Насильственная теория происхождения государства

       Со  временем войны превращаются для  некоторых племен и народов в  средство не только закабаления других племен и народов, но и приобретения земельных угодий, материальных благ. Там, где дикое племя жило по соседству с цивилизованным, повествует К. Каутский, там к войне за спорную область присоединялся еще и хищнический набег, — предприятие, приносившее воинственным варварам богатую добычу. Были такие варварские племена, у которых грабеж цивилизованных соседей составлял главный способ приобретения. Быть воином при подобных обстоятельствах, продолжает автор, было очень выгодно, и это стоило очень мало. Оружие, необходимое для войны, было большею частью то же самое, какое употреблялось на охоте, бывшей в то время самой важной отраслью приобретения¹⁰.

       На  определенном этапе развития общества создается экономическая основа, а вместе с тем и экономическая необходимость для некоторых племен и народов в ведении войн.

       Вести войны или нет — это вовсе  не было предметом выбора и делом, зависящим от воли земледельцев и других оседлых племен. То огромное, по тем временам, благосостояние, которое благодаря упорному повседневному труду сосредоточивается в руках оседлых народов и племен, "постоянно подстрекает варварские подвижные племена к хищническим набегам". Первым из них ничего не остается делать, как на время бросать свой труд и защищать свое благосостояние и самих себя от набегов. Последним же приходится вести войну, прежде всего в силу экономических причин — захват чужого добра и приобретения дешевой рабской силы.

       Систематическое ведение войны и связанные с ним возникновение и развитие института рабства, по мнению сторонников теории насилия, создает реальные условия и предпосылки для образования государства.

       Сторонники  теории насилия полагают, что до тех пор, пока племя состоит лишь из "сходных между собою единоплеменников", то есть из "личностей, родившихся и воспитавшихся в одном и том же социальном обществе", между ними нет вражды, войн, а следовательно, и рабства. Когда же одно племя покоряет другое, то тут же как неизбежный спутник всех завоеваний появляются рабы, возникает и развивается институт рабства, а вслед за ним — и государство.

       Таким образом, согласно теории насилия, войны, завоевание, закабаление одних племен другими рассматриваются и в качестве основных причин рабства. Что же касается естественно-исторического процесса зарождения и развития данного института, то он или вообще игнорируется или же отодвигается на второй план.

       Остается  открытым также вопрос о причинах и природе закабаления. Что предшествовало чему: захватнические войны, влекущие за собой порабощение одних племен другими или, наоборот, сложившийся в силу разделения труда и социального расслоения общества институт рабства порождал захватнические войны? Не следует забывать о том, что сам характер захватнических войн, порабощение одних племен и народов другими стали практически возможными, когда процесс развития орудий труда и производства и обществе достигли такого уровня, когда экономически стало возможным и выгодным закабалять побежденные племена и народы, эксплуатировать их, превращая в рабов.

       На  ранних стадиях развития общества, при низком уровне развития орудий труда и производства, когда первобытный  человек не в состоянии был производить больше, чем это нужно было для поддержания его жизни, чем он потреблял, экономически невыгодным, а практически немыслимым было закабаление, превращение пленников в рабов. Их или убивали или принимали в новое племя, усыновляли. В силу этих же причин не могли вестись тогда и захватнические по своему характеру войны.

       Другим  далеко идущим социальным последствием, которое ассоциируется, по мнению сторонников  теории насилия, непосредственно с завоеванием и порабощением, является возникновение частной собственности. Насилие порождает рабство, а рабство ведет к появлению частной собственности. С последней же связан, согласно теории насилия, переход племен от кочевого образа жизни и быта к оседлому, земледельческому. Зарождающаяся при этом государственная власть опирается исключительно на физическую силу. Это — государство племени. Его основа — физическое преобладание одного племени над другим.

       По  мере развития общества государство племени перерастает в государство класса. Основой последнего является экономическое господство власть имущих. Л. Гумплович отмечает, что одновременно с процессом превращения племен в классы и сословия, а также эволюции государства протекает процесс развития сознания. "Племенное сознание в современном государстве отчасти исчезло, отчасти же, одновременно с превращением племен в сословия и классы, сменилось сословным и классовым сознанием".

       Согласно  теории насилия наряду с данными  процессами развития общества и государства протекает также процесс дальнейшей эволюции частной собственности. Она рассматривается Л. Гумпловичем не иначе, как некое орудие или средство в руках государственной власти.

       Можно по-разному относиться к научным  исследованиям К. Маркса и Ф. Энгельса. Но не подлежит никакому сомнению многократно  подтвержденный самой жизнью их вывод, сделанный на примере Англии, о том, что собственность "правит аристократией". Именно она "дает возможность купцам и фабрикантам намечать депутатов для больших, а частью и для мелких городов; собственность дает им возможность усиливать свое влияние с помощью подкупа". Почему это происходит? Потому, что "народ еще не осознал ясно существо собственности, потому, что он вообще еще, — по крайней мере, в деревне, — духовно мертв и потому мирится с тиранией собственности"¹¹.

       Частично  данные выводы справедливы и для современной России.

       Сторонники  теории насилия по-разному характеризуют исторически первые и современные государство и право.

       По-разному  они относятся и к насильственным формам образования современных государств и правовых систем и к их природе. Одни из них высказывают одобрение и оправдывают насильственные формы образования современных государств путем осуществления революций или ведения освободительных или, наоборот, захватнических войн, считают, что они всегда приводят к прогрессивному "обновлению" общества и государства. Другие, наоборот, выступают против каких бы то ни было силовых форм и способов формирования современных государств, считая, что эти формы и способы возникновения государств и правовых систем являются данью прошлого. Соответствующим образом характеризуют они природу и характер государства и общества, возникающих на этой основе.

       Известный французский писатель-романтик Ф. Шатобриан (1768—1848) упрекал, например, Наполеона Бонапарта не только за то, что своей бурной завоевательской деятельностью он "насоздавал" целый ряд недолговечных марионеточных государств с деспотическими или полудеспотическими режимами, но и за то, что в результате его "мудрого" правления "обновленное" государство Франции "в своей территории и могуществе уменьшилось", а французское общество в значительной степени "развратилось".

       Автор полемизировал по поводу возникновения "нового" французского государства, что хотя силы нашего государства стараниями Наполеона ослабели, зато слава его окрепла; что "на всех широтах французов знают и боятся, на них равняются, перед ними заискивают". Но разве обязаны мы были непременно выбирать что-то одно: бессмертие либо могущество? Александр                 Македонский тоже прославил свою нацию. Но это не помешало ему основать в Азии четыре мощные империи; язык и цивилизация эллинов распространились от Нила до Вавилона и от Вавилона до Инда. После смерти Александра "царство его не только ослабло, но, напротив, укрепилось"¹².

       "А  что осталось от Наполеона-завоевателя?" — вопрошал Шатобриан. И тут же отвечал: "Триумф нашего сюзерена стоил нам каких-нибудь две или три сотни человеческих жизней в год". Мы заплатили за него тремя миллионами наших солдат. Сограждане наши отдали ему "всего-навсего пятнадцать лет, прожитых в страданиях и неволе". Говорят, что бедствия, "пережитые при республике, послужили спасению Франции, несчастья, пережитые нами при Империи, принесли пользу несравненно большую — благодаря им Бонапарт стал богом, и этого довольно".

       Но  мне этого "не довольно, — заявлял писатель, — не паду так низко, чтобы забыть ради Бонапарта всех моих соотечественников; не он породил Францию, а Франция — его". Властитель может быть сколько угодно талантлив и могуществен, но "я никогда не соглашусь повиноваться ему, если одним словом он может лишить меня независимости, домашнего очага, друзей..." ¹³.

       Аналогичную позицию занимал Шатобриан —  противник насильственных методов социальных преобразований не только по отношению "обновленного" в результате краха империи французского государства, но и в отношении современного ему французского общества.

       Вот чего истинный философ никогда не простит Бонапарту, рассуждал он, так это то, что он "приучил  общество к безвольному подчинению и развратил его нравственность". По его вине люди так исподличались, что невозможно сказать, когда в сердцах вновь проснутся великодушные порывы. "Наше бессилие в отечестве и за его пределами, наш нынешний упадок — следствие наполеоновского ига: у нас отняли все, кроме привычки к ярму. Бонапарт погубил даже наше будущее...¹⁴

       Подобные  взгляды на силовые методы образования  и "обновления" государственных и общественных структур, а также на их характер и природу многократно выражались раньше и выражаются поныне. Имеющиеся при этом нюансы касаются в основном последовательности или, наоборот, непоследовательности позиций авторов в этих вопросах. Одни из них, например, считают, что государство, на каком бы этапе развития общества — догосударственном или государственном, оно ни возникало, всегда зарождается или обновляется не иначе, как только силовым способом, в результате борьбы; таковым же силовым по своему характеру и природе (орудием насилия, подавления) оно и остается в дальнейшем.

       Другие  же авторы, среди которых и Л. Гумплович, придерживаются иного мнения. Они считают, что если ранние государства, возникающие в результате войн и насилия, до конца остаются инструментами насилия, господства одних над другими, закабаления и угнетения, то более поздние и современные, в частности, капиталистические государства не являются таковыми.

       Общественное  развитие, согласно, например, взглядам Гумпловича, идет по направлению все  более возрастающего равноправия низших слоев с высшими, подвластных с властвующими. Все больше смягчаются формы и методы властвования. Постепенно образуется современное культурное государство. Складываются такие его черты и особенности, как режим парламентаризма и законности, равноправие граждан, доступ их к управлению делами общества и государства и др. Исходными причинами и условиями становления такого либерального государства считается, однако, насилие.

       Аналогичных взглядов на трансформацию силовых  элементов в государстве придерживаются и другие авторы. Один из них, дореволюционный российский ученый-юрист И. В. Михайловский, не будучи сторонником насилия, тем не менее считал, что даже если бы государство и возникло с помощью насилия, то в дальнейшем своем развитии оно все равно бы трансформировалось в несиловую организацию.

       При рассмотрении теории насилия, по мнению И. В. Михайловского, не следует смешивать два различных вопроса:

       1) вопрос о генезисе, происхождении  известного факта и 

       2) вопрос о его сущности.

       "Из  того, что многие государства  исторически возникли путем насилия,  вовсе не следует, что идея  государства есть насилие". Из  того, что многие современные юридические отношения "имеют своими отдаленными предками насильственные отношения", вовсе не следует, что нынешние законные обладатели соответствующих прав лишь фактически пользуются этими правами.

       Вообще  порядок "чисто фактический", доказывал автор, имеет тенденцию превратиться в "порядок нормальный". Дело в том, что люди сживаются с известными фактами, привыкают к ним. Вокруг этих фактов и на основании их постепенно образуются постоянные, прочные отношения. С течением времени то, что было первоначально актом насилия, незаметно превращается в право. Это означает, что с течением времени, под влиянием ряда привходящих условий, "фактическое", порожденное силовыми факторами, постепенно превращается "в нормальное", отражается в психике людей уже как явление, изменившее свою первоначальную природу, как явление правомерное.

       Таким образом, допуская и в принципе положительно воспринимая возможность первоначального образования государства и права путем силовых способов или форм, И. В. Михайловский весьма критически воспринимает теорию насилия в последующем. В качестве основного довода при этом выступает все этот же тезис о постепенной трансформации государства и права как силовых явлений в несиловые, все та же идея о "мирной" эволюции и перерождении государства и права.