Теория субъективных прав

              с) Субъективное право есть  власть осуществлять свой интерес,  обеспеченная нормами объективного  права. Субъективное право не  в той власти, которую фактически имеет один человек в отношении других людей, вследствие своего экономического влияния или нравственного авторитета. Всё дело в той силе, какую предоставляет государство субъекту права. Личная слабость восполняется всей мощью государства. Индивидуальная воля навязывается другим, потому что она совпадает с волей закона. Власть субъекта права в том и заключается, что, в случае противозаконного препятствования ему в осуществлении его интереса, он может обратиться к власти государства. Исторически этому содействию государства предшествует самопомощь, — человек должен защищать свои интересы сам или при посредстве близких, насколько хватит сил. Это не два порядка защиты субъективного права, а два порядка защиты интересов. В первом периоде имеется только фактическая защита интересов, а во втором — создаются субъективные права.

             d) Но субъективное право есть  власть не только обеспеченная, но и ограниченная. Фактически  отдельный человек может обладать  огромной физической или экономической силой. Объективное право ставит законные пределы этой власти. С этой точки зрения правильно определять субъективное право как меру свободы, но, конечно, не в метафизическом значении, а в смысле свободы действий, направленных к осуществлению защищаемого интереса. За отведённые ему пределы субъект права не смеет выходить, потому что он рискует задеть чужие, обеспеченные тем же объективным правом интересы, но в этих пределах он может осуществлять свои интересы, как ему угодно. Нормы объективного права, возлагая обязанности на одних, создают для других власть осуществлять свои интересы в известных пределах, у которых субъект права может удерживать тех, кто также заинтересован в том же благе. При попытке одного из обязанных лиц вторгнуться в пределы интересов, обеспеченных субъективным правом, субъект права получает притязание к этому лицу сообразовать своё поведение с предписанными нормами, т.е. что-либо сделать, чего он не делает, или не делать того, что он делает.                         

              Следовательно, притязание предполагает: а) определённое лицо, к которому оно обращено со стороны субъекта права и b) несогласное с законом поведение, т.е. нарушение права. Так, кредитор требует от своего должника платежа, если тот сам не платит; собственник требует от владеющего его вещью возвращения.

              Человек имеет не одно субъективное  право, а множество субъективных  прав, в соответствии с присущими  ему интересами и количеством  находящихся в его обладании  благ. Но и каждое субъективное  правопредставление сложное. Мы говорим, что собственник дома имеет право жить в нём, отдавать его в наём, перестраивать его, снести его и т.п. Однако, это не отдельные права, а лишь различные направления, в каких лицо, имеющее право собственности на дом, может, оставаясь в пределах своего права, осуществлять свой интерес. При всяком таком пользовании можно сказать, что собственник в своём праве⁸.

2.2 Обоснование субъективного права

        Несомненный факт — что человек сознает как свою «социальность», свою связь с обществом и невозможность обойтись без последнего, так и свою индивидуальность. Но для сознания этих двух сторон человеческого бытия необходимо их до известной степени противопоставлять друг другу, ибо путем противопоставлений и сопоставлений идет наше познавание. И можно утверждать, что дуализм личности и общества, противопоставление личностью своего «я» социальной среде есть исходный пункт социального познания. Это — непосредственное «данное» нашей мысли, ее, по живописному выражению Потебни, чернозем, «нечто, о чем дальше не рассуждают». Самое элементарное осознание этого дуализма общества и личности ведет с течением времени к ряду столкновений, разрешения которых индивид ищет в самостоятельном целеполагании и в возможности в меру своих сил действовать «свободно». Для получения такой возможности ему приходится вступать в борьбу с себе подобными, со всей давящей на него социальной средой. В этой борьбе могучими стимулянтами являются глубоко заложенные, почти неистребимые в людской психике инстинкты — освоения и игры риска; они в своем развитии дают стремление к материальным благам, с одной стороны, с другой — страсть к приключению и новизне, страсть, быть может, самую сильную в человеке, ту страсть, которая жизнь многих людей и едва ли не всех обществ превращает в непрерывную цепь состязаний, перемен, переделок и авантюр — в «игру сил», пользуясь ходячим выражением. Чем больше оказывается развитой в человеке готовность к риску личному или, по меньшей мере, материальному при борьбе за самоутверждение, тем скорее добивается он некоторого равновесия меж собой и средой, тем прочнее оформляется и обеспечивается вырабатывающимися в обществе нормами желанная возможность действовать, влекущая сообразное поведение других людей.

           Таким доказательством явится  именно риск. «Субъект рискует  собой самим, чтобы добиться  своего права, рискует, следовательно,  всем для части; это наглядно  убеждает, что данный элемент  кажется ему для его личности  незаменимым». Отнюдь не важен  непосредственный успех, важен самый факт риска.

      Так выковывается юридическое средство по осуществлению самостоятельного целеполагания — субъективное право; так создается и вечное стремление к приобретению и охранению такого средства, та «борьба за право», которая ведет к постоянным изменениям в правовой сфере личности⁹. Эта сфера может в истории расширяться и суживаться. Но зачеркнуть в ней все права, редуцировать ее до нуля едва ли возможно, пока не изменится радикально человеческая природа, пока не будут вырваны психологические корни субъективных прав — сознание «особости» индивида от массы и инстинкта риска. Способность и склонность к риску личности в проявлениях ее дуализма с обществом — таково, в сжатой формулировке, реально психическое «естественное» обоснование субъективного права. В этом обосновании субъективного права заключается и возможность его оправдания — социального и морально-философского.

          Подмечено, что упадок склонности к риску у среднего человека, стремление к пассивному наслаждению и безответственности действительно могут способствовать началу коллективизма.

      Но  прежде всего, уступая некоторые  права в области, например, личного хозяйствования, индивид в ряде коллективистических систем компенсируется, например, в области семейной (свобода брака и развода — расширение права и риска). В то же время чрезвычайно повышается риск тех энергичных, которые сохраняют за собой руководство общественной жизнью и несут за него фактическую ответственность, и потому-то правящие государств, подходивших менее или более близко к социалистическому типу—будь то Петр Великий, иезуиты в Парагвае или Советская власть в новейшей русской истории,—обладают громадными правами, доходящими до превращения в почти неограниченное дискреционное усмотрение¹⁰. И как бы ни была централизована и «обобществлена» система правоотношений, как бы ни были правомочия человека превращаемы в публичные, направляясь на достижение общественного интереса, субъективные права не исчезали в прошлом и не исчезнут из культуры будущего; пока человек не превратился в ангела или автомата, он будет строить свои взаимоотношения на сочетании обязанностей с правами, на возможности хотя бы служебного самоопределения. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

3 Разделение субъективных прав на частные и публичные

            Касаясь  вопроса о придании субъективным правам характера публичных; как уже было отмечено, характер этот создается направлением юридической возможности действовать на достижение публичного интереса.                      Таким воззрением мы примыкаем к ведущим начало от Юльпиана попыткам производить деление права на частное и публичное с материальной стороны (по содержанию), и притом со стороны субъективной. Число иных попыток, накопившихся за всю историю этой извечной проблемы, громадно. Прежде всего, следует разделять мнение, что характерное для нашего времени различие между публичным и частным правом есть историческая, но не логическая категория; что разделение права, единого по своей природе, предполагает наличие психических условий, которые создают противоположение сферы частных интересов сфере публичных интересов; считаем весьма вероятным, что дальнейшее развитие права будет все более стирать границы между публичным и частным правом, с расширением первого за счет второго; считаем, что и в настоящее время демаркационная линия частного и публичного права не представляется резкой. Юридическая норма с материальной стороны публична, ибо издается для блага всех; в смысле объективном право собственности может быть понято как публичное (Кельсен). С чисто же формальной стороны, со стороны способа юридического регулирования, «все юридические нормы тождественны» (Рождественский). Поэтому, когда юристы пытаются различить частное и публичное право, исходя из свойств нормы, они обычно присоединяют к понятию нормы те или другие побочные признаки, вводят существо дела, субъективные права, и таким путем добиваются цели.

             Различие публичного и частного интереса не может быть проведено с полной точностью. Личный интерес есть всегда в некоторой степени публичный интерес — u vice versa (поскольку общество без индивидов невозможно). Различие между «моим» и «не моим», частным и общим делом не так просто иногда установить, что и давало повод английскому юристу Остину (Austin) «не понимать» основы деления публичного и частного права.

          Характером систем правоотношений, их большей или меньшей связанностью, объясняется и обычное разнесение регулирующих их норм в рубрики частноправовых и публично-правовых — разнесение, строго говоря, неправильное; как указано выше, всякая норма сама по себе публична, различие возможно лишь в отношении субъективных прав. Возвращаясь к последним, надо признать, что в современном обществе психологическая мотивация постоянно переплетается (равно как и системы отношений); поэтому мы принуждаемся признать отличие частного и публичного субъективного права лишь в том, что первое направляется на интерес главным образом свой, эгоцентрический, второе же — главным образом на интерес публичный, переживаемый как прежде всего не свой, социоцентрический.

     Использование ни одного из известных общей теории права критериев классификации правовых норм, относящихся к собственным характеристикам норм как регулятивных средств, не позволяет выявить достоверный критерий разграничения частного и публичного права. Поэтому необходимо обратиться к признакам норм, внешним по отношению к их регулятивной функции. На основе изучения истории посвященных частноправовых элементов правовых учений классиков юридической мысли и истории позитивного частного права следует в качестве такого признака предложить отношения, регулируемые рассматриваемыми нормами. 
 
 
 

4 Структура современного субъективного гражданского права в свете теории регулятивных и охранительных субъективных прав

            Говоря о структуре современного  субъективного гражданского права,  следует остановиться на проблеме соотношения регулятивных и охранительных субъективных прав. В отечественной цивилистике бытует взгляд, согласно которому субъективное гражданское право состоит из трех элементов (возможностей): права на свои действия, права на чужие действия и права на защиту. Здесь скорее правы те ученые, которые считают, что право на защиту представляет собой самостоятельное е охранительное субъективное гражданское право. Это право появляется у обладателя регулятивного гражданского права в момент нарушения или оспаривания последнего и реализуется в рамках возникающего при этом охранительного гражданского правоотношения.

           Охранительное субъективное гражданское  право, или, что одно и то  же, право на защиту, принимает  либо форму права на иск  (притязания), либо форму охранительного права на совершение одностороннего действия¹¹. Однако в какой бы форме право на защиту ни выступало, оно всегда фигурирует в качестве самостоятельного субъективного права и не служит составной частью или особой стадией развития регулятивного субъективного гражданского права.

           В связи с изложенным трудно  согласиться с М.М. Агарковым,  который дает такую трактовку  права на иск: "Каждое гражданское  право включает правомочие на  его осуществление помимо и  против воли другой стороны,  т. е. в принудительном порядке... Правомочие осуществить гражданское право в отношении определенного лица помимо и против воли последнего ... называется правом на иск в смысле гражданского права или правом на иск в материальном смысле (в противоположность праву на иск в процессуальном смысле, т. е. праву на судебную защиту). Право на иск в материальном смысле является составной частью того или иного гражданского права: права собственности, права требования из займа ... и т. д."  В литературе справедливо отмечалось, что эта концепция страдает целым рядом недостатков.