Роль морали и нравственности в становлении социальной работы как профессионального вида деятельности

Широко были распространены на Руси традиции частной благотворительности, осуществлявшейся людьми по мере возможности, вне зависимости от их социального и экономического статуса. Нищелюбцы, в числе которых были и князья, и представители духовенства, и купцы, и простые крестьяне, кормили нищих, подавали милостыню деньгами, продуктами и одеждой, давали временный приют. Фактически до XX века в некоторых русских деревнях и местностях сохранялся древнейший обычай пускать к себе в дом на постой странников, оказывать индивидуальную и коллективную помощь неимущим соседям, разбирать по домам и усыновлять осиротевших детей и т. п., не ожидая в результате этого прибыли или благодеяния, а просто потому, что иначе нельзя — нельзя не помочь людям, оказавшимся в беде и нужде. Богатейший русский фольклор убедительно свидетельствует о высокой нравственности русских людей, в том числе и в отношении к нуждающимся в помощи.

Традиции христианской этики благотворительности поддерживали и лучшие представители духовенства. Преподобный Сергий Радонежский, основав монастырь, стал «заповеда нищих и странных упокоевати и подавати требующим». В прощальной беседе со своими учениками он оставляет им заветы. Среди заветов, носящих чисто религиозный смысл, есть завет милосердия — «страннолюбия не забывать», — т. е. не просто помогать нуждающимся, подавать им милостыню и призревать, но и любить их христианской любовью, как братьев своих, и, следовательно, помогать по-братски, бескорыстно (в христианском понимании бескорыстия) и охотно, исполняя свой долг из любви к ближнему, которая является христианской добродетелью.

Преподобный Иосиф Волоцкий не только сам помогает нуждающимся, во время голода отворив житницы и выдавая питание в день семистам страждущим, но и призывает к милосердию князей и бояр. Он убеждает их оказывать помощь подвластным им людям хотя бы в собственных интересах — обнищавший пахарь не сможет платить дань и кормить свою семью; подвижник угрожает немилосердным правителям Страшным судом. Правда, здесь, как отмечает Г. Федотов, «мысль о душе скупого богача или собственной братии выступает рельефнее, чем сострадание бедняку».

Старец Серафим Саровский призывал делать добро, считая это важнейшим средством достижения цели истинного христианина — обретения Царствия Небесного: «Истинная же цель жизни нашей христианской состоит в стяжании Святого Духа Божьего ... всякое Христа ради делаемое доброе дело суть средства для стяжания Святого Духа Божьего ... лишь только ради Христа делаемое доброе дело приносит нам плоды Святого Духа... Доброе дело иначе нельзя назвать как собиранием, ибо, хотя оно и не ради Христа делается, однако же добро». В этой последней фразе выражена самая глубинная сущность милосердия и доброты человеческой вне зависимости от религиозности: это приобретение самого человека (собирание), его духовное богатство, ценности, так как, делая бескорыстно другому человеку добро, он достигает блага для своей души. Основная же доктрина христианской этики заключается в достижении мира в себе и вокруг себя, т. е. духовное совершенствование самого себя и мира вокруг себя, что может быть достигнуто не только молитвами и скрупулезным выполнением обрядов, но и в первую очередь добротой, милосердием, честностью, добросовестным трудом.

Феофан Затворник, рассматривая сущность духовной жизни, говорит, что в деятельной ее части «от действия духа является желание и производство бескорыстных дел или добродетелей, или даже выше — стремление стать добродетельною», причем душа человека добродетельного совершает добрые дела не потому, что они полезны, а потому, что они «хороши, добры и справедливы». [7, с. 38] «Смотрите на небо и всякий шаг вашей жизни так соразмеряйте, чтоб он был ступанием туда», — эти слова повторяют основную идею православной этики, высказывавшуюся ранее в трудах других подвижников и богословов. Речь идет о необходимости заботиться прежде всего о своей душе, о мире и гармонии в ней, а также о том, чтобы именно в связи с заботой о собственной душе помогать ближнему: «Цель — блаженная жизнь за гробом; средства — дела по заповедям, исполнения которых требуют все случаи жизни».

Рассматривая этику православной любви к ближнему в целом, можно отметить, что ее основа — забота в первую очередь о собственной душе, ее совершенствовании. Целью православной религиозной морали являлось воспитание человека добродетельного, милосердного, совестливого, скромного, уважающего людей и верящего в возможность совершенствования своей души, мира и людей. Именно беспокойство о собственной душе требует от православного христианина оказания помощи ближнему, проявления заботы о нем, свершения добрых дел. В связи с этим обстоятельством нищий полезен богатому — он дает ему возможность свершать добрые, богоугодные дела, без которых невозможно обрести рай.

Распространившийся в XVI веке «Домострой» затрагивает вопросы нравственности личности и содержит определенные требования, в том числе и требование участвовать в благотворительности. Человек должен не только соблюдать основные заповеди христианской религии, т. е. не красть, не клеветать, не лгать, но и быть «...к убогим приветну и милостиву...». Моральные нормы и предписания «Домостроя», таким образом, во многом заимствованы из более ранних источников — Нового Завета, «Поучения Владимира Мономаха», сборников «Пчела» и «Златоуст» и других и являются продолжением и развитием сложившихся в древности славянских этических обычаев и традиций в отношении помощи и взаимопомощи. Этика помощи ближнему на Руси свидетельствует об уважении к людям, самоуважении и достоинстве россиян.

В годы реформ Петра I и позднее выходит в свет большое количество светских кодексов поведения, которые содержат нормы как этики, так и этикета, не разделяемых по содержанию. Большинство изложенных в них правил относится не к какой-либо определенной категории лиц (например, к друзьям, родственникам и т. п.), а ко всем людям независимо от их сословия и носит всеобщий характер. Очень важным в отношениях с людьми считается «оказание почтения всякому человеку вообще, какого бы кто племени, веры и закона не был...он есть ближний твой».

Так, например, «Юности честное зерцало» требует от молодого человека скромности, учтивости, вежливости, свидетельствующих о проявлении уважения к другому человеку. А благородным девицам следует «стараться находить в людях больше хороших качеств и поступков, чем дурных, быть терпимыми и снисходительными», считать своим долгом «защищать невинность и даже виновных несколько извинять, а не увеличивать их слабости, и бескорыстно заступаться за отсутствующих, поносимых и оклеветанных».

Светские этические кодексы подчеркивают необходимость проявлять сочувствие к человеку, оказавшемуся в беде: «кто берет участие в горестях ближних своих, тот заставляет себя любить, а кто безжалостен, тот не может наслаждаться именем друга человечества...». К «благотворению, вежливости, состраданию и любви ближнего», украшающим человека, призывает и «Путь к благонравию», вышедший в Москве в конце XVIII века.

Следуя традициям этических поучений наиболее почитаемых в России святых, светского этического кодекса, каким являлся «Домострой», более поздним кодексам XVIII и XIX веков, русские люди видели свой моральный долг в помощи ближним. Многие светские лица, в том числе и канонизированные после смерти, славились при жизни своим милосердием и состраданием к неимущим. Таковыми были Юлиания Лазаревская (Муромская), У. У. Осорьина, Ф. П. Гааз, Ф. М. Ртищев, В. Ф. Соллогуб, В. Ф. Одоевский и многие другие; они не только оказывали частную помощь нуждающимся в ней, но и своим примером побуждали к благотворению других.

Этика помощи нуждающимся находит свое дальнейшее развитие в работах русских философов.

Так, например, И. Брянчанинов, осуждая рассеянный образ жизни, ссылается на святых отцов, которые признают ее началом всех зол. По его мнению, рассеянность не является таким уж безобидным качеством. Она нетерпима по многим причинам, в том числе и потому, что «рассеянный человек чужд любви к ближнему: равнодушно смотрит он на бедствие человеков и легко возлагает на них бремена неудобоносимые», что дает право называть его уже не рассеянным, а немилосердным, в то время как внимательность с легкомыслием и жестокостью несовместима.

Большинство известных российских философов, сами будучи верующими людьми, связывали свои этические понятия, в том числе и понятия, относящиеся к помощи неимущим, с православием как основой мировоззрения большинства своих сограждан. П. Я. Чаадаев в письмах говорит о необходимости «найти такое душевное настроение, мягкое и простое, которое бы сумело без усилий сочетать со всеми действиями разума, со всеми сердечными эмоциями идею истины и добра», причем самый простой путь для этого — положиться целиком на религиозное чувство верующего, поскольку православие несет в себе огромный потенциал гуманизма и милосердия. Через благотворение, отмечает мыслитель, обретается надежда на нравственное совершенствование самого благотворителя, поскольку «.. .как бы ни было пламенно наше стремление действовать для общего блага, это воображаемое нами отвлеченное благо есть лишь то, чего мы желаем для самих себя, а устранить себя вполне нам никогда не удается: в том, что мы желаем для других, мы всегда учитываем собственное благо. И потому высший разум, выражая свой закон на языке человека, снисходя к нашей слабой природе, предписал нам только одно: поступать с другими так, как мы желаем, чтобы поступали с нами». Будучи личностью глубоко чувствующей несправедливость, П. Я. Чаадаев говорит об альтруистическом сознании и поведении как основе человеческого счастья: «прочь себялюбие, прочь эгоизм. Они-то и убивают счастье. Жить для других значит жить для себя. Доброжелательность, бесконечная любовь к себе подобным — вот, поверьте мне, истинное блаженство; иного нет... вы хотите быть счастливыми? Так думайте как можно меньше о собственном благополучии, заботьтесь о чужом...» Человек, заботящийся только о собственном благополучии, не оказывающий помощи и поддержки своему ближнему, по мнению П. Я. Чаадаева, мертв — мертва его душа. [8, с. 452]

Н. Г. Чернышевский связывал стремление человека делать добро, приносить пользу с его естественным стремлением к наслаждению: это «...предписывается просто рассудком, здравым смыслом, потребностью наслаждения; эта цель — добро. Расчетливы только добрые поступки; рассудителен только тот, кто добр и ровно настолько, насколько добр. ...Если он полезен людям качествами своего собственного организма, по своим душевным качествам... то он не может перестать делать пользу людям...». Н. Г. Чернышевский считает стремление человека к нравственному совершенствованию, использованию своих духовных качеств во благо людей естественным и наиболее прочным, долговечным и надежным в отношении добра и блага, приносимого окружающим и самому себе. Даже богатство, употребляемое во благо окружающих, не может принести такого блага, как духовные качества личности, которые непреходящи: человек добрый не может не быть добрым, и это — основа его поведения и деятельности, его взаимоотношений с окружающими. Делать добро окружающим, помогать людям — рационально, это согласуется со здравым смыслом и отвечает естественным потребностям человека, а поэтому естественно для него, как качество, обусловленное природой человека и закрепленное историческим и социальным опытом поколений миллионов людей.

О естественности добротоделания, необходимости взаимопомощи говорит П. Л. Лавров: «...изучай же свою действительную пользу; уменьшай страдания около себя и в себе: это тебе всего полезнее». При этом он отмечает, что лишь немногие следуют принципам нравственности и справедливости — некоторые по непониманию пользы добра, а часть людей вследствие того, что не имеют возможности по скудости достатка принимать участие в судьбе ближних. Это, по мнению П. Л. Лаврова, неизмеримо повышает цену общественного прогресса, который способствует развитию духовности и милосердия, приносимым в жертву борьбе за существование.

Н. К. Михайловский в «Записках профана» критически осмысливает тезис Геккеля о том, что общество тем совершеннее, чем однороднее, проще и зависимее друг от друга его члены, причем эта зависимость основывается не только на общественном разделении труда. Зависимость имеет еще и социальные корни: личность в социуме зависима уже вследствие того, что она существует в нем и, следовательно, должна подчиняться тем правилам, которые общество устанавливает. Однако, по мысли Михайловского справедливая для животного мира, связь совершенства целого и несовершенства его частей (т. е. индивидов, входящих в сообщество), становится не столь четкой применительно к миру человека — чем совершеннее личности, составляющие общество, тем совершеннее само общество. Отсюда Н. К. Михайловский делает вывод о необходимости постоянного самосовершенствования для каждого человека и оказания помощи ближнему в его совершенствовании. Однако это совершенствование невозможно без борьбы личности с таким обществом, которое стремится к нивелированию личностных качеств, уничтожению индивидуальности, поскольку назначение общества — служить интересам личности.

Во взглядах Н. К. Михайловского человек признается высшей ценностью общества — именно поэтому общество должно служить человеку. Однако и человек призван служить обществу: служа обществу, он служит людям, человечеству. Не «простота» и «одинаковость» членов общества, а, напротив, их совершенство и совершенствование являются задатками лучшего будущего.

В. С. Соловьев продолжил традицию многих русских философов, обосновывая точку зрения, согласно которой бессмертие невозможно без нравственного совершенствования личности. Процесс выделения человека из животного мира, преодоления животной сущности происходит в связи со стремлением его не просто жить «по природе», т. е. руководствуясь животными инстинктами, но жить как должно, сообразно совести, которая для человека играет роль закона. Трудность нравственного вопроса, по В. С. Соловьеву, заключается в том, что, во- первых, устанавливаются лишь запреты на то, что делать не следует, но не говорится о том, что делать надо: «...если даже дать ему положительную форму, например: всем помогай, то и здесь нет никакого положительного указания, что же должно делать, чтобы воистину и действительно помочь всем». Во-вторых, исполнение нравственного закона требует от человека постоянной борьбы с самим собой, со своей сущностью, поскольку сознание долга само по себе еще не гарантирует его выполнения. Рамки закона не определяют деятельности человека, стремящегося к совершенству. Недостаточно для человека и нравственности, воспринимаемой формально. Свои действия следует поверять евангельскими заповедями, поскольку только этический закон христианства имеет подлинно нравственную сущность.

В отличие от Н. Г. Чернышевского, В. С. Соловьев считает человека изначально греховным (в силу его биологической, животной природы), однако убежден, что, обращаясь к Божьей помощи, человек может преодолеть свою натуру. Мир погряз во зле, и только отрекаясь от собственной воли и положившись на волю Божью, человек может стать добрее и совершеннее. Это — подвиг, который личность должна совершить осознанно. Вера в Бога, по мнению Соловьева, — это и есть вера в добро, в справедливость, которой не дает ни природа, ни разум.

Таким образом, этические традиции благотворительности русского народа уходят корнями в воззрения древних славян, труды православных богословов и светских философов, причем в своей сущностной основе подходы и тех, и других не противоречат друг другу. Традиции христианской этики, развиваемые в течение столетий и распространяемые православными просветителями находили отклики в самых различных слоях населения и впоследствии оказали огромное влияние на этические и философские труды светских ученых, на творчество литераторов.