мог решиться сделать для русских крестьян. Когда же дело касалось Россия, Александр терялся.

Русскому  дворянству он не доверял и презирал его, что засвидетельствовано историческими фактами. Это был единственный класс, который он знал ближе и мог судить о нем.

Среднего  сословия Александр не знал, да оно  само еще не успело самоопределиться в России. Крестьянство он знал только настолько, насколько царь мог знать солдат. Он видел в нем пушечное мясо, над которым свободно орудовала палка опрусаченного капрала.

Можно ли освободить крестьян и как это  произвести в России, он решительно не знал, и он решил „облагодетельствовать" народ тем единственным путем, который был ему более всего знаком.

Сын Павла  видел народ через призму любимой  им и близкой ему солдатчины. Отсюда идея военных поселений. Идея эта, хотя и внушенная некоторыми иноземными примерами, выношена самим Александром. Аракчеев вначале был против военных поселений. Но Аракчеев никогда не имел своей инициативы и не смел иметь своих суждений. Это был идеальный исполнитель державной воли монаршей. И здесь опять сказалась вся непреклонность воли Александра.

Раз уверовав в спасительность военных поселений, он осуществил эту идею с такой  неукоснительностью. какой немного  примеров в истории нашего царизма.

Другого такого исполнителя, беспрекословного и ни над чем не задумывающегося, как Аракчеев, не было, и нет ничего удивительного в том, что Александр вполне ему доверился.

Трагедия  Александра не была только его личной трагедией. Это трагедия царизма. Человек, достигший величайшей мировой славы  и могущества, неограниченный властелин, повелевавший миллионами, единственный монарх в Европе. обладавший, казалось бы, полной возможностью осуществлять свои намерения, царь, которого не стесняли ни парламенты, ни палаты лордов или господ, не связанный никакими конституциями, на вершине славы и могущества - чувствует свое полнейшее бессилие и роковую бесплодность всех с6оих начинаний.Он может причинять зло, и много зла, но это все, что он может. Д зло может причинить и самый ничтожный предмет в природе. Но в деле добра он совершенно бессилен, и это в лучшем случае, часто же задуманное добро превращается в зло.