Содержание:
- Миф как первая форма осознания человеком себя и мира.
- Проблема богочеловека и сверхчеловека
в философии (Ф.Ницше, В.Соловьев, Л.
Толстой).
- Используемая литература.
1. Миф как первая
форма осознания человеком себя
и мира.
- Понятие мифа.
Слово «миф» - греческое и буквально
означает предание, сказание.
Обычно подразумеваются сказания
о богах, духах, обожествлённых или связанных
с богами своим происхождением героях,
о первопредках, действовавших в начале
времени и участвовавших прямо или косвенно
в создании самого мира, его элементов
как природных, так и культурных. Мифология
есть совокупность подобных сказаний
о богах и героях и, в то же время, система
фантастических представлений о мире.
Мифологией называют и науку о мифах. Мифотворчество
рассматривается как важнейшее явление
в культурной истории человечества. В
первобытном обществе мифология представляла
основной способ понимания мира, а миф
выражал мироощущение и миропонимание
эпохи его создания. «Миф как первоначальная
форма духовной культуры человечества
представляет природу и сами общественные
формы, уже переработанные бессознательно-художественным
образом народной фантазией»
Миф (др.-греч. μῦθος) в литературе
- создание воображения коллективной общенародной
или индивидуальной фантазии, обобщённо
отражающее действительность в виде чувственно-конкретных
персонификаций и одушевлённых, очеловеченных
существ, которые иногда у некоторых людей
преломляются (претворяются) в сознании
как вполне реальные.
Миф обычно совмещает в себе
два аспекта - диахронический (рассказ
о прошлом) и синхронический (отношение
настоящего и будущего). Таким образом, с помощью мифа прошлое связывалось с настоящим и будущим, и это обеспечивало духовную связь поколений.
Миф - это первая форма духовного
освоения мира, его образно-символическое воспроизведение
и объяснение Миф упорядочивает в сознании
мир, превращает хаос в космос и тем самым
создает возможность постижения мира
как некоего организованного целого, представляет
его в простой и доступной форме.
В мифе образно-символическое
воспроизведение и объяснение всегда
выливается в предписание действий. Как
отмечал известный английский этнограф
Б. Малиновский, миф, как он существовал в первобытной общине, это не история, которую рассказывают,
а реальность, которой живут. Это не интеллектуальное
упражнение или художественное творчество,
а практическое руководство к действиям
первобытного коллектива. Задача мифа
не состоит в том, чтобы просто дать человеку
какое-то знание или объяснение. Миф служит
для оправдания определенных общественных
установок, для санкционирования определенного
типа верований и поведения.
Мифы утверждали принятую в
данном обществе систему ценностей, поддерживали
и санкционировали определенные нормы
поведения. И в этом смысле они были важными
стабилизаторами общественной жизни.
Однако этим не исчерпывалась стабилизирующая
роль мифологии.
- Понятие мифологии
Мифология - исторически первая
форма духовной культуры. Она возникает
на самой ранней стадии общественного
развития. Тогда человечество в форме
мифов, т. е. сказаний, преданий пыталось
дать ответ на все волнующие людей вопросы.
Значительную часть мифологии составляли
космологические мифы, посвященные устройству
мироздания, возникновению наиболее важных
явлений природы, животных и людей. Вместе
с тем большое внимание в мифах уделялось
различным стадиям жизни людей, тайнам
рождения и смерти, всевозможным испытаниям,
которые подстерегают человека на его
жизненном пути. Особое место занимают
мифы о достижениях людей: добывание огня,
изобретение ремесел, развитии земледелия,
приручении домашних животных и т. д.
Мифология является самым древним,
архаическим, идеологическим образованием,
имеющим синкретический характер. В мифе
переплетены зародышевые элементы религии,
философии, науки, искусства. Органическая
связь мифа с ритуалом, осуществлявшаяся
музыкально-хореографическими, "предтеатральными"
и словесными средствами, имела свою скрытую,
не осознанную эстетику. Искусство, даже
полностью эмансипировавшись от мифа
и ритуала, сохранило специфическое соединение
обобщений с конкретными образами (не
говоря уже о широком оперировании мифологическими
темами и мотивами).
С другой стороны, миф и особенно
ритуал имели прямое отношение к магии
и религии. Религия с самого своего возникновения
включила в себя мифы и обряды. Философия
развивалась, постепенно преодолевая
мифологическое наследие. Но и после обособления
различных идеологий и даже после значительного
прогресса науки и техники, мифология
не остаётся исключительно памятником
первобытного мировоззрения и архаических
форм повествования. Не говоря уже о тесной
связи религии с мифологией, некоторые
особенности мифологического сознания
могут сохраняться на протяжении истории
в массовом сознании рядом с элементами
философского и научного знания, рядом
с использованием строгой научной логики.
- Функции мифа
Исследователи в области мифологии
выделяют и такие функции мифа:
- аксиологическая (миф является средством самовосхваления и воодушевления);
- телеологическая (в мифе определяются цель и смысл истории, человеческого существования);
- праксиологическая, реализуемая в трех планах: прогностическом, магическом и творчески-преобразовательном (здесь часто вспоминают мысль Н.А. Бердяева о том, что история - "творимый миф");
- коммуникативная (миф является связующим звеном эпох и поколений);
- познавательная и объяснительная;
- компенсаторная (реализация и удовлетворение потребностей, которые реально, как правило, неосуществимы).
Для мифа чрезвычайно специфичны
отождествление генезиса и сущности, то
есть собственно замена причинно-следственных
связей прецедентом. В принципе, в мифе
совпадает описание модели мира и повествование
о возникновении его отдельных элементов,
природных и культурных объектов, о деяниях
богов и героев, определивших его нынешнее
состояние (а затем уже об иных событиях,
биографии мифологических персонажей).
Нынешнее состояние мира - рельеф, небесные
светила, породы животных и виды растений,
образ жизни, социальные группировки,
религиозные установления, орудия труда,
приёмы охоты и приготовление пищи и т.
д. и т. п.- всё это оказывается следствием
событий давно прошедшего времени и действий
мифологических героев, предков, богов.
Рассказ о событиях прошлого служит в мифе средством описания
устройства мира, способом объяснения
его нынешнего состояния. Мифические события оказываются
«кирпичиками» мифической модели мира. Мифическое время есть время
«начальное», «раннее», «первое», это «правремя», время до времени, то есть до начала исторического отсчёта текущего времени. Это время первопредков, первотворения, первопредметов,
«время- сновидений»(по терминологии некоторых австралийских племён, то есть время откровения в снах), сакральное время в отличие от последующего профанного, эмпирического, исторического времени. Мифическое время и заполняющие его события, действия предков и богов являются сферой первопричин всего последующего, источником архетипических первообразов, образцом для всех последующих действий. Реальные достижения культуры, формирование социальных отношений в историческое время и т. п. проецируется мифом в мифическое время и сводится к однократным актам творения.
Важнейшая функция мифического
времени и самого мифа - создание модели,
примера, образца. Оставляя образцы для
подражания и воспроизведения, мифическое
время и мифические герои одновременно
источают магические духовные силы, которые
продолжают поддерживать установленный
порядок в природе и обществе; поддержание
такого порядка также является важной
функцией мифа. Эта функция осуществляется
с помощью ритуалов, которые часто прямо
инсценируют события мифического времени
и даже включают иногда рецитирование
мифов. В ритуалах мифическое время и его
герои не только изображаются, но как бы
возрождаются с их магической силой, события
повторяются и реактуализируются. Ритуалы обеспечивают
их «вечное возвращение» и магическое влияние, гарантирующее непрерывность природных и жизненных циклов, сохранение некогда установленного порядка. Миф и ритуал составляют две стороны - как
бы теоретическую и практическую - того
же феномена. Однако наряду с мифами, имеющими
ритуальный эквивалент, есть мифы, не имеющие
такого эквивалента, равно как и ритуалы,
лишённые своего мифологического двойника.
Категория мифического времени
особенно характерна для архаических
мифологий, но трансформированные представления
об особой начальной эпохе встречаются
и в высших мифологиях, иногда как идеальный «золотой
век» или, наоборот, как время хаоса, подлежащее последующей космизации. В принципе, миф нацелен на изображение превращения хаоса в космос.
Впоследствии, в эпических памятниках
мифическое время преобразуется в славную
героическую эпоху единства народа, могучей
государственности, великих войн и т. п.
В мифологиях, связанных с высшими религиями,
мифическое время преобразуется в эпоху
жизни и деятельности обожествлённых
пророков, основателей религиозной системы
и общины. Наряду с временем начальным
в мифы проникает и представление о конечном
времени, о конце мира (эсхатологические мифы). Возникают
«биографии» богов и героев, описывается их жизненный цикл и главные подвиги и т. п. Однако мифическое время остаётся основной категорией мифа, также как мифы творения и мифы объяснительные (этиологические) являются важнейшим; наиболее фундаментальным и типичным видом мифотворчества.
Знаменательно различие, которое
туземцы делают между «истинными сказаниями»
и «вымышленными». Две категории повествования
представляют собой «сказания», то есть
относятся к ряду событий, происшедших
в отдаленном, весьма давнем прошлом. Хотя
персонажи мифов в основном являются богами
и сверхъестественными существами, а персонажи
сказок героями и наделенными волшебными свойствами животными, у тех
и других есть нечто общее: они не принадлежат
миру повседневного.
И тем не менее туземцы осознавали,
что сказания эти совершенно различны.
Те, что имеют отношение к мифу, затрагивают
их непосредственно, тогда как сказки
и басни повествовали о таких событиях,
которые даже когда они привносили изменения
в мир (анатомические и физиологические
особенности некоторых животных), не меняли
удела человеческого как такового.
Мифы действительно сообщали
не только о происхождении мира, животных,
растений и человека, но и о важнейших
событиях, вслед за совершением которых
человек стал тем, чем он является в настоящее
время, смертным существом того или иного
пола, организованным в общество и вынужденным,
чтобы выжить, работать в соответствии
с определенными правилами. Мир и человек
существуют только потому, что сверхъестественные
существа творили «в начале всего». Но
после образования мира и появления человека
произошли другие события, и человек, в
его настоящем виде, есть прямой результат
этих мифических событий, он создан этими
событиями. Он смертен, так как что-то произошло
в то время. Если бы этого не произошло,
человек не был бы смертным: он мог бы существовать
сколь угодно долго, как камень; мог бы,
подобно змее, периодически сбрасывать
кожу и, следовательно, мог бы обновлять
свою жизнь, то есть бесконечно начинать
ее вновь.
Миф о происхождении смерти
рассказывает о том, что произошло в то
время, и рассказ этот объясняет, почему
человек смертен. Точно так же, если какое-нибудь
племя живет рыболовством, то прежде всего
потому, что в незапамятные мифические
времена некое сверхъестественное существо
научило их предков ловить и приготовлять рыбу. Миф рассказывает
историю о том, как это сверхъестественное
существо ловило рыбу, и этим самым открывает
нам некий божественный акт, одновременно
передавая людям это умение и объясняя,
почему племя должно добывать себе пропитание
именно таким образом. Подобных примеров
можно привести много. Но уже приведенные
показывают, почему для первобытного человека
миф имеет исключительно важное значение,
тогда как сказки и басни отнюдь нет. Миф
знакомит его с первоначальными, основополагающими
«сказаниями», утверждающими человека
экзистенциально, а все, что имеет отношение
к его существованию и способу пребывания
в этом мире, касается его самым непосредственным
образом. Ниже нам станет понятно, как
это своеобразное мировоззрение влияет
на поведение первобытных. Если современный
человек считает, что он есть результат
истории, то представитель архаического
общества считает себя порождением целого
ряда мифических событий. Ни тот, ни другой
не считают себя раз и навсегда «созданными»
и «сделанными» окончательно, подобно,
например, инструменту, орудию труда. Современный
человек может рассуждать следующим образом:
я оказался таким, каким сложился к настоящему
времени, в результате целого ряда произошедших
событий, но эти события оказались возможными
потому что 8000—9000 лет тому назад человек
начал обрабатывать землю, в зоне древнего
Ближнего Востока развились цивилизации
крупных городов, Александр Македонский
завоевал Азию, император Август основал
Римскую империю, а Галилей и Ньютон совершили
революцию в наших представлениях о Вселенной,
открыв путь научному прогрессу и расцвету
промышленности и производства, затем
свершилась Французская революция, после
наполеоновских войн умами европейцев
овладели идеи свободы, демократии и социальной
справедливости и так далее. Подобно этому,
представитель первобытного общества может
рассуждать следующим образом: я оказался
таким, каким сложился к настоящему времени,
вследствие того, что до меня произошел
целый ряд событий. Но вслед за этим он
сразу же добавляет: события эти свершились
в мифические времена, и поэтому они представляют
сакральную историю, так как действующими
лицами этой драмы оказываются не люди,
а сверхъестественные существа. Более
того, если современный человек, оценивая
себя как результат совершения всеобщей
истории, не чувствует себя обязанным
познать ее во всей ее целостности, человек
первобытного общества не только обязан
восстанавливать в памяти мифическую
историю своего племени, но время от времени
он актуализирует значительную ее часть.
Именно в этом проявляется самое большое
различие между современным человеком
и представителем архаического общества:
для первого события необратимы, для последнего
это совсем не очевидно.
Турки завоевали Константинополь
в 1453 году, а Бастилия пала 14 июля 1789 года.
Эти события необратимы. Так как день 14
июля стал национальным праздником французской
Республики, то взятие Бастилии теперь
отмечается каждый год, но само это историческое
событие не актуализируется. Для человека
же архаического общества, напротив, то,
что произошло в начале, может повториться
в силу ритуального воспроизведения. Поэтому
главное для него — знать мифы. Не только
потому, что мифы объясняют ему мир и способ
его существования в мире, но, что важнее,
вспоминая и воспроизводя их, он оказывается
способным повторить то, что боги или герои
совершили вначале. Знать мифы значит
приблизиться к тайне происхождения всех
вещей. Иначе говоря, человек узнает не
только то, каким образом все возникло,
но также и то, каким образом обнаружить
это и воспроизвести, когда все уже исчезнет.
Было бы неверным отождествлять
мифологию с чем-то вроде начальной школы
человеческого образования, с приготовительным
классом науки. Мифология - это не наивные
ответы на якобы наивные вопросы первобытного
человека, которые он ставил перед собой
или природой. Ответы человек искал и находил
помимо мифов. Он находил их в практической
деятельности. Иначе, повторим еще раз,
он бы просто не выжил. Первобытный человек
понимал природу ничуть не хуже, чем мы
ее понимаем сегодня.
Мифология играла роль идеологии
первобытного общества, того самого "социального
клея". Идеологическое сознание - такое
сознание, когда идеи или фантазии становятся
реальностью для человека. Руководствуясь
какими-то идеями или принципами, человек
может действовать вопреки обстоятельствам,
которые считает менее реальными или существенными,
чем порождения своего же сознания. Мы
уже знаем о детерминирующей роли образов.
Образ определяет поведение человека
тем больше, чем меньше он осознан им как
образ или копия чего-то. Тогда образ становится
действительностью, оригиналом, а копией
является поведение человека, его жизнь.
Мифология как раз и играла роль оригинальных
образцов, или моделей, по которым строились
поведение человека, его сознание и жизнь.
Мифологические образы служили
представлениями о качествах или поступках,
которые в иной форме нельзя себе представить.
Попробуйте представить необходимость
исполнения долга. А если вы знаете мифы
о Геракле или об Илье Муромце, если вы
их понимаете и верите им, то у вас уже
готово представление о долге как высшей
доблести мужчины. Попробуйте представить
себе возмездие, которое ждет всякого,
кто совершит преступление против общественного
порядка. Можно представить возмездие
в виде тюрьмы или эшафота. Хотя все это
частности, и преступник всегда надеется
их избежать. Но есть образ Немезиды - богини возмездия,
от которой невозможно спрятаться, поскольку
она находится в сознании самого преступника.
Немезида и идея возмездия будет жива,
пока жив преступник. Боги мифологии есть
олицетворение идей. Кажется, что идеи
нельзя видеть, потому что они есть порождение
самого сознания. Но если идеи становятся
образами, то их уже можно видеть.
2.
Истолкование мифов.
Мифы и герои.
2.1 Истолкования мифов
Первые попытки рационально
истолковать мифы были связаны с пониманием
их как аллегорий. В мифах видели иносказания,
поучения, уподобления, намеки. При таком
отношении к ним богатство содержания
мифов кажется поистине неисчерпаемым.
Ярким примером подобного подхода было
отношение к мифам основоположника методологии
опытного знания Ф. Бэкона. В трактате
"О мудрости древних" он изложил многие
античные мифы и собственное понимание
скрытой в них мудрости. Он писал, что она
представляется ему "подобной плохо
отжатым виноградным гроз дьям, из которых
хотя и выжато кое-что, однако самая лучшая
часть остается и не используется".
Подобным же образом истолковал
мифы И.Г. Гердер. Его взгляды положили
начало свойственному уже для романтизма
пониманию мифов. Вершиной романтической
концепции мифов стало учение Ф.В. Шеллинга.
У нас в 1966 г. вышла его книга "Философия искусства", в одной из глав которой ("Конструирование материи искусства") Шеллинг излагает свое понимание мифологии.
Оно является одним из наиболее значительных
вкладов в развитие мифологии вообще.
Шеллинг делил различные способы изображения
на три вида: схематическое (общее обозначает
особенное), аллегорическое (особенное
обозначает общее) и символическое (единство
общего и особенного). Мифологию он понимал
именно символически, т.е. не иносказательно,
не историко-психологически, когда в мифах
пытаются найти персонификации и одушевления.
Миф для Шеллинга если что-то и значит,
то именно то, о чем в нем идет речь, иными
словами, значение мифа совпадает с бытием.
Все события мифов - это не уподобление
чему-то, их истинность не может быть устанавливаема
сравнением мифов с какими-то якобы действительными
событиями. Мифологические сказания, считал
Шеллинг, должны рассматриваться только
сами по себе, не обозначающими что-то,
а существующими независимо. То, о чем
в них идет речь, несом-ненно когда-то существовало,
это делает мифологию универсальной и
бесконечной, качественно своеобразной
и символичной. Мифология, по Шеллингу
- сознание действительного.
Но из подобного понимания следует,
что мифотворчество не может быть только
явлением прошлого. Шеллинг был убежден,
что творческая индивидуальность создает
сама себе мифологию из какого угодно
материала. В будущем, полагал он, возникнет
синтез науки и мифологии, которая будет
создана эпохой в целом.
- Мифические герои
Главными предпосылками своеобразной
мифологической «логики» являлось, во-первых,
то, что первобытный человек не выделял
себя из окружающей природной и социальной
среды, и, во-вторых, то, что мышление сохраняло
черты диффузности и нерасчленённости,
было почти неотделимо от эмоциональной
эффектной, моторной сферы. Следствием
этого явилось очеловечивание всей природы,
всеобщая персонификация, «метафорическое»
сопоставление природных, социальных,
культурных объектов. На природные объекты
переносились человеческие свойства,
им приписывалась одушевлённость, разумность,
человеческие чувства, и, наоборот, мифологическим
предкам могли быть присвоены черты природных
объектов, особенно животных. Выражение
сил, свойств и фрагментов космоса в качестве
одушевлённых и конкретно-чувственных
образов порождает причудливую мифологическую
фантастику. Определённые силы и способности
могли быть пластически выражены многорукостыо,
многоглазостью, самыми диковинными трансформациями
внешнего облика; болезни могли быть представлены
чудовищами - пожирателями людей, космос
- мировым древом или живым великаном,
родоплеменные предки - существами двойной
- зооморфной и антропоморфной -природы,
чему способствовало тотемическое представление
о родстве и частичном тождестве социальных
групп с видами животных. Для мифа характерно,
что различные духи, боги (а тем самым и
представленные ими стихии и природные
объекты) и герои связаны семейно-родовыми
отношениями.
Наиболее архаичны комплексные
образы первопредков - культурных героев-демиургов.
Впрочем, каждая из этих категорий может
встречаться и самостоятельно или в качестве
элемента образа того или иного божества.
Первопредки обычно мыслятся
как прародители родов и племён, они моделируют
родовую общину как социальную группу, противостоящую другим общинам
и природным силам. В архаических мифологиях
(классический пример - австралийская)
первопредки строго отнесены к мифическому «раннему» времени; их странствия и действия определяют рельеф местности, социальные институты, обычаи и обряды, всё нынешнее состояние мира, т. е. повествование о них имеет парадигматический характер.
Тотемные предки, если роды
имеют тотемом то или иное животное, часто
предстают в виде существ двойной, зооантропоморфной
природы. Умирая, сами первопредки могут
превращаться в природные предметы или
животных, а также в духов. Надтотемный предок,
«всеобщий отец», может развиться в образ боготворца, а женские первопредки участвуют в формировании образа богини-матери, воплощающей рождающее начало и земное плодородие. Первопредок иногда отождествляется с первым человеком или первичным антропоморфным существом, из членов которого создаётся Вселенная. Однако первопредков не надо путать с умершими старшими родственниками, то есть предками, жившими уже в эмпирическое время и часто становящимися объектом семейного культа.
Культурные герои - мифические
персонажи, которые добывают или впервые
создают для людей различные предметы
культуры (огонь, культурные растения,
орудия труда), учат их охотничьим приёмам,
возделыванию земли, ремёслам, искусствам,
вводят социальные и религиозные установления,
ритуалы и праздники, брачные правила
и т. п. В силу недифференцированное представлений
о природе и культуре в первобытном сознании
культурным героям часто приписывается
участие в общем мироустройстве, вылавливание
земли из первичного океана и отделение
веба от земли, устаиовдевие небесных
светил, урегулировашие смени дня и вочи,
времени года, прилива и отлива, участие в формировании и воспитании
первых людей. В наиболее архаических
версиях мифов культурные герои добывают
готовые блага культуры, а порой и элементы
природы путём простой находки или похищения
у первоначального хранителя (так действуют
полинезийский Maуи, палеоазиатский Ворон,
древнегреческий Прометей и многие другие).
Культурные герои - демиурги
(эти образы возникают позднее) изготовляют
культурные и природные объекты (элементы
мироздания, людей, первые орудия труда
и др.) с помощью гончарных, кузнечных и
иных инструментов (ср. чудесные кузнецы
типа Гефеста или Илъмаринена, чудесные
кузнецы в африканских мифологиях и т.
п.). На более поздней стадии мифотворчества
культурные герои также представляются
борцами с чудовищами, с хтоническими,
демоническими силами природы, представляющими
начало хаоса и мешающими упорядоченному
мироустройству. В этом случае культурные
герои приобретают богатырскую окраску
(см. Геракл, Персей, Тесей и Др.).
Культурный герой в ходе эволюции
может развиваться и в сторону бога-творца
(как и первопредок), и в сторону эпического
героя.
Культурный герой, особенно
в архаических мифологиях (например, у
аборигенов Океании и Америки), иногда
является одним из братьев, особенно часто
одним из братьев-близнецов. Братья-близнецы
(персонажи близнечного мифа) или помогают
друг другу (особенно в борьбе с чудовищами),
или враждуют между собой, или один из
них (негативный вариант) неудачно подражает
другому в делах творения и вольно или
невольно становится причиной появления
всякого рода отрицательных природных
объектов и явлений (вредных растений
и животных, гористого ландшафта,
воды, смерти). От культурного героя как
бы отпочковывается образ первобытного
плута -трикстера, являющегося либо его братом, либо его
«вторым лицом» (в таком случае ему приписываются и культурные деяния, и плутовские проделки, например, индейским-Ворону, Койоту и др.). Трикстер сочетает черты демонизма и комизма. Он не только неудачно подражает или мешает культурному герою, но совершает коварные и смешные проделки с целью удовлетворения голода или похоти. Если от культурного героя путь лежит к герою эпическому, то от трикстера - к хитрецу сказки о животных (вроде лисы). В мифах фигурируют различные духи и боги.
Духи - мифологические существа,
находящиеся в постоянном взаимодействии
с человеком. Известны духи - покровители
человека, родовые духи, духи предлог,
духи болезней, шаманские духи-помощники
и духи-хозяева, представляющие различные
объекты, участки, силы природы. С представлением
о духах известным образом соотносится
понятие души, или душ как духовного «двойника»
или «двойников» человека. Духи фигурируют в многочисленных мифах и мифологических быличках. Былички в форме фабулатов и меморатов фиксируют якобы имевшие место с конкретными людьми в современности
«случаи» встречи и контакта с духами. Представление о духах участвовало в формировании образов богов. В развитых мифологиях образы богов и духов сосуществуют, но духи относятся к более низким уровням мифологической системы.
Боги - могущественные сверхъестественные
существа, являются важнейшими персонажами
в развитых религиозных мифологиях. В
образе богов сливаются черты культурных
героев-демиургов, покровителей обрядов
инициации, различных духов; творческие функции сочетаются с управлением
отдельными силами природы и космоса в
целом, руководством жизнью природы и
человечества. Представление о верховном
божестве политеистического пантеона
эволюционирует в высших религиях к монотеистическому
образу единого бога-творца и властителя
Вселенной.
2.Проблема богочеловека
и сверхчеловека в философии
(Ф.Ницше, В.Соловьев, Л. Толстой).
Фигура Фридриха Ницше оказала существенное
влияние на развитие философской мысли
Запада в ХХ веке; наследие философа стало
весьма актуальным и определило в значительной
степени пути русской философии в начале
века и оказало существенное влияние на
русскую мысль в эмиграции.
Русская мысль во многом продолжала традиции
немецкой классики, всегда вступая в диалог
с мыслителями Запада, и во многом наследовала
их традицию, о чём пишет Н. Бердяев: “Вся
наша наиболее оригинальная и творческая
мысль сложилась под влиянием германского
идеализма и романтизма, Шеллинга и Гегеля”
.Этот религиозный диалог разворачивается
прежде всего между универсализмом Гегеля
и классическим русским номинализмом
и персонализмом. Новый уровень этого
диалога открывается при рассмотрении
темы сверхчеловека в трудах Л.И. Шестова,
В.В. Розанова и Н.А. Бердяева.
Идея сверхчеловека, которая нашла воплощение
в трудах Ф. Ницше, и во многом продолжила
традиции немецкой классической философии,
также явилась весьма актуальной для русской
мысли: начиная с Ф.М. Достоевского, философии
социализма, убившей бога, вплоть до наших
дней. Русская мысль, по свидетельству
Н. Бердяева, всегда была мыслью религиозной,
мыслью о Боге, а значит, мыслью о человеке
в Боге и мыслью о Боге в человеке; русская
мысль как теософия всегда обращена и
рассуждает о проблеме Богочеловека и
человекобога. Потому учение Ф. Ницше как
никакое другое было близко и русскому
бунтарству и русской религиозности и
послужило основой для философствования
различных русских мыслителей начала
века и философов-эмигрантов. “Ницше,
по-своему воспринятый, был одним из вдохновителей
русского ренессанса начала века, и это,
может быть, придало движению аморалистический
оттенок.”
В русской философской традиции проблему
сверхчеловека впервые ставит Вл. Соловьёв
в работах “Идея сверхчеловека” и “Чтения
о Богочеловечестве” и “Краткая повесть
об Антихристе”. Весьма популярные, сколь
и опошленные, по словам Н.А. Бердяева,
в России идеи Ницше о сверхчеловеке находят
религиозную и национальную трактовку
в философской системе Вл. Соловьёва. Автор
“Идеи сверхчеловека” критикует позиции
Ницше прежде всего по антропологической,
а следовательно и религиозной, теме. “Дурная
сторона ницшеанства бросается в глаза.
Презрение к слабому и большому человечеству,
языческий взгляд на силу и красоту, присвоение
себе заранее какого-то исключительного
сверхчеловеческого значения…” Действительно,
с точки зрения ортодоксального христианства,
приверженцем которого был В.С. Соловьёв,
подобное отношение к проблеме сверхчеловека,
сама её постановка в таком ракурсе, кажется
“дурной” и противоречащей идеалам христианского
гуманизма.
Действительно, волюнтаризм, проповедуемый
Ницше находит выражение в весьма категорических,
порой эпатирующих, выражениях немецкого
философа: на первых же страницах известного
“Антихриста” мы читаем: “Слабые и неудачники
должны погибнуть: первое положение нашей
любви к человеку. И им должно ещё помочь
в этом. Что вреднее всякого порока? - Деятельное
сострадание ко всем неудачникам и слабым-
христианство.” Воля, побеждающая слабости,
превосходящая и покоряющая волю к власти,
а следовательно, воля к жизни (воля к воле,
в трактовке Ж. Деррида), должна превзойти
христианский догматизм, подавляющий
эту волю. Воля и жизнь, таким образом оказываются
для Ницше более значимыми, чем мышление
и знание. Философ жизни, он ставит власть,
источник и двигатель этой жизни, выше
знания и мышления. Таким образом и истина,
в трактовке Фр. Ницше, является волей,
властью, тем, что существует в качестве
жизненной силы.“Сама жизнь ценится мною
как инстинкт роста, устойчивости, накопления
сил, власти.” Сама воля становится не
статичной волей, но растущей, живой волей,
вместе с тем, оказывается предметом накопления.
Воля всегда является недостаточной, воля
всегда существует как воля над волей,
в качестве некоего роста. Такова классическая
трактовка волюнтаризма Ф. Ницше, данная
Ж. Деррида.
Может показаться, что такой сверхчеловек,
убивший, превзошедший бога, в действительности
достигает этого сверхчеловеческого состояния
путём подавления в себе всевозможных
слабостей и пороков и путём реализации
своей воли, освобождённой от христианских
догм. Корректнее будет сказать, что Ницше
не отрицает христианства вообще, как
и саму веру, но скорее, протестует против
догматизма и подавления воли. Это не атеизм,
как может показаться на первый взгляд,
но бунт (в этом он, несомненно, близок
Достоевскому), бунт против “абсурдного
огрубления духовных ценностей.” В этом
смысле можно согласиться с К.А. Свасьяном,
который считает, что Ф. Ницше становится
и говорит “с позиций не антихристианства,
но первохристианства, т. е. доцерковных,
доформальных, доинституциональных позиций.”
Фр. Ницше пишет: “Не понимают, что церковь-
это не только карикатура христианства,
но и организованная война против христианства…”
Таким образом Ницше протестует не против
христианства как веры, ибо вера также
является проявлением воли и религия сама
по себе не отрицает дионисийского начала
человека, но против христианства как
религии, против христианской церкви,
против традиции, против мировоззрения,
унижающего и порабощающего природу человека.
Во многом он возвращается к раннехристианской
идее о том, что тело - есть творение Бога
и человек не может пренебрегать божественным
творением. Тело является таким же составляющим
человека как и душа. Эта идея патристики
была отвергнута гностиками (обратившимися
к платоновскому пониманию материи и тела)
и, в дальнейшем развитии христианской
философии (Св. Франциском, Бл. Августином)
было создано негативное представление
о теле, как темнице души. Фр. Ницше пишет:
“Христианство называют религией сострадания.
Сострадание противоположно тоническим
аффектам, повышающим энергию жизненного
чувства; оно действует угнетающим образом.
Через сострадание теряется сила.” Христианство
всегда стремится подавить телесное, волевое,
властное начало человека, отдавая приоритет
духовному, покорному, смиренному, что
противоречит самой природе человека.
Таким образом, человек делается ущербным,
а следовательно вопрос о сверхчеловеке
в рамках христианства (того христианства,
о котором говорит Ницше) идти не может.
Проблема христианства не только в том,
что оно подавляет природу человека, но
также в том, что оно противоречит самой
сути учения Христа, учения для человека,
а следовательно, учения живого. “Христос
как “свободный ум”: ему нечего делать
со всем устойчивым (слово, формула, церковь,
закон, догмы): “всё, что устойчиво, убивает…”;
он верит только в жизнь и в живое- а это
не “есть”, это становится…Он стоит вне
всякой метафизики, религии, истории, естествознания,
психологии, этики;” Подобное понимание
христианства как живого, витального,
но вместе с тем вневременного явления,
продолжает традицию средневековой теологии
Бл. Августина, который в “Исповеди” говорит
о том, что мир не есть ставшее и сотворённое
Богом, но есть становящееся, творимое
Богом вне времени . С одной стороны, Христос
есть “свободный ум”, который не выражает
себя в формализованных понятиях, языке
и знаковых структурах, а следовательно,
непостижим, трансцендентален по отношению
к человеку, с другой стороны, он живой,
наделён волей и властью к жизни, и этим
приближен к человеку.
Итак, ставится проблема Богочеловека,
на мой взгляд, основная тема русской философии,
где пересекаются проблемы религиозные,
культурные, национальные и антропологические.
Первым предложением книги “Антихрист”:
“Обратимся к себе,”- Фр. Ницше ставит
проблему человека, причём человека не
абстрактного, но персонифицирует безграничную
антропологическую тему, акцентируя внимание
на самопознании. В этом коренится главное
различие в понимании сверхчеловека Вл.
Соловьёвым и Фр. Ницше. Если у первого
сверхчеловек всегда уникален, “одинок”,
“отвержен”, противопоставлен массе,
то в мировоззрении В.С. Соловьёва сверхчеловек
может существовать только в сверхчеловечестве,
через религиозное и национальное единство
и соборность. Античеловечность христианства,
по мнению Ницше, как раз в том и заключается,
что христианство объединяет все уникальные
личности под властью абстрактной догмы,
усредняя и порабощая тем самым человеческую
природу. Он выступает не против религии,
но против обобществления, против коллективности.
Вспоминается его известный афоризм: “В
стадах нет ничего хорошего, даже если
они бегут вслед за тобою.”
Как и Ф. Ницше, Вл. Соловьёв считает, что
человек является конечным результатом
эволюции биологических видов, поэтому
бессмысленно говорить о некоем физиологическом
совершенствовании человека. Но поскольку
“изо всех земных существ” только человек
наделён способностью мыслить, то это
самосовершенствования, очевидно, должно
происходить на духовном уровне. “Человеку
естественно хотеть быть лучше и больше,
чем он есть в действительности, ему естественно
тяготеть к идеалу сверхчеловека.”. Таким
образом реализуется воля, о которой говорит
Ф. Ницше, воля к жизни, воля как постоянный
рост воли. “Да и вся история только о
том и говорит, как собирательный человек
делается лучше и больше самого себя, перерастает
свою наличную действительность, отодвигая
её в прошедшее, а в настоящее выдвигая
то, что ещё недавно было чем-то противоположным
действительности- мечтою, субъективным
идеалом, утопией.” Это, по сути, и есть
реализация воли к жизни, воли к самосовершенствованию.
Другое дело, что для Фр. Ницше реализация
этой воли является индивидуальной, в
трактовке же Вл. Соловьёва реализует
эту волю некий “собирательный человек”,
что аккумулирует идеи религиозные и этические.