В своей книге «Смысл
истории» Бердяев поднимает и
еврейский вопрос. Философ пишет:
“еврейству принадлежала совершенно
исключительная роль в зарождении сознания
истории, в напряженном чувстве исторической
судьбы, именно еврейством внесено в мировую
жизнь человечества начало “исторического”.
И я хочу обратиться вплотную к самой исторической
судьбе еврейства и его значению во всемирной
истории как одного из непрерывно действующих
и до наших дней мировых начал, обладающих
своей специфической миссией. Еврейство
имеет центральное значение в истории”17.
Бердяев пытается размышлять
над величайшей загадкой философии
и истории – почему евреи
до сих пор не исчезли, не
смешались с народами других
стран, где они в основном
проживают: “Я вспоминаю, что
в дни моей юности, когда меня
привлекало материалистическое
понимание истории, когда я
старался проверить его на
судьбах других народов, мне
казалось, что величайшим препятствием
для этого является историческая
судьба еврейского народа, что
с точки зрения материалистической
судьба эта совершенно необъяснима.
Нужно сказать, что со всякой
материалистической и позитивно-исторической
точки зрения этот народ давно
должен был бы перестать существовать.
Его существование есть странное,
таинственное и чудесное явление,
которое указует, что с судьбой этого
народа связаны особые предначертания.
Судьба эта не объясняется теми процессами
приспособления, которыми пытаются объяснить
материалистически судьбы народов. Выживание
еврейского народа в истории, его неистребимость,
продолжение его существования как одного
из самых древних народов мира, в совершенно
исключительных условиях, та роковая роль,
которую народ этот играет в истории, —
все это указывает на особые мистические
основы его исторической судьбы!”18
В рассматриваемой
книге автор показывает, что у
евреев вследствие неверия в
личное бессмертие сформировалась
более острая, чем у многих
других народов, потребность в
земной (а не только небесной)
справедливости; развилось ощущение
историчности бытия, которое может
и должно изменяться во имя справедливости;
выработался активный, волевой, революционный
характер, чуждый той созерцательности,
которая свойственна арийским народам
с их представлениями о личном бессмертии
и вечном возвращении19.
Рассматривая человека
Бердяев выделяет в нем свободу воли и
духа. Основные идеи этого известного
философа выражены в следующем:
1) идея свободы определяет
всю онтологию;
2) нет единого основания
в философских взглядах;
3) идея творчества и
объективации;
4) эсхатологический смысл
истории;
5) 2 ряда оснований: А.
свобода, дух (бог), личность (я), Б.
необходимость, мир, феномен. Мир
объектов лишен духовности. Творящий
субъект включает мир в себя, его внутренняя
жизнь открыта для свободы. Центральное
понятие в философии Бердяева - Личность,
которая связывает человека с миром свободы
и творчества20.
Тезис о неудаче
культурно-исторического развития
отнюдь не означал для Н.
Бердяева признания отсутствия
смысла в историческом опыте
человечества. Он всегда был последовательным
критиком разнообразных форм
исторического и культурного
нигилизма, понимая, что питать
такого рода идеологию могут
и настроения апокалиптические.
Апокалиптическое сознание - опасное сознание,
- писал философ в одной из первых своих
работ эмигрантского периода. Для него
- даже если культурное творчество человечества
в истории в конечном счете оканчивается
поражением, неудачей, оно не становится
от этого бессмысленным - это именно великая
неудача. Исторический опыт должен быть
понят со всеми его трагическими противоречиями.
Только таким образом, считал религиозный
мыслитель, может быть решена основная
задача христианской философии истории:
должен быть оправдан смысл истории между
двумя явлениями Христа. Если для Вл. Соловьева
подобное оправдание религиозного смысла
истории означало, в первую очередь, оправдание
добра в истории, то Н. Бердяев исходил
из признания огромной роли зла в исторической
действительности. (отчасти опираясь и
на идеи, высказанные Вл. Соловьевым уже
в конце жизни). Он считал, что недостаток
большинства теодицей как раз и состоял
в признании зла простым недостатком и
в утверждении ложного исторического
оптимизма. Такая традиция в христианской
философии истории, но Бердяеву, идет от
Августина, чью концепцию двух градов,
русский философ рассматривал как слишком
благополучную, слишком отвечающую идее
земного, исторического прогресса. Иное,
близкое ему самому, понимание зла и его
∙ исторической роли Н. Бердяев находил
у М. Экхарта, Я. Беме, позднего Шеллинга.
Своеобразие же собственной исторической
теодицеи он связывал прежде всего с развиваемой
им концепцией творчества21.
Критикуя философские
концепции, которые ориентируются
на вычление общих закономерностей
исторического развития (в частности,
учения Гегеля и Маркса) за абстрактность,
Н. Бердяев подчеркивал, что в историческом
процессе нет ничего отвлеченного, что
все абстрактное по существу противоположно
историческому. Для русского экзистенциалиста
понимание истории предполагает глубоко
личностное к ней отношение. «Настоящий
путь философии истории, - писал он, - есть
путь к установлению тождества между человеком
и историей, между судьбой человека и метафизикой
истории»22. Таким образом, история оказывается
выражением человеческой судьбы во времени;
трагичность и противоречия исторического
процесса суть рефлексия трагичности
существования индивидуального человека.
Этот трагизм человеческого существования
в рамках истории не может быть преодолен.
Сколь бы значительными ни были результаты
культурно-исторического творчества человека,
по мысли Н. Бердяева, они остаются великой
неудачей. Над культурным творчеством
тяготеет проклятие объективации, следствие
разобщенности бытия на субъекта и объекта.
И тем не менее даже объективация не может
обесценивать значение творческих усилий
человека. Объективация есть искажение
духовности и вместе с тем объективация
необходима в осуществлении судеб человеческих
и мира в движении к царству Духа.
Оценка истории Н.
Бердяевым вообще имеет принципиально
двойственный характер. Апокалиптическое
сознание может рассматривать всемирную
историю только как комедию, но этой, можно
сказать, фарсовой стороной смысл истории
отнюдь не исчерпывается. Культура есть
великая неудача, но она имеет и непреходящую
ценность. Объективация... противоположна
движению к Богу, но нельзя считать процесс
объективации лишь отрицательным. Только
такой подход, по Бердяеву, позволяет увидеть
тот внутренний, эзотерический смысл исторических
событий, который может быть назван экзистенциальной
диалектикой божественного и человеческого
в истории. Результат этой диалектики
- экзистенциальный опыт творчества, сохраняющий
свое значение даже перед грядущей вечностью:
Времени больше не будет. Это не конец
во времени, а конец времени. Но время экзистенциальное,
укорененное в вечности, остается, и в
нем-то и приходит конец вещей. Будет вхождение
в новый зон. Николая Бердяева нельзя упрекнуть
в отсутствии интереса к исторической
конкретике. Многие его оценки и интерпретации
исторических событий были глубоки и реалистичны.
Но задачу историософии он видел отнюдь
не в постижении характера и логики изменений
конкретных форм исторической жизни История,
утверждал Бердяев, вообще не есть объективная
эмпирическая данность, история есть миф.
Миф же никоим образом не вымысел, а реальность
более высокого порядка, чем так называемая
эмпирическая данность. И собственное
учение о богочеловечестве Н. Бердяев,
призывая не ограничиваться понятиями
и оперировать мифами, по существу характеризовал
как опыт миротворчества: Основной миф
есть миф о богочеловеческом и богочеловечестве.
Историософия русского мыслителя представляет
собой своеобразную мифологизацию истории.
Точнее, ее смысла, поскольку именно определяя
религиозно-метафизический смысл истории,
Н. Бердяев апеллировал к мифу о трагической
судьбе человека, постоянно терпящего
неудачу в своем историческом творчестве,
но несмотря ни на что продолжающего свои
усилия23.
Бердяев в своем
трактате также поставил вопрос
и о возможности существования
закономерностей в истории. Он
считал, что генерализация (обобщение)
свойственна многим наукам (прежде
всего, естественным, а также социологии),
но не истории. В истории
главное – индивидуализация, каждое
историческое событие конкретно
и однократно. История, по мнению
Бердяева, начинается только там,
когда ученый выделяет из множественности
событий единичное, связанное с уникальной
личностью. Предмет истории – неповторимое
событие, личное творчество, личность.
Объективация духовного
начала, согласно Бердяеву, искажает
его, лишь творческие усилия
людей преодолевают отчужденную
внеположность объектов человеку. Достижение
состояния всеобъемлющего избавления
от объективированности феноменов мира
через прорыв свободы в эту сферу, конституирование
радикально иного "внеисторического"
бытия - смысл истории у Бердяева Различение
мира призрачного (это "мир" в кавычках,
мировая данность, эмпирические условия
жизни человека, где царствует разъединенность,
разорванность, вражда, рабство) и мира
подлинного ("мир" без кавычек, "космос",
идеальное бытие, где царствует любовь
и свобода) - одно из оснований миропредставления
Бердяева Человек, его тело и дух находятся
в плену у "мира", призрачного бытия
- это есть следствие грехопадения человека,
описанного в Библии. Задача же человека
состоит в том, чтобы освободить свой дух
из этого плена, "выйти из рабства в
свободу", из вражды "мира" в "космическую
любовь". Это возможно лишь благодаря
творчеству, способностью к которому одарен
человек, поскольку природа человека есть
образ и подобие Бога-творца24.
Обращение к реальной
жизни, к историчности личности
особенно сильно раскрывается
в контексте "экзистенциального
персонализма" Бердяева. Главное
для философа - не подменять настоящую
жизнь идеей жизни. Жизнь абсолютна
в том отношении, что она
непосредственна. Для того чтобы
быть к ней причастным, не требуется
какой-либо идеи жизни, какого-либо
опосредующего звена, модели. Так
же как для причастности к
истории не требуется чего-либо
вне самой истории. История,
как и жизнь - это то, что
уже случилось; то, по отношению
к чему человек всегда "внутри".
Невозможно "устранить" себя
из мира, и даже в самопожертвовании
человек утверждается в мире,
а не просто отказывается от
него. "Жизненность" истории
и общества означает удержание
бытия в таком мире, где возможно
самоутверждение в самопожертвовании.
Смерть как некая конечная
возможность действительно дополняет
совокупность возможностей любой
ситуации. Особенность утопизма
в том, что он хочет создать
мир, где самопожертвование не
просто возможность, а необходимость.
Эта попытка "обойти" свободу,
свободное решение личности есть,
в конечном счёте, истолкование
свободы как правильности, адекватности.
Но личностный поступок - это нечто
принципиально иное, нежели правильное
действие, чему судьба Христа - первый
пример. Торговля о цене жизни
неуместна в любых ситуациях,
и каждый из нас во всей
непосредственности ощущает бесценность
своей жизни даже вопреки её
"ничтожности". Утопизм же есть
оценивание жизни на её идейность,
а личности - на её разумность.
Такова логика традиционализма,
как мы ее находим в работах
Н. Бердяева.
Еще одна очень важная
тема философии истории Бердяева
– это размышления о том,
как соотносятся время и вечность.
Дело в том, что, по Бердяеву,
все мы живем не в каком-то
одном времени, а по меньшей мере в трех:
раз человек является существом природным,
социальным и духовным одновременно, то
и времени для него существует тоже три
- космическое, историческое и экзистенциальное.
Бердяев даже нашел геометрический образ
для описания каждого времени - круг, линия
и точка. У космического времени - природная
закономерная логика круговорота, оно
оперирует не днями и годами, а эпохами,
тысячелетиями. Историческое же время
идет по прямой и оперирует меньшими временными
категориями. Но наиболее значительные
события совершаются во времени экзистенциальном,
именно в нем происходят творческие акты,
свободный выбор, формируется смысл существования.
Для него относительна длительность события:
иногда день для человека более значителен
и долог, чем десятилетие, а иногда и год
промелькнет незаметно25.
Анализируя «Смысл
истории», можно увидеть, что сама
история у Бердяева - дискретна,
в ней зияют провалы исторических
катастроф, оборвавших существование
великих культур. Впрочем, каждая
погибшая культура, согласно концепции
Бердяева, способна воскреснуть:
она оживает, когда к ней
в своих творческих исканиях
обращаются люди иных эпох, иных
культур, когда они в поисках
смысла жизни «переносят свою
духовную судьбу во все великие
эпохи»26; судьба христианства, более
того — судьба человеческого
мира вообще для Бердяева зависит
от нравственного выбора отдельной
личности, способной своим духовным
усилием связать распавшуюся
связь времен. Последовательный
исторический оптимизм, как можно
констатировать, приводит религиозного
мыслителя к отрицанию личности;
последовательный исторический
пессимизм приводит к тому, что
личность с ее духовной судьбой
мыслится как единственно важное
и ценное в истории.
Начавшись, история
человечества, по мнению Бердяева,
- должна будет закончиться. В
противном случае, при предположении
«дурной бесконечности» мирового
процесса, считал Бердяев, в истории
не было бы разрешения, перехода
в другое состояние, выхода
из несовершенства в полноту
вечной жизни. Эсхатологические
мотивы, обостренное ожидание завершения
этого падшего мира многое
объясняют в философии истории
Бердяева и прежде всего то,
почему, живя в такое «вулканическое»
время, он был достаточно равнодушен
к политическим оценкам, прогнозам
и тому подобным «частностям»27.
Заключение
Историософская тематика
пронизывает традицию русской мысли с
момента ее становления и до настоящего
времени. Размышления о судьбах человечества,
попытки увидеть внутреннюю логику смены
эпох, страстная жажда постичь смысл истории
собственной страны, — все крупные русские
мыслители в той или иной мере отдали дань
этим «вечным вопросам»; проблемы, которые,
казалось, нашли убедительное решение
в творчестве властителей дум прошлого,
спустя десятилетия вновь вставали перед
их потомками, требуя новых, адекватных
времени решений. Вот почему бердяевский
«Смысл истории» остается актуальным
и по сей день.
Н.А. Бердяев строил
свою философию истории на
основе христианского вероучения;
смысловым центром модели исторического
процесса для него было рождение
и историческое развитие христианства.
Кроме того, философ, исповедуя
православие, рассматривал христианство
как целостность, понимая его
в экуменическом ключе28