Сравнительный анализ концепции тоталитаризма Х. Арендт и концепции тоталитаризма К. Фридриха и З. Бжезинского

Однако в Германии термин не привился: Гитлер не любил заимствований и предпочитал определять свой режим как авторитарный. Еще в 1928 г. английский ежемесячник «Contemporary Review» отмечал, что «фашизм отказывается рассматривать себя как тоталитарный режим и вступает в электоральную борьбу на той же основе, что и его противники». Но уже в то время в английских газетных публикациях термин «тоталитарный» распространялся и на Советский Союз. Так, лондонская «Times» (ноябрь 1929 г.) писала о «реакции против парламентаризма… в пользу «тоталитарного» или унитарного государства, как фашистского, так и коммунистического». (Мощный импульс к теоретическому осмыслению и концептуальному оформлению тоталитаризма дала война. Возможность широких теоретических обобщений определялась не только накопленным в разных странах страшным опытом функционирования «фабрики насилия». Она была подготовлена также глубоким постижением природы тоталитарного Молоха с помощью литературных образов в романах-антиутопиях Е.Замятина, О.Хаксли, Дж.Оруэлла.

В 1944 г. вышла в свет книга Фридриха Хайека «Путь к рабству». В этой книге автор — известный экономист, лауреат Нобелевской премии — впервые выходит за рамки чисто экономической теории и обращается к широкому кругу социально-политических, психологических и этических проблем, порожденных драматическим конфликтом XX века — конфликтом между либерализмом и антилиберальными политическими течениями, которые весьма разнообразны, но которые, в конечном счете, обнаруживают единую для них «группу крови»: отрицание абсолютной ценности человеческой личности, измерение этой ценности в зависимости от определенной коллективной (государственной) цели. Подвергнув скрупулезному анализу историю западноевропейской гуманитарной мысли начиная со второй половины XIX в., Хайек демонстрирует генетическую связь тоталитаризма с социалистическими учениями, показывает причины и предпосылки вырождения «великой утопии» в царство абсолютного насилия и абсолютного произвола.

Ханна Арендт, автор классической работы «Истоки тоталитаризма» (Нью-Йорк, 1951 г.), в качестве модели этого царства насилия рассматривает нацистский концлагерь. И если Хайека в первую очередь интересует интеллектуальная родословная тоталитаризма, то Арендт акцентирует внимание на особенностях самой «тоталитарной личности», на процессе превращения этой личности в идеальный объект тоталитарного режима.

За год до выхода в свет книги Арендт было опубликовано исследование Теодора Адорно и других ученых «Авторитарная личность», в котором авторы доказывали гипотезу о том, что «индивиды, обнаруживающие наибольшую восприимчивость к фашистской пропаганде, имеют много общих черт, составляющих вместе одну форму «синдрома», в то время как индивиды, образующие оппозиционное направление, гораздо более диверсифицированы». Ханна Арендт, пытаясь выявить основу этого «синдрома», обнаруживает ее в том, что тоталитарный человек — это атомизированный человек, человек «массы», а тоталитарные движения — это движения не классов, а масс, оторванных от социальной почвы, выбитых из традиционных социальных «ячеек».

Такой человек изначально является «лишним»: он описывается не тем, что у него есть, а тем, чего у него нет — неукорененность, неприкаянность, бездомность, отсутствие собственного Я, одиночество. Отсюда — сильный позыв к нормальной, стабильно детерминированной жизни. А поскольку возможности самодетерминации весьма ограничены низким культурно-образовательным уровнем личности, человек готов целиком подчиниться тому, кто способен обеспечить ему эту стабильность. Именно эта «воля к подчинению», характеризующая тоталитарную личность, органически дополняет «волю к власти». И в той мере, в какой «силы личности проявляются не в самом действии, но в готовности к действию», — а эта готовность, в свою очередь, обусловлена определенной организацией человеческих потребностей, сама личность «может рассматриваться как детерминанта идеологических предпочтений».

Испытательным «полигоном» для выяснения степени готовности личности к подчинению, для выяснения того, что можно отнять у личности (как у жертвы, так и у палача) и «снять» тем самым глубинные конвенционные ограничения межличностных отношений, — таким «полигоном» в концепции Арендт и является концлагерь.

Именно здесь, в концентрационном лагере с человеческой личностью проделывают то, что лежит за пределами всякого здравого смысла. «Нормальные люди не знают, что все возможно» — эти слова Давида Руссе, взятые Ханной Арендт в качестве эпиграфа, служат для нее отправной точкой для размышлений о тоталитарном обществе.

Таким образом, в осмыслении феномена тоталитаризма акцент был перенесен с характеристики тоталитарного государства на характеристику личности, активно вступающей в определенные отношения с этим государством. В то же время Арендт анализирует и другие особенности тоталитарных систем (рассматриваются только две системы — нацистская и советская): она отмечает абсолютную непредсказуемость этих систем, выделяет роль секретности и секретполиции и полагает, что мотивы диктатора заключаются не в утилитарном преследовании строго установленных целей, но в желании элиминировать в обществе способность различать факт и фикцию и убедить человечество в относительной ценности человеческого бытия.

2. Характеристика основных положений концепции тоталитаризма Ханны Арендт.

В 1951 г. в США вышла в свет одна из самых известных монографий о тоталитаризме - книга Ханны Арендт - немецкого философа, эмигрировавшего в США – «Истоки тоталитаризма». В этой книге она на основе сравнения фашизма и большевизма попыталась вывести общую теорию тоталитарного господства. Наибольший интерес представляет 3-е издание монографии 1966 г., основанное на более обширном документальном материале о гитлеровском и сталинском режимах.

Самым решительным образом Х. Арендт подчеркивала принципиальную новизну и своеобразие тоталитаризма.

Для Х. Арендт тоталитаризм - феномен XX века. Она против тех, кто вольно или невольно «облагораживал» тоталитаризм, возлагая ответственность за него на европейскую духовную традицию. Более того, она видит в нем прямое отрицание этой насыщенной духом гуманизма традиции.

Конечно, она анализирует различные истоки тоталитаризма: расизм, антисемитизм, империализм, но по сути своей это явление беспрецедентно. Оно резко отличается от тех форм власти, с которыми имеет сходство, в частности, от авторитаризма.

Если оставить в стороне его укорененность в римской истории, авторитаризм в любой форме всегда стесняет или ограничивает свободу, но никогда не отменяет ее. «Тоталитарное же господство нацелено на упразднение свободы… даже на уничтожение человеческой спонтанности вообще, а отнюдь не на ограничение свободы, сколь бы тираническим оно ни было» [1]. Вообще, стремление к неограниченной власти «содержится в самой природе тоталитарных режимов. Такая власть прочна только в том случае, если буквально все люди, без единого исключения, надежно контролируются в любом проявлении их жизни». Цель тоталитаризма в конечном счете заключается «в перерождении самой человеческой природы».

Как известно, политику принято считать искусством возможного, тогда как фундаментальное убеждение тоталитаризма сводится к тому, что «возможно все», т.е. невозможного для него не существует.

Ханна Арендт видит только «две аутентичные формы тоталитарного господства: диктатура национал-социализма после 1938 года и диктатура большевизма после 1930 года» [2]. Для нее советский тоталитаризм тождественен сталинизму, а Ленина она не включает в эту систему связей.

Как бы ни отличались друг от друга разные типы тоталитаризма, их сближает «новизна» и «необычность» тоталитарной формы правления. Где бы тоталитаризм ни приходил к власти, - отмечала Х. Арендт, - везде он приносил с собой совершенно новые правовые институты и разрушал все социальные, правовые и политические традиции данной страны.

Ханну Арендт интересовала не столько структура тоталитарного режима, сколько его глубинная подоплека; она видела в нем главным образом зло, а не какой-то механизм власти. Это зло воплощается, прежде всего, в тоталитарном терроре; в нем «истинная сущность данной формы правления» [3].

Основная причина возникновения тоталитаризма, - уверена Х. Арендт, - разрушение социокультурных структур, толчок которому дала первая мировая война. Поколение, прошедшее войну, стало приверженцем всего того, что отвергало добропорядочное общество, это поколение возводило жестокость в главную доблесть, поскольку она противоречила гуманному и либеральному лицемерию общества.

Люди в ходе потрясений начала века были выбиты из привычной микросреды; объединяясь друг с другом, они образовывали массу или, по-старому, чернь. Она объединяет людей не столько по признаку наличия чего-то, сколько по признаку отсутствия нормальных общественных связей. В массе личность утрачивает свои индивидуальные черты. Арендт пишет: «Главная черта человека массы - не жестокость и отсталость, а его изоляция и нехватка нормальных социальных взаимоотношений» [4].

Что же привлекало чернь в тоталитарном движении? Автор так отвечает на это: «Самым привлекательным оказалось то, что терроризм стал чем-то вроде философии, через которую изливались отчаяние, обида и слепая ненависть, стал родом политического экспрессионизма, который использовал бомбы для самовыражения, восхищенно любовался известностью, даваемой громкими делами, и был вполне готов заплатить цену жизни, чтобы принудить нормальные слои общества признать собственное существование» [5].

Таким образом, «тоталитарные движения - это массовые организации атомизированных, изолированных индивидов» [6], считает Арендт. Однако в рамках тоталитарного движения проявляется «временной союз элиты и черни», который «покоился на том искреннем восхищении, с коим первая созерцала, как вторая крушит благопристойность и респектабельность» [7].

Однако все эти интеллектуалы сразу же отходили от тоталитарных движений, когда они приходили к власти, видя преступный характер режима.  «Интеллектуальная, духовная и художественно-артистическая инициатива столь же противопоказана тоталитаризму, как и бандитская инициатива толпы, и обе они опаснее для него, чем простая политическая оппозиция» [8].

Тотальная пропаганда является составной частью психологического ведения войны тоталитарного движения. «Только толпу и элиту можно привлечь энергией, содержащейся в самом тоталитаризме; завоевать же  массы можно только с помощью пропаганды» [9].

Тоталитарные движения наряду с программой имеют особые формы организации. Х. Арендт пишет: «Наиболее впечатляющий новый организационный механизм, характерный для тоталитарных движений до захвата власти, заключается в создании фронта организаций, в создании дистанции между партийными членами и сочувствующими» [10].

После прихода к власти тоталитарное движение устанавливает свое господство. В этом исследовании Х. Арендт не просто описывает историческое развитие, но ищет характерную структуру тотального господства и принцип его действия. При этом она твердо констатирует, что тоталитарные движения разрушают сложившиеся государственные формы, чтобы «создать государство перманентной нестабильности» [11]. Арендт разделяет также точку зрения Ф. Нойманна о «бесформенности» тоталитарного правления [12].

Понятия и функции закона не действуют в тоталитарном государстве. Здесь господствуют законы движения, которые должны быть поняты как объективные нормы, которые даны природой и поэтому они должны проникнуть и развернуться в человеческом обществе, «...ни природа, ни история уже не служат стабилизирующими источниками авторитета для действий смертных; они выражают принцип движения как такового» [13].

В качестве внутреннего закона движения выступает террор. Автор лаконично указывает, что «террор есть сущность тоталитарного господства» [14]. Но особенностью тоталитаризма является тотальность террора. Подобная тотальность обеспечивается массовой поддержкой, которой располагают тоталитарные режимы.

В этой связи стоит обратить внимание на мысль Арендт о том, что для тоталитаризма террор не просто средство устрашения, а именно сущность.

Таково коренное отличие тоталитарного режима от нормального правового государства, отсюда и такой принципиальный вывод: в тоталитарном государстве место позитивных законов занимает тотальный террор. У одних, в советском варианте, это выглядело как реализация воли истории, ее «железных» законов классовой борьбы; у других, в нацистском варианте, это представало как осуществление заповедей природы, законов борьбы рас. Террору тоталитарного типа присущ перманентный, т.е. непрерывный и постоянный, характер. Это, конечно, не значит, что ежедневно казнят какое-то количество людей. Бывают и относительно «спокойные» времена. Однако дамоклов меч террора угрожающе нависает над каждым из подданных тоталитарного режима. Сегодняшние палачи вполне могут стать завтрашними жертвами. В этом проявляется суть режима, где, по словам Арендт, царит «перманентное беззаконие».

Право есть то, что хорошо для тоталитарного вождя и его окружения. Вождя Арендт сравнивает с мотором, приводящим в движение весь механизм власти. Вокруг него обычно создается аура недоступной тайны, соответствующая его «непостижимому превосходству»; воля фюрера - закон для партии. Ядром власти являются «сверхэффективные и сверхкомпетентные службы тайной полиции», которые «находятся над государством и за фасадом показной власти, в лабиринте множества учреждений со сходными функциями» [15]. Эта тоталитарная полиция полностью подчиняется воле вождя, который единолично решает, кто будет следующим потенциальным врагом.

Хотя террор и главный элемент тоталитарной системы господства, но не единственный. Одного только террора недостаточно, чтобы направлять и вдохновлять человеческие действия. Для управления поведением своих подданных тоталитарному режиму, по словам Х. Арендт, нужно одинаково хорошо подготовить каждого и на роль жертвы, и на роль палача. Эту двустороннюю подготовку осуществляет идеология.