Изменение системы расселения на рубеже веков

Своеобразное расселение формируется в этот период в низовьях Волги: сельскохозяйственное вдоль реки (особенно по ее правобережью), рыбопромысловое в сочетании с сельскохозяйственным — в низовьях (от Астрахани до Каспия, в дельте — почти целиком рыбопромысловое), скотоводческое, преимущественно кочевое, опирающееся на очень редкую сеть постоянных поселений, — на всем пространстве приволжских степей: от Камышина и Александрова-Гая до Ставрополья и низовьев р. Урал (правобережье низовьев Волги — Калмыцкая степь, левобережье — восточнее железной дороги, идущей через Кайсацкую на Астрахань, — земли Букреевской Орды) . Северный Кавказ уже в начале века был чрезвычайно пестрым по формам сельского расселения регионом. В Области Войска Донского, на Кубани и отчасти на Ставрополье наряду с довольно регулярной сетью очень крупных и относительно редко расположенных станиц и тесно связанных с ними сравнительно небольших поселков (хуторов, заимок, выселков), обеспечивающих нужды сельского хозяйства на периферии сельскохозяйственных земель, можно было видеть громадные пространства, почти не освоенные постоянным сельским расселением. На территории Терской области и в Дагестане — цепочки небольших поселений в горных долинах и крупные очаги в виде пятен и полос в межгорных понижениях и предгорьях. Сельское расселение почти отсутствовало в одном из ныне наиболее плотно населенных ареалов — в прибрежной полосе между Новороссийском, Туапсе и Сочи. Небольшие, в основном рыболовецкие, деревушки располагались на восточном берегу Азовского моря (от Ейска до Темрюка). Они тяготели к таким уже сложившимся центрам, как Екатеринодар, Тихорецкая, Кавказская, Лабинская, Ставрополь, и к соединявшим их железным дорогам. Освоению Приазовья и Причерноморья способствовало завершение в конце XIX в. строительства Новороссийского порта, в результате чего Новороссийск стал одним из важнейших экономических центров на Северном Кавказе, и прокладка железных дорог на Ейск и Туапсе, связавших их с основной магистралью — Владикавказской железной дорогой. Это вызвало появление многочисленных, в основном небольших, поселений, основанных «иногородним» населением, привлеченным транспортным и промышленным развитием региона . В Терской области и отчасти в Дагестане быстрый рост численности аборигенного населения и катастрофическое малоземелье стимулировали нарастающий отток населения с гор (особенно — высокогорий) и увеличение населенности предгорий и равнин, особенно пригородов немногочисленных промышленных и транспортных центров. Происходит оформление экономически и социально взаимосвязанного равнинно-горного сельского расселения. В его ареалах плотность населения, густота расселения и людность поселений дифференцированы в соответствии с местами их размещения: от крупных селений на равнине, где почти всегда располагался и административно-хозяйственный центр системы, до средних поселений в расширениях горных долин, мелких — в их узких местах и сезонных мельчайших — в высокогорьях.

Отделить те изменения в сельском расселении, которые явились непосредственным следствием участия России в Первой мировой войне, от тех, которые были вызваны промышленно-транспортным развитием России и параллельно проводившимися реформами российской деревни, почти невозможно. Война ускорила индустриализацию и транспортное освоение части регионов, что привело к более быстрым и болезненным, чем при естественных темпах переустройства, структурным изменениям сельского расселения. Оформилась до этого довольно нечеткая категория сельских не, сельскохозяйственных поселений, ускорился отток населения из зон, удаленных от крупных промышленных центров — особенно находящихся вне транспортной доступности, увеличилась системность сельского расселения в целом. Общая же картина сельского расселения — региональные особенности плотности населения и густоты расселения — на западе Европейской территории почти не изменились, на востоке — особенно на Урале — появились новые очаги расселения, возникшие в местах, до этого почти не заселенных. Основная черта структурных изменений сети сельских населенных мест того времени — это начало формальной и неформальной (с запозданием получения статуса городских поселений) урбанизации сельской местности, выразившейся в усилении значения наиболее крупных и удачно расположенных сел, обычно — волостных центров, пристанционных, фабричных, торговых и пристанских поселков. Гораздо более важные по форме и по существу изменения в сельском расселении произошли в течение 20–30,х гг. Изменения в расселении в начале 20-х гг. (до массовой коллективизации) были прямым следствием общего разрушения хозяйства, вызванного Гражданской войной. Не работали транспорт и промышленность. Сельское хозяйство, особенно в северных и центральных губерниях, почти полностью потеряло свое товарное значение. Невозвращение массы мужчин в родные деревни привело к массовому забрасыванию мельчайших, имевших и до этого очень ограниченные возможности выживания, деревень. Призыв к переселению из «непроизводящих» губерний в «производящие» — преимущественно в Черноземный Центр и на юг России — вызвал вначале медленный, а потом все более мощный и быстрый отток населения из северных губерний. Далеко не всем переселенцам удалось устроиться на новых местах — на Кубани, Ставрополье и других равнинных территориях Северного Кавказа. Значительное число беженцев оседало по дороге в промышленных городах Центра и около них. Те же, кто, не найдя счастья в чужих краях, были вынуждены вернуться в свои губернии, старались поселиться на новом, более надежном месте. Так началось обезлюдение водораздельных территорий на юге Архангельской губернии, в наименее перспективных для ведения сельского хозяйства волостях Вологодской губернии и в ряде других мест.

В южных губерниях новоселы устраивались, как правило, в почти не освоенных и малозаселенных частях региона. Стали возникать небольшие группы малолюдных деревушек на периферии старых ареалов крупноселенного расселения, около возрождающихся промышленных центров, иногда — на окраинах районов старожильческого постоянного расселения. В таких местах началось вытеснение кочевников с маломальски пригодных для распашки земель. Все это проявилось при коллективизации, непосредственно в сельской местности затронувшей вначале относительно крупные доступные поселения и быстро распространившейся на мелкоселенную периферию — часто не только хозяйственно, но и генетически связанную с формальными и неформальными центрами расселения. По большому счету, коллективизация означала, с одной стороны, скачкообразный выброс миллионов крестьянских масс в неосвоенные районы Северного и Уральского регионов, а с другой — еще более массовую инъекцию сельской рабочей силы на объекты промышленности и строительства, т. е., в конечном счете, в города. Вызванный коллективизацией голод 1932–1933 гг. усилил эти тенденции. Массы людей, особенно жители наименее плодородных частей северных, центральных и при, волжских губерний, вымирали целыми деревнями. Уцелевшие, бросая все, тоже устремились в города . Началось разрушение межселенных связей в сельском расселении, связей, сложившихся к середине второго десятилетия и более или менее исправно и последовательно функционировавших. Резко увеличились различия в качестве жизни крестьян не толь, ко от губернии к губернии, но и внутри них. Географическое положение, и до этого определявшее благополучие внутригубернских ареалов расселения, стало ведущим фактором изменений в заселенности сельской местности. Все большее значение как места относительно благоприятных условий жизни получают местные центры — не только уездные, но и волостные. Становится все более очевидным и важным, что центральные функции — это следствие относительного удобства расположения поселения, а большая, по сравнению с соседями, людность — один из признаков большего демографического потенциала, большего разнообразия в использовании окружающих земель, большей включенности в межселенные связи и т. п. Первоначально почти повсеместно возникала следующая пространственно-организационная схема коллективизации: «одна деревня — один колхоз» (в крупных деревнях — 2–3 колхоза), включавшая и ближайшие дочерние поселения (заимки, хутора, выселки). Но вскоре эта схема стала трансформироваться. Слишком сложно оказалось руководить массой мелких колхозов, подчас совершенно нежизнеспособных. В то же время концентрация учреждений социальной инфраструктуры (школ, фельдшерских пунктов), складов, магазинов, мелких предприятий по первичной обработке сельскохозяйственного сырья и лучшее качество рабочей силы в наиболее крупных поселениях (преимущественно в волостных центрах) подсказывали необходимость перехода к кустовой схеме не только в мелкоселенных, но и в среднеселенных губерниях — в Черноземье, в Поволжье, в Предуралье.

Переход к многоселенной (от 2–3 поселений в Центре, Черноземье и Поволжье, до 10–15, а иногда и более, в северных областях) схеме организации колхозов привел к созданию типовой расселенческо-функциональной структуры: центральный поселок колхоза (совхоза) — поселок отделения совхоза (бригада колхоза) — вспомогательные, рядовые поселения (фермы, станы, жилые — без каких-либо хозяйственных функций). Эта схема, в общем сохранявшаяся до самого последнего времени, вскоре стала подчеркивать жизнеспособность каждого из типов поселений: наибольшую — у центральных поселений и наименьшую — у деревень с чисто спальными функциями. Градиент ухудшения качества жизни от центра к периферии начал проявляться во всем — от возможностей получить какое-либо социальное обслуживание по месту жительства до ощущения отторженности от присущего более крупным деревням (с сельсоветом, школой, магазином и т. п.) образа жизни. Развитие внутрихозяйственных дорог, появление передвижных форм социального и культурного обслуживания, интернатов при школах и т. п. не улучшило положения — достаточно сказать, что если в колхозах и велось до войны какое-то жилищное строительство, то только в центральных поселках. В периферийных же даже существовавшие до этого мельницы, хозяйственные постройки, коллективные сады и т. д. забрасывали. В предвоенные годы хорошо прослеживался процесс концентрации сельского (особенно сельскохозяйственного) населения в поселениях-центрах и деградации периферии. Создание машинно-тракторных станций (МТС), усиление через них политического влияния на хозяйственную деятельность, оттеснение на второй план низовых органов советской власти, неуклонная депопуляция периферии — все это вело к постоянной реорганизации низовых систем расселения и к рассогласованности колхозно-совхозных схем расселения с административными (сельсоветскими). Кроме того, расширение сети МТС до нескольких в сельском районе, размещавшихся обычно вблизи наиболее крупных сел, у железнодорожных станций, и концентрация в этих селах предприятий хозяйственной и социальной инфраструктуры стали стимулом разделения районных систем расселения на менее крупные — межхозяйственные. Возникли новые типы центров и новая периферия. В равнинных регионах, где рельеф и гидрография не имели преимущественного значения в определении рисунка местных дорог, такая полицентричность подчеркивалась и разделением транспортных потоков на несколько местных схем, ориентирующихся на свои собственные узлы. Впоследствии подобная внутрирайонная автономизация стимулировала неоднократное перекраивание границ административных районов — иногда вопреки логике исторически сложившихся взаимосвязей между поселениями. Региональные особенности эволюции сельского расселения в предвоенные годы проявились больше всего в том, что Черноземный Центр постепенно перестал быть наиболее населенной частью Европейской России. Эта роль переходит к окружению новой столицы — Москвы.

Увеличивается расселенческая освоенность Предуралья и Южного Урала, продолжается быстрая концентрация населения в сельских несельскохозяйственных поселениях, особенно в зонах новостроек — промышленных центров, заполняются населенными пунктами свободные места на равнинах Северного Кавказа, более плотно заселяется Причерноморье, появляется сеть постоянных поселений в степях Нижнего Приволжья. В Среднем Поволжье еще более заметными становятся различия между ареалами разного по генезису расселения: наиболее устойчивыми оказываются поселения, основанные немецкими колонистами, наименее — возникшие в результате крестьянских внутренних миграций в первой четверти XX в. Заметно повышается значение и доля лесохозяйственного расселения на Русском Севере. Значительно большая устойчивость сельского несельскохозяйственного расселения по сравнению с чисто сельскохозяйственным, новое транспортное, гидротехническое и промышленное строительство формируют новый рисунок сельского расселения — более устойчивый и чет, кий вдоль каркасных линий и вокруг узлов и заметно деградирующий в межмагистральных пространствах и вдали от крупных промышленных центров. Однако изменения в сельском расселении, произошедшие в 20–30,е годы, имели скорее внутрирегиональный, чем межрегиональный характер, они касались не столько количественных, сколько качественных характеристик расселения и приобретали все более локальный характер. Повсеместно происходило «расслоение» сельского расселения, при котором функции каждого «слоя» все больше определяли качество жизни, а тем самым и потенциал этого слоя, скорость и формы его изменений. Наиболее значительные изменения в структуру и рисунок сельского расселения на значительной части Европейской России в XX в. внесла Великая Отечественная война. Ни в XVIII, ни в XIX вв. сельская местность России не была ареной такой битвы и та, кого движения почти непрерывных фронтов и оперативных зон. Сельские поселения служили мишенью для уничтожения, а выжившее население вынуждено было покидать свои дома. Хотя перемещение войск в значительной степени определялось сетью дорог, а вне путей сообщений — возможностью маневра, разрушения в той или иной степени коснулись всей местности, бывшей театром военных действий, и, частично, районов ближайшего тыла8 . Понятно, что сплошная или почти сплошная линия фронта существовала только в тех местах, где противостоящие армии готовились к боевому взаимодействию. На остальной территории наибольшему разрушению подвергались поселения в полосе передвижения крупных войсковых масс и в зонах, служивших первоочередными целями для уничтожения, — вблизи промышленных центров, магистралей, в районах концентрации фронтовых резервов, в местах действия партизанских отрядов и т. п. Таким образом, выгодное географическое положение и в этом случае играло значительную, но отрицательную, роль в судьбах поселений. В ходе военных действий была уничтожена большая часть прижелезнодорожных поселений, особенно наиболее крупных из них, большое количество деревень и сел, находившихся вблизи городов и в при, магистральных зонах. Были целиком или почти целиком уничтожены крупные поселения, использовавшиеся при обороне как опорные пункты, многие населенные пункты, располагавшиеся на берегах крупных рек, вблизи аэродромов, военных городков и т. п. В то же время оставались и практически не затронутые войной (если говорить о разрушениях) сельские ареалы, главным образом в межмагистральных пространствах, в заболоченных местностях, в опольях и т. п. Даже в районах наиболее интенсивных боев, например, в Курской и Белгородской областях, вблизи Старой Руссы, в низовьях Дона и т. п. разрушение сельского расселения не носило сплошного характера. Для сельского расселения в целом последствия войны проявились в преимуществен, ном разрушении его каркаса. Послевоенное восстановление расселения вызвало значительные перемещения сельского населения из глубинки к линиями и узлам каркаса. Потребность в рабочей силе для восстановления городов, промышленности и транспорта привлекала в города не только мобилизованное население, но и тех, кто просто искал источник средств своего существования. Несмотря на ограничения, на отсутствие паспортов у сельских жителей и другие формальные препятствия, потребность в рабочей силе была так велика, а условия жизни в деревне так тяжелы, что миграция сельского населения и разрушение сельского расселения приняли необратимый и катастрофический характер.