Феноменология

предметов, их способности вступать в определенные отношения с другими

предметами. Если "очиститься" от признаков, полученных в процессе

познавательной  деятельности, т.е. в процессе определенных субъект-объектных

отношений, и содержащих в себе признаки этих самых отношений, чем

становится  предмет мысли?

Предмет мысли, он же вещь, становится "абсолютной субъективностью", как

выражался сам Гуссерль. Предмет мысли становится чистым ноэзисом (от греч.:

"noesis" - "мышление").

Явление вещи не есть являющаяся вещь: сами явления  не являются, они

переживаются. Что такое "абсолютная субъективность"? Это - сознание,

направленное  к предмету, или поток сознания.

Исходной  и фундаментальной характеристикой  сознания поэтому является

предметность. Сознание предметно потому, что оно  интенционально (intentio -

стремление). На каждом шагу сознание являет собой  непрерывный выход за свои

собственные пределы - выход к предмету. Интенциональность  не наличествует,

она функционирует. Интенциональность сознания невозможно описать как нечто

постоянное, как субстанцию. Сознание формирует  смысл о предмете.

В интенциональности  сознания, т.е. смыслоформирующей направленности к

предмету, впервые возникает феномен сознания, в отличии от явления

сознания. В феномене сознания впервые появляется предмет-существующий. Для

феноменологически очищенного сознания предмет есть предмет-существующий, а

не предмет-функционирующий (в предметной деятельности). Предмет, о котором

сознание  формирует смысл. В этом пункте Гуссерль говорит от имени

математики, стремящийся установить статус существования  математическим

объектам. Чтобы разобраться, что такое  чистое существование предмета,

Гуссерль  анализирует понятие "нуль".

Если  есть какое-либо понятие, должен быть предмет, который обозначается

этим  понятием: если есть понятие "конь", то должны быть реальные кони на

лугу  или в стойле. Что такое нуль в математике? Это - ничто. Если есть

понятие "нуль", то предмет нуля - это  отсутствие предмета, это -

несуществование. Следовательно, понятие нуль отражает признаки небытия. Но

сознание  схватывает что-то, когда оперирует  понятием "нуль" (или понятием

"небытие"). Какой предмет схватывает сознание, если предмета не существует?

О чем  мы мыслим и говорим, когда мыслим и говорим о небытии? Гуссерль

считает, что именно здесь-то и появляется чистое сознание предмета,

поскольку самого предмета нет. Появляется сознание как смыслоформирование.

Итак, Гуссерль различил феномен сознания (или чистое сознание, сознание как

таковое) и явление сознания (или являющееся сознание, проявление). Вслед за

Гуссерлем можно различить, например, феномен  добра (чистое добро, добро как

таковое) и явление добра (проявление добра  в поступке); феномен красоты

(красота  как таковая) и проявление красоты  (искусстве, человеческом

поступке) и т.д.

Феноменологическая  редукция помогла выявить два  аспекта сознания: сознание

как ноэму (предметное содержание мысли) и сознание как ноэзис

(смыслоформирование  предмета).

Вещь  у Гуссерля преобразуется из ноэматической  в ноэтическую, из вещи,

обладающей  свойствами в процесс смыслопорождения вещи. Выдвижение на первый

план  смысловой (смыслоформирующей) связи  субъекта и предмета - вот итог

многолетних философских размышлений Гуссерля. В этом - смысл феноменологии,

различившей явление сознания (содержание сознания, ноэма) и феномен

сознания (смыслоформирование, ноэзис).

Ж.-П.Сартр, разбирая гуссерлево понятие "интенциональность", писал:

сознание (субъект) и мир (объект) сосуществуют друг с другом, являясь

внешними  по отношению друг к другу. Сознание как интенция осуществляет

"прорыв  к...". Вы, например, видите дерево - на обочине дороги, в облаке

пыли, одинокое и скрюченное на жаре. Сознание (дерева) вырывается из себя

для того, чтобы убежать от себя; убежать  к тому, что не есть ты сам. Не

узнаете ли вы в этом описании, спрашивает Сартр, ваши стремления и ваши

предчувствия? Если бы вы проникли "в" сознание, вы бы были подхвачены

стремительным вихрем и снова выброшены наружу, к дереву, в самую пыль, ибо

сознание  не имеет "внутренности", оно существует только вне самого себя, и

именно  это абсолютное убегание, этот отказ  быть субстанцией определяют его

в качестве сознания.

Сартр цитирует слова Гуссерля: "Любое  сознание есть сознание о чем-то" и

продолжает  словами М.Хайдеггера: бытие (бытие  сознания) - это бытие-в-мире.

Это - "бытие-в..." в смысле движения. Быть - это прорываться  в мир, это

исходить  из небытия мира и сознания, чтобы  внезапно прийти к сознанию-

прорывающемуся-в-мир. И пусть сознание пытается восстановить себя, совпасть

в конце  концов с самим собой - взаперти, в тепле и уюте оно исчезает. Эту

необходимость для сознания существовать как сознание о какой-либо отличной

от него самой вещи Гуссерль и называет "интенциональностью".

Можно подытожить: дерево, о котором писал  Сартр, может быть представлено,

как минимум, двумя способами. Во-первых, и по-обыденному просто, о дереве

можно иметь представление и наделить его некоторыми характеристиками. Это

будет дерево - ноэма. Во-вторых, можно преобразовать  дерево-ноэму в дерево-

ноэзис, в интенциональность-к-дереву. И  тогда можно увидеть как Я  открываю

для себя эту вещь - дерево. В конечном счете, все находится вне нас,-

сказал  бы Сартр, даже мы сами.

Чтобы говорить научно, т.е. говорить о бытии  в логосе, надо сначала

говорить  о нем в эйдосе (смысле). Необходимо первоначальное разграничение

как предметов  вообще, так и сфер отдельных возможных  знаний. Необходима эта

первая  встреча мыслящего сознания с  мыслимым предметом, которая

психологически  должна выразиться в искательстве —  иногда весьма

затруднительном — подлинного смысла вещи, затуманенного  и затерянного среди

частностей  ее проявления в разных местах и  временах, искательстве при

наличии разных выводов, случайных и неслучайных. Если видно издалека ту или

иную  вещь и не возможно различить ее деталей настолько, чтобы сказать,

какая именно эта вещь, то необходимо или  взять бинокль, или подойти ближе,

или принять  еще какие-либо другие меры, чтобы, наконец, увидеть предмет и

назвать его. Мысль, приступая к той вещи, которая именуется как «слово»,

или, приступая  к той вещи, которая именуется  как «мысль», т.е. к самой себе

(и в  этом случае она сама для  себя — объект, который ею ищется  и

формулируется), должна необходимым образом зафиксировать  то, что она здесь

видит, убедиться в том, что виденное здесь есть подлинное, некажущееся, и

только  тогда может начаться конструирование  какой-нибудь теории или науки о

мысли. Это первоначальное знание вещи как  определенной осмысленности есть

то, что  надо назвать феноменологией. Нам  надо знать, как живет и действует

мысль и слово, наряду с прочими фактами. Еще не строя никаких теорий, мы

начинаем  всматриваться в то, что называется мыслью и словом. Мы сразу же

видим, что звук слова есть нечто совсем иное, чем значение слова, что

значение  слова есть нечто совсем иное, чем  предмет, к которому слово

относится и т.д. Мы начинаем таким образом  постепенно расчленять и

описывать тот смутный и неясный предмет, который обычно именуется как

«слово». Не строя никаких теорий о том, как фактически происходит и живет

слово, как происходит и живет звуковая и незвуковая сторона слова, мы уже

твердо  знаем, что звук слова не есть значение слова, и какие бы теории

потом ни строились о звуке или о  значении, мы убеждаемся, что это

различение  должно остаться при всякой теории, и никакие факты не в силах

ниспровергнуть  этой простой феноменологической установки.

Феноменология есть до-теоретическое описание и, формулирование всех

возможных видов и степеней смысла, заключенных  в слове, на основе их

адекватного узрения, т.е. узрения их в их эйдосе.

Феноменология не есть теория и наука, ибо последние  есть проведение

некоторого  отвлеченного принципа и отвлеченной  системы, приводящей в

порядок разрозненные и спутанные факты. Кроме того, наука всегда есть еще  и

некое «объяснение», не только описание. Феноменология  есть зрение и узрение

смысла, как он существует сам по себе, и  потому она всецело есть смысловая

картина предмета, отказываясь от приведения этого предмета в систему на

основании каких-нибудь принципов, лежащих вне  этого предмета.

Феноменологический  метод поэтому, собственно говоря, не есть никакой метод,

ибо сознательно  феноменология ставит только одну задачу — дать смысловую

картину самого предмета, описывая его таким  методом, как этого требует сам

предмет.

Феноменология — там, где предмет осмысливается  независимо от своих

частичных проявлений, где смысл предмета —  самотождественен во всех своих