Радикальная понятийность» К Шмитта и метафизический компромисс демократии

      Дискуссия и публичность "это те два принципа, на которых в чрезвычайно последовательной и всеобъемлющей системе основываются конституционное мышление и парламентаризм. Чувству справедливости целой эпохи они представлялись существенным и необходимым. Результатом гарантированного публичностью и дискуссией равновесия должна была стать не что иное, как сама истина и справедливость. Считали, что посредством одной лишь публичности и дискуссии сугубо фактическая власть и насилие – для либерального правового государства они суть само по себе зло … - преодолены, дабы власть имело только право. Есть в высшей степени характерное выражение для обозначения этого образа мысли: дискуссия, подменяющая силу. ... Всякий прогресс, в том числе прогресс социальный, осуществляется представительными институтами, то есть упорядоченной свободой, - публичными дискуссиями, то есть разумом"²³. По своей сути - "Демократия есть выражение политического релятивизма и научности, освобожденной от чуда и догм, основанной на человеческом разуме, сомнении и критике"²⁴.

      Каково состояние публичности и дискуссии в современном парламентаризме: "Очень далеки сегодня от такой веры и действительность парламентской и партийно-политической жизни, и всеобщее убеждение. Великие политические и хозяйственные решения, которыми определяются сегодня судьбы людей, больше не являются (даже если бы они когда-то и были такими) итогом уравновешения мнений в публичных выступлениях и ответных речах и результатом парламентских дебатов... Конечно, при нынешнем положении  дел, практически совершенно невозможно работать иначе, чем в комитетах, и все более узких комитетах, приходя, наконец, к полному отчуждению пленума, то есть публичности, от цели парламента и тем самым неизбежно превращая его просто в фасад. Пусть на практике и не может быть иначе. Но тогда необходимо, по крайней мере, в достаточной мере осознавать историческую ситуацию, чтобы увидеть, что тем самым парламентаризм утрачивает свой духовный базис и вся система свободы слова, собраний и печати, а также парламентских иммунитетов и привилегий лишается всякого ratio. Узкие и самые узкие комитеты партий или партийных коалиций принимают решения за закрытыми дверями, а то, о чем договариваются в самом узком комитете представители крупнокапиталистических концернов, связанные общими интересами, быть может, гораздо важнее для судеб миллионов людей, чем эти политические решения. Идея современного парламентаризма, требование контроля и вера в общественное мнение и публичность возникли в процессе борьбы с тайной политикой абсолютных князей; чувство свободы и справедливости было возмущено практикой arkana, которая решала судьбы народов тайными постановлениями. Но насколько же невинными и идиллическими являются объекты этой кабинетной политики 17-18 вв. по сравнению с теми судьбами, о которых идет речь сегодня, и которые оказались предметом всякого рода тайн. Все это нанесло сильный удар по вере в дискутирующую общественность. Наверняка сегодня немногие желают отказаться от старых либеральных свобод... Тем не менее... немногие поверят, что эти свободы уцелели бы там, где они могли бы стать по - настоящему опасны обладателям настоящей власти. Менее всего поверят в то, что из газетных статей, речей в собраниях и парламентских дебатов возникнут истинные и правильные законодательство и политика, но ведь это и есть вера в парламент как таковой. Если публичность и дискуссия в реальной действительности парламентского предприятия стали пустой и ничтожной формальностью, то и парламент, как он до сих пор развивался в качестве института, утратил свое духовно- историческое основание и смысл"²⁵.

      Нам остается только повторить слова  Шмитта (без добавки «если»): публичность и дискуссия в реальной действительности парламентского предприятия стали пустой и ничтожной формальностью,  и поэтому парламент, как он до сих пор развивался в качестве института, утратил свое духовно- историческое основание и смысл 
 

«Косвенная власть» - проблема безответственности партий.

      Заканчивая  свой анализ «Левиафана» Гоббса К Шмитт пишет: «Гоббс даже в своих ошибках остается ни с кем не сравнимым наставником в политике. Нет другого философа, чьи понятия возымели бы такое действие, пусть даже оно иногда и оказывалось ошибочным и наносило ущерб его собственным идеям. Этим завершается его работа, доступная сегодня нашему познанию и до сих пор приносящая плоды, - труд великого учителя в борьбе против всякого рода косвенных властей»²⁶. «Сегодня нам доступна неиссякающая мощь его полемического дара, мы постигаем внутреннюю прямоту его мысли и испытываем любовь к невозмутимому духу, бесстрашно и до конца осмыслившему экзистенциальный страх человека и,… развеявшему путаные дистинкции косвенных властей».²⁷

      Что же это за косвенные власти за борьбу, с которыми столь преклоняется перед Гоббсом – К Шмитт?: «Из дуализма государства и независимого от государства общества вырос социальный плюрализм, при котором косвенные инстанции могли праздновать свои без труда дающиеся триумфы. «Косвенные» здесь означает – действующие не на свой страх и риск, а … «через посредство уже искалеченных и униженных светских властей». Суть косвенной власти состоит и в том, что она лишает ясности однозначное соответствие между отдаваемым государством приказом и политической угрозой, между властью и ответственностью, предоставляемой защитой и повиновением, и безответственно пользуясь пусть и всего лишь косвенным, но оттого не менее интенсивным господством, сосредоточивает в своих руках все преимущества политической власти, не сталкиваясь ни с каким связанным с ней риском. Это типично косвенный метод»²⁸. Косвенные власти – это те общественные структуры, которые, используя силу государства, тем не менее, не несут ответственности за свои действия.

      К косвенным властям Шмитт относит, прежде всего - партии: «партийный плюрализм применил на практике свойственный либеральному законному государству метод разрушения государства»²⁹. «Старые противники, «косвенные» инстанции церкви и заинтересованных группировок в этом столетии явились в новом обличье политических партий. … Действуя через парламент, они подчинили себе законодательство и само законное государство»³⁰.

      Партии, могут выдвигать какие угодно обещания и, получая за эти обещания – политические дивиденды в виде мест в парламенте, а то и вообще – власть в стране, могут после этого просто «забывать» о тех лозунгах (типа знаменитого – лечь на рельсы), с которыми пришли к власти. И что ожидает партии, если они не выполнят свои очередные обещания? Ничего.

      Таким образом, к проблемам функционирования демократии добавляется еще одна - безответственность партий.

      Итак, «власть народа» в условиях демократии, выхолащивается на нескольких этапах. Сначала на этапе формирования воли народа: народ, можно обмануть посредством «науки о воспитании». Затем, на этапе реализации воли народа – в создаваемой системе права, правопорядка: порядок, нормальность создаваемые каким-либо меньшинством в своих интересах – могут быть навязаны большинству, и вслед за этим – сила права может быть также обращена против интересов большинства. После создание системы правопорядка власть народа искажается - на этапе принятия решений в парламенте: парламент, утративший базисные принципы своего функционирования (дискуссионность и публичность), теряет, тем самым, как онтологические основы, позволявшие ему, когда-то претендовать на познание истины, так и смысл своего существования. И последним штрихом в общей картине демократического общества является – безответственность партий (безответственность перед народом).

      Демократия позволяет достаточно легко манипулировать народом, массой в интересах меньшинства. Но говорить о том, что главной проблемой демократии является возможность обмана народа, большинства – меньшинством с целью материальной эксплуатации большинства, - это было бы принципиальной ошибкой.

      Мало обращается внимание на все более и более очевидный и проявляющий себя факт, феномен: демократия безразлична (политкоректна, толерантна) к ценностям. Причем, это безразличие к ценностям - навязывается как ценность!!! Беспринципное отрицание ценностей становится … важнейшей ценностью.

      Демократия  приучает массы, народ к метафизическому безразличию. И именно поэтому к метафизике обращается Шмитт, чтобы понять феномен демократии.  

Гл. 2. «Радикальная понятийность» К Шмитта как метод анализа общества.

      Шмитт в ходе своих исследований задается вопросом, который мы уже ранее  приводили: "Почему для многих поколений парламент был действительно высшей мудростью и на чем основана вера целого века в этот институт?". Данный вопрос можно поставить несколько иначе: почему для многих поколений демократия была высшей ценностью и на чем основана вера этих поколений в демократию?

      Шмитт формулирует методологию исследования, которую он называет радикальной понятийностью: «Нечто совсем иное есть та социология понятий, которую мы предлагаем. … Она предполагает, что, выходя за пределы совокупности юридических понятий, ориентированных на ближайшие практические интересы правовой жизни, (можно) обнаружить последнюю радикально систематическую структуру и сравнить эту понятийную структуру с переработкой в понятиях социальной структуры определенной эпохи»³¹. «Юридическое оформление исторически-политической действительности смогло найти такое понятие, структура которого совпадала со структурой метафизических понятий. Вследствие этого монархия обретала в сознании этой эпохи ту же самую очевидность, какую для более поздней эпохи имела демократия. Таким образом, предпосылкой этого рода социологии  юридических понятий является радикальная понятийность, то есть дошедшая до теологического и метафизического последовательность мысли. Метафизическая картина мира определенной эпохи имеет ту же структуру, как и то, что кажется очевидным этой эпохе как форма ее политической организации»³².

      Итак  – переработанная в понятиях социальная структура определенной эпохи, форма  ее политической организации – имеют  такую же «структуру», как и метафизическая картина мира присущая данной эпохе. Тут можно говорить о том, что чего, так сказать, «отражает» - метафизическая структура социальную или наоборот. На мой взгляд, очевидно, что речь идет именно о влиянии метафизики на социум. Именно форма политического устройства, и система понятий – «отражают» метафизическую картину мира данной эпохи. «Радикальная понятийность», поэтому идет от метафизической картины мира – к системе общественных понятий.

      Этот  ход мысли, эта методология исследования достаточно очевидна для каждого, кто признает метафизику и ее влияние на жизнь общества. Так например К Н Леонтьев в одной из глав «Византизма и славянства», которая называется «О государственной форме» пишет: «Форма вообще есть выражение идеи, заключенной в материи (содержании)»³³. «Форма есть деспотизм внутренней идеи, не дающий материи разбегаться. Разрывая узы этого естественного деспотизма, явление гибнет»³⁴. И если К Н Леонтьев пишет, что форма государства,  – «есть выражение внутренней идеи на поверхности содержания»³⁵, то Шмитт утверждает то же самое, но другими словами: «Метафизическая картина мира определенной эпохи имеет ту же структуру, как и то, что кажется очевидным этой эпохе как форма ее политической организации». Идея, воспринятая и сформулированная человеком, человечеством в определенной метафизической картине мира – определяет форму государственного устройства, форму политической организации. Именно так утверждают К Н Леонтьев и К Шмитт. И так будет утверждать любой исследователь общества признающий метафизику.

      Методология радикальной понятийности достаточно очевидна: для того чтобы понять общество и формы его организации – для этого нужно проанализировать доминирующую метафизическую картину мира.

      .