Наследование по завещанию

Несмотря на то, что  в указанной выше статье Свода  говорится о том, что завещание  есть предсмертное распоряжение об имуществе, закон допускал возможность наличия в завещании распоряжений, направленных на другие предметы: назначение опекунов к малолетним наследникам (т. X ч.1 ст. 227 Свода), назначение душеприказчика, распоряжение на счет похорон и т. п. Допускалось, что содержание завещания могло исчерпываться распоряжением о назначении опеки.

Как уже отмечалось выше завещание признавалось распоряжением  на случай смерти. Но основаниями открытия наследства в русском праве помимо смерти человека, понимаемого как «естественная» смерть (т. X ч.1 ст. 1222 Свода), являлись также обстоятельства, покоящиеся на фикции или презумпции смерти человека:

1. лишение всех прав состояния; (т. X ч.1 ст. 1222 Свода)
2. постриг; (т. X ч.1 ст. 1223 Свода)
3. безвестное отсутствие.

В первом случае моментом открытия наследства являлось объявление вступившего в законную силу приговора; во втором случае – день пострига; в  третьем – первый день по истечении десяти полных лет со дня публикации и неявки лица.

Законность завещания  зависела от следующих обстоятельств:

1. оно должно быть составлено лицом, имеющим право завещать;
2. распоряжение должно быть было сделало в пользу лица, имеющего право принять наследство;
3. содержание завещания не должно было противоречить праву распоряжения завещателя;
4. завещание должно было быть облечено в установленную форму.

способность к составлению  завещания зависела от наличия двух условий:

1. сознательности воли завещателя в момент составления завещания;
2. дееспособность завещателя в момент открытия наследства.

Законом определялось, что  все завещания должны были быть составлены в здравом уме и твердой памяти (т. X ч.1 ст. 1016). Недействительными признавались завещания душевно-больных (безумных, сумасшедших, умалишенных), когда они были составлены или в момент помешательства (т. X ч.1 ст. 1017). Завещание душевнобольных было недействительным и в том случае, если последние не были признаны таковыми в установленном порядке. В этом случае впоследствии при основании законности завещания допустимо было ссылаться на свидетельские показания, другие доказательства, в том числе и на само содержание завещания. С другой стороны, помешательство, предшествующее или последующее составлению завещания не имели влияния на его действительность. Недействительными признавались также завещания самоубийц (т. X ч.1 ст. 1016, 1017), поскольку закон, испытывая влияние религиозных норм, связывал недействительность завещания самоубийц с ненормальностью психического состояния последних. Впрочем, судебная практика (Кассационное решение Сената 1892 г., №4) исходила из того, что недействительными признавались завещания самоубийц, составленные ими непосредственно перед самой смертью, если доказано будет наличие душевного расстройства, которое привело к лишению себя жизни

Действительность завещания предполагала также наличие дееспособности у завещателя в момент составления завещания (т. X ч.1 ст. 1018). Не обладали дееспособностью несовершеннолетние. Совершеннолетними признавались лица, достигшие 21 года. Исходя из толкования ст. 1018 Свода, признавались недействительными завещания лиц, достигшие 17 лет, даже и в том случае, когда завещания составлялись за подписью и с согласия их попечителей. Как справедливо замечает В. И. Синайский, это значительно ущемило завещательные права лиц, вступивших в брак до 21 года и призванных с 20 лет на военную службу.¹¹

За отсутствием дееспособности признавались недействительными завещания лиц, лишенных по суду всех прав состояния (т. X ч.1 ст. 1019). Но здесь, как отмечает большинство русских цивилистов, существовали противоречия между гражданским, уголовным законодательствами и судебной практикой. Согласно гражданскому законодательству моментом, с которого указанные лица лишаются права завещать является объявление приговора. Уголовное законодательство связывало наступление данных последствий со вступлением приговора в законную силу, а Сенат, в свою очередь, с обращением приговора к исполнению (Кассационное решение Сената 1878 г., №92).

Недействительными признавались

завещания монашествующих низших степеней, как добровольно подвергшихся смерти в мире светских отношений. Данный результат наступает с момента пострига и до этого времени вступающий в монашество мог распоряжаться своим имуществом, в том числе и завещать его. (т. X ч.1 ст. 1223 Свода). Из  общего правила о недействительности завещаний монашествующих было исключение в пользу монашествующих властей (архиереев, архимандритов и т.д.), которые с известными ограничениями могли завещать свое имущество (т. X ч.1 ст. 1025, 1187 Свода).

Как уже отмечалось выше, лица в  пользу которых составлялось завещание должны были быть способны к приобретению наследственного права, на завещанное имущество. Данная способность должна была иметь место не в момент составления завещания, а в момент принятия наследства.

Закон устанавливал несколько ограничений в способностях к принятию наследства по завещанию:

1. запрещалось завещать недвижимые дворянские имения лицам, не имеющим права владеть ими (т. X ч.1 ст. 1028 Свода);
2. не имели силу завещания недвижимого имущества в пользу евреев, полянов и других иностранцев тех местностях, в которых они не могли владеть недвижимостью или могли приобрести ее только в силу наследства по закону;
3. недействительными признавались завещания в пользу монашествующих, если по времени открытия наследства состоялся их постриг (т. X ч.1 ст. 1025, ст. 1067 п. 3 Свода);
4. всем служащим в карантинных учреждениях запрещалось получать какую-либо часть из имения умершего в карантине завещателя, если они не имели законного права наследования или если завещание не было составлено до помещения в карантин (т. X ч.1 ст. 1067 п.5)

Лицо, в пользу которого было составлено завещание, должно было уже родиться или быть зачатым  к моменту открытия наследства (т. X ч.1 ст. 1026, 1106 п.2 Свода). Завещательные распоряжения в пользу лиц, которые могли родиться в неопределенное время признавались недействительными.

Г. Ф. Шершеневич поставил вопрос о  возможности завещания в пользу еще не существующих юридических  лиц (организация за счет средств  наследодателя санатория, музея и т.п.). На основании анализа действовавшего в то время в России законодательства он дает отрицательный ответ, поскольку согласно требованию закона лица, в пользу которых производится завещательное распоряжение, должны были быть четко обозначены (т. X ч.1 ст. 1026)¹².

Содержание завещания представляет собой внутреннее условие действительности завещания. Согласно определению законодателя, в дореволюционной России внутреннее условие действительности завещания составляла прежде всего точность его содержания (т. X ч.1 ст. 1026 Свода). О точном указании лиц, которым завещается имущество мы уже говорили выше. Отсутствие в завещании указания на конкретный размер наследственной доли каждого наследника не приводил к недействительности. В этом случае доли не признавались равными и их размер соответствовал размеру долей в случае наследования по закону.

В русском дореволюционном  наследственном праве мы сталкиваемся с законодательным ограничением воли наследодателя. В условиях отсутствия  в русском дореволюционном наследственном праве института обязательной доли интересы семьи охранялись с помощью института родовых имуществ, выступившего в качестве своеобразного суррогата обязательной доли. Суть этого института состояла в том, что родовые имения не принадлежали свободному распоряжению собственника ни по завещанию, ни по дарению. Распорядиться родовым имуществом собственник мог лишь в двух случаях:

1) если он не имел  ни детей, ни иных нисходящих  по прямой линии родственников  и в этом случае, минуя своих  ближайших наследников м не  взирая на степени родства, лицо могло составить завещание в пользу любого родственника, но лишь «того рода, из которого досталось завещаемое избранному или наследнику имущество» (т. X ч.1 ст. 1068 п.2 Свода);

2) при наличии нисходящих  по прямой линии родственников,  завещатель был вправе оставить свое родовое имение или часть его некоторым нисходящим и даже одному из них(т. X ч.1 ст. 1058 п.1 Свода).

Законодатель, впрочем, предусматривал возможность завещания родовых имуществ тем лицам, которые получили бы это имущество и без завещания.

Русское дореволюционное  наследственное право не знало института  подназначения наследника на тот  случай, если бы лицо, призванное к наследованию в первую очередь, по каким-то причинам не приняло открывшегося наследства (субституция). Допускалось лишь назначение «добавочного» наследника на тот случай, если назначенное наследодателем в первую очередь лицо умрет раньше смерти наследодателя, т.е. до открытия наследства. Но в данном случае имела место не субституция в подлинном смысле этого слова, а назначение наследника самому себе. Небезынтересна мысль Г. Ф. Шершеневича о желательности фиденкомиссиарной субституции, когда в завещательном распоряжении наследнику дается поручение передать, на случай своей смерти движимость или недвижимость другому лицу, также указанному в завещании.¹³

Подводя итоги рассуждениям о содержании завещания с точки  зрения его действительности в русском  дореволюционном наследственном праве, мы можем отметить отсутствие законодательного запрета условных и срочных завещаний. Возможность составления такого рода завещания подтвердилась и судебной практикой (например, Кассационное решение Сената 1888 г., № 63). Лишь в отношении родового имущества уловные и срочные завещания были недопустимы в силу того, что право на них принадлежало наследникам в силу самого закона.

Внешним условием действительности завещания является соблюдение установленном формы. До 1917 года мы видим следующие формы завещаний:

1. общая форма (нотариальные и домашние завещания);
2. особенная форма, которая являлась исключение из первой и допускалась лишь в установленных законом случаях при наличии определенных условий.

Во всех случаях признавалась лишь письменная форма и словесные  завещания никакой силы не имели (т. X ч.1 ст. 1023 Свода).

Нотариальные завещания совершались в личном присутствии самого завещателя в конторе нотариуса или на дому у завещателя в случае болезни или при наличии других уважительных причин (т. X ч.1 ст. 1036 Свода). При совершении нотариального завещания должны были находиться три свидетеля, которые могли бы удостоверить личность самого завещателя. В особых случаях (например, когда свидетелем был духовник завещателя) было достаточно двух свидетелей. Свидетели удостоверяли своей подписью два обстоятельства: подлинность завещателя и нахождение завещателя в здравом уме и твердой памяти при предъявлении им завещания свидетелям для подписи (т. X ч.1 ст. 1050 Свода). Присутствие свидетелей при составлении завещания не требовалось, свидетельством чему являлось допустимость составления так называемых «тайных завещаний». Права быть свидетелем лишались:

1. лица, в пользу которых было составлено завещание;
2. родственники этих лиц до четвертой степени и свойственники до третьей степени, если завещание делалось не в пользу прямых наследников;
3. душеприказчики и опекуны, назначенные по духовному завещанию;
4. лица, которые не имеют права завещать, за исключением монашествующих;
5. лица, которые по общим законам не допускались к свидетельству по делам гражданским.

Помимо указанных категорий, в числе свидетелей совершения нотариальных завещаний не могли быть и лица, не допускаемые в свидетели нотариальных актов вообще.

Проект завещания или  завещателем или нотариусом и  прочитывался последним. При наличии согласия завещателя с изложением акта, проект завещания вносился в актовую книгу и снова прочитывался нотариусом, но уже в присутствии свидетелей. После этого акт подписывался завещателем и свидетелями в актовой книге. Подлинными нотариальным завещанием признавалось завещание, внесенное в актовую книгу. Завещателю выдавалась выписка из актовой книги. Производство данного нотариального действия подтверждали свидетели своими подписями в реестре нотариуса. Выписка, выданная завещателю, была равносильно подлинному завещанию. Но в случае спора о несходстве между двумя этими документами преимущество отдавалось подлинному, если в нем не оказывалось в спорных статьях подчисток и поправок, не оговоренных надлежащим образом (т. X ч.1 ст. 1039, 1040 Свода). Вторичная и последующая выписки могли выдаваться только самому завещателю или его поверенному при наличии у последующего соответственной доверенности (т. X ч.1 ст. 1042 Свода). В обязанности нотариуса не входило рассмотрение и разъяснение законности завещательных распоряжений. Задача нотариуса ограничивалась удостоверением и установлением способности лица составить завещание.

Преимущество нотариальной формы перед домашней, о которой мы будем говорить ниже, состояло в том, что против подлинности нотариальных завещаний мог быть предъявлен только иск о подлоге и заявление в подлинности нотариальных завещаний не допускалось. Завещание, не признанное в силе нотариального, не терло силы домашнего, если при его составлении не были нарушены правила, установленные для домашних завещаний (т. X ч.1 ст. 1035 ч. 1 Свода).

Домашние завещания, составляемые без участия нотариуса, в силу своего характера были обставлены законодателем более строгими формальными требованиями.

Как уже говорилось выше, для удостоверения подлинности  домашнего завещания требовались  подписи трех, а в некоторых  случаях двух свидетелей. О том, кто не мог быть свидетелями уже упоминалось.

Свидетели своими подписями  удостоверяли:

а) подлинность воли (т.е. лицо, предъявившее им завещание являлось тем самым лицом, которым завещание было сделано и подписано);

б) сознательность воли (при  предъявлении свидетелям завещания в здравом уме и твердой памяти). (т. X ч.1 ст. 1050 Свода)

Таким образом, хотя закон  прямо об этом не говорил, допустимо  было, что содержание завещания свидетелям могло быть и неизвестно.

Если завещание было написано не самими завещателем, а другим лицом, то помимо подписи завещателя требовалась подпись того, кто писал завещание (переписчика), а если завещатель был неграмотным, то и подпись того лица, которое за него подписалось (рукоприкладчик). Соединение в одном лице переписчика, рукоприкладчика и свидетеля не допускалось (т. X ч.1 ст. 1048 Свода). Завещания без подписи переписчика не принимались к утверждению. Исключение составлял случай явки в суд самого переписчика (т. X ч.1 ст. 1049 Свода).