Поездка в Саудовскую Аравию: некоторые размышления

Конечно же, встреча с  государственным министром по вопросам внешних сношений Низаром бен Убейдом Мадани была явлением исключительным, доказывавшим (ролью этого человека в сфере саудовской внешней политики) серьезную заинтересованность саудовской стороны в развитии отношений с Россией. Министр был конкретен. Он считал вполне вероятным, что в некоем обозримом будущем структура саудовского министерства иностранных дел может быть изменена — в нем может появиться отдел России и стран СНГ (но, равным образом, стоит вопрос и о Китае и Японии), что станет показателем внимания королевства к развитию отношений с государствами постсоветского геополитического пространства. Министр считает, что возможные изменения в структуре министерства приведут к расширению саудовского дипломатического представительства в границах этого пространства, включив, в частности, «немусульманские» государства — Украину, Белоруссию и закавказские Грузию и Армению.

Но меня интересовал и  вопрос о саудовско-израильских отношениях. Я ставил его, отмечая, что Саудовская Аравия уже выступила инициатором разработки общеарабского подхода к урегулированию ближневосточного конфликта, вступила в ряды Всемирной торговой организации и, наконец, ближайшие соседи королевства, некоторые страны — члены Совета сотрудничества арабских государств Залива, ведущим участником которого является Саудовская Аравия, имеют те или иные формы контактов с еврейским государством. Собственно, к тому, чтобы задать этот вопрос, меня подтолкнул висевший в комнате ожидания протокольного отдела министерства большой американский плакат с изображением флагов государств мира, включая флаг Израиля. Низар бен Убейд Мадани вновь был четок, он отметил, что неизменность содержания основных принципов саудовской внешней политики вовсе не означает, что формы применения этих принципов не могут меняться. Тем не менее отношения с Израилем — особый случай. Саудовская Аравия ни в коей мере не намерена диктовать своим соседям условия, определяющие их внешнеполитический курс, включая отношения со второй стороной ближневосточного конфликта. Тем не менее ее собственная линия будет определяться тем, насколько справедливо будет решаться палестино-израильский конфликт и, в частности, его наиболее принципиальные аспекты — Иерусалим и проблема палестинских беженцев.

В последний день пребывания в Эр-Рияде я выступил с лекцией  в Институте дипломатических  исследований. Тема лекции: «Саудовская  внешняя политика: принципы и приоритеты». Для этого выступления был  важный повод: Институт дипломатических  исследований издал мою и Е.С. Мелкумян работу «Эволюция саудовской внешней политики: от создания государства до начала эпохи реформ», представляющую расширенный и переработанный вариант изданной в 2003 г. Институтом Ближнего Востока (в то время Институтом изучения Израиля и Ближнего Востока) нашей книги «Внешняя политика Саудовской Аравии. Приоритеты, направления, процесс принятия решения». Во многом эта лекция была посвящена не только изложению основных положений этой книги, но и рассказу об отечественных исследованиях, связанных с Саудовской Аравией, как в советское, так и в российское время. Лекция была открытой, Институт дипломатических исследований заранее поставил в известность о ее проведении заинтересованные саудовские учреждения, эр-риядские университетские центры и некоторые иностранные посольства.

Конечно же, после окончания  лекции мне задавали вопросы. Их было много. Разумеется, эти вопросы были для меня ожидаемы, поскольку, выделив  в лекции проблему деятельности саудовских благотворительных фондов, как и  их дипломатического оформления, на постсоветском  и постюгославском пространстве, я в определенном смысле определил их основное содержание. Вместе с тем я сделал это намеренно, поскольку мне было важно убедиться в том, насколько более широкий (чем в ходе дискуссии) состав аудитории подтвердит мое уже сложившееся мнение о том, что саудовская сторона испытывает желание дистанцироваться от преимущественной опоры на исламский фактор в ее отношениях с Россией. Вопросы, задававшиеся мне слушателями, вновь убедили меня в том, что эта тенденция действительно существует, — некоторые из комментариев к тому, о чем я говорил, стали тому доказательством.

Но мне понравилось  и другое обстоятельство: некоторые  саудовские коллеги сказали мне, что им хотелось бы, чтобы работы российских исследователей (мои и  Е.С. Мелкумян в том числе) были более критичны в отношении внешнеполитического курса их страны. Со своей стороны, я вовсе не считаю, что изданная в Эр-Рияде нашу книгу даже в ближайшем приближении можно считать панегириком. Вопрос заключается в другом — по их словам, внешняя точка зрения (тем более что она принадлежит людям, способным знакомиться с основными документами Саудовской Аравии на языке оригинала) позволит им лучше понять и оценить (в направлении пересмотра и коррекции) то, что им самим уже давно кажется привычным и устоявшимся и в силу этого полностью приемлемой и окончательной данностью.

Но вернусь к тому, о  чем я говорил в самом начале. Я с сожалением должен констатировать, что уровень российско-саудовских отношений минимален. Это относится  как к политической сфере двусторонних связей, так и к экономическим  контактам между обоими государствами (нынешний российско-саудовский товарооборот даже ниже, чем в советское время, когда между Москвой и Эр-Риядом отсутствовали дипломатические  отношения). В обеих странах практически  не знают культуры и истории другой страны. Однако при этом и в российской, и в саудовской столице отдают себе отчет в важности развития двусторонних отношений (для российской стороны  ни в коей мере не в ущерб отношений  с другими странами арабского  мира) в силу роли и места и  России, и Саудовской Аравии в системе  международных и региональных отношений.

Саудовские коллеги говорили мне в частных разговорах, что  обе страны (хотя и прокламируют необходимость углубления взаимных контактов) все еще плохо знают, что они хотят друг от друга. И  я с ними соглашался. Но про себя я думал не о саудовском государстве, а о собственной стране, о том, почему она все еще не знает, что  ей нужно от ведущего актора межарабских, ближневосточных и (разумеется) международных связей. В конечном итоге, как мне кажется, в Саудовской Аравии поймут, чем значима для королевства Россия. И, видимо, это случится раньше, чем в России.

Скорее всего, это произойдет потому, что Саудовская Аравия уже  слишком давно реальный член международного сообщества (пусть даже и вынужденный  сегодня по-новому определять свое положение в его рядах). Как скоро адекватное место займет в нем Россия? Это произойдет и потому, что в Саудовской Аравии гораздо последовательнее, чем в моей собственной стране, происходит процесс определения национальной идентичности, национальных интересов и, соответственно, роли в международных делах. Это также произойдет потому, что там не испытывают каких-либо серьезных комплексов в отношении окружающего мира (и считают, что Соединенные Штаты были и остаются стратегическим партнером королевства). Более того, там уже существует реальный «средний класс». Но главное — потому, что там отсутствует бесконечное многообразие конкурирующих между собой внутренних «центров силы», некоторые из которых все еще хотели бы видеть Ближний и Средний Восток в качестве поля противостояния с Западом. В конце концов, недаром же в ходе одной из частных бесед мне был задан простой вопрос: «Если вы желаете развивать отношения с нами, то почему некоторые круги в вашей стране столь яростно стремились развивать отношения с Ираком, а сейчас упорно поддерживают ядерную программу Ирана, ведь обе эти страны опасны для нас и для безопасности Залива?» Конечно же, я ответил на него. Но мне самому (что для меня важнее), а не только моему собеседнику этот ответ показался уклончивым и неискренним.