Уголовная ответственность за экономические преступления

Законодатель имеет весьма широкие полномочия, однако он не может произвольно приписывать случайным связям свойство причинности. Поэтому обоснованность конструирования "искусственных" материальных составов вызывает серьезные сомнения. Однако лишь в одном случае законодатель отказался от такого решения. Часть 2 ст. 183 УК в первоначальной редакции предусматривала ответственность за разглашение и использование коммерческой или банковской тайны при условии причинения крупного ущерба. Федеральный закон от 7 августа 2001 г.[18] сформулировал основной состав этого преступления как формальный (причинение крупного ущерба является лишь квалифицирующим признаком).

Другая особенность объективной стороны хозяйственных преступлений - малая степень определенности ее признаков в уголовном законе. Речь идет не только об обилии оценочных признаков и бланкетных диспозиций, но и о размытости, нечеткости многих хозяйственно-правовых категорий, используемых в определении признаков объективной стороны хозяйственного преступления. Такая неопределенность вполне приемлема для хозяйственного права, многие институты которого находятся в стадии становления, а многие нормы при их применении требуют разумной гибкости с учетом многообразия и сложности отношений, складывающихся в хозяйственном обороте. Совершенно неприемлема такая неопределенность применительно к признакам состава преступления. В качестве примера можно привести "предпринимательство" в составе незаконного предпринимательства. Само по себе "предпринимательство" при определенном масштабе деятельности и несоблюдении некоторых формальностей закон рассматривает в качестве преступления. Однако определение предпринимательской деятельности, данное в ГК РФ, допускает разные толкования, причем единообразного толкования нет ни в научной литературе, ни в юридической практике. Еще больше проблем возникает с "терминами", в хозяйственном праве и естественном русском языке вовсе никак не определенными (напр., "профессиональные спортивные соревнования" и "зрелищные коммерческие конкурсы" в ст. 184 УК).

В правоведении слабая определенность признаков хозяйственных преступлений обычно рассматривается в связи с принципом nullum crimen, nula poena sine lege. В этом контексте удачным представляется решение, предложенное германскими правоведами. Суть этого решения в том, что, пока не установилось единообразное толкование признаков, допускающих различное толкование, признаки эти должны толковаться наиболее благоприятным для обвиняемого образом[19]. Это правило нельзя смешивать с процессуальным "все неустранимые сомнения толкуются в пользу обвиняемого". Процессуальное правило действует исключительно в доказательственной сфере, и действие его ограничено вопросами факта. Оно неприемлемо при разрешении вопросов права. При устранении сомнений относительно вопросов права сомнения разрешаются не в пользу обвиняемого, а в пользу правильного толкования закона. И только в той ситуации, когда однозначное толкование закона не сложилось в юридической практике и невозможно путем допустимых методов толкования, и при условии, что это сомнение относится к самой противоправности деяния (а, напр., не к размеру наказания), суду следует толковать закон наиболее благоприятным для обвиняемого образом. В хозяйственной сфере такое решение необходимо в связи с обилием деяний mala prohibita. Нельзя наказывать человека за нарушение запрета, если опасность деяния вытекает исключительно из его противоправности (т.е. существует в силу существования этого запрета), а вопрос о противоправности содеянного неясен. Законодатель всегда может изложить свой запрет более определенно.

Возможен и другой подход к решению этого вопроса. Есть мнение, что неопределенность признаков хозяйственных преступлений является результатом осознанной политики законодателя, который намерен наиболее полным образом охватить все необходимые случаи, исключить пробелы в законе и возможность его преднамеренного обхода. Такая точка зрения представляется оправданной лишь в той мере, в которой выводы, из нее следующие, не противоречат принципам уголовного права. Кроме того, следует учитывать, что подобная законодательная политика в правоприменительной практике может привести к прямо противоположным решениям: напр., слабо определенный в законе запрет может в практике быть истолкован чрезмерно узко.

1.2. Субъект и субъективная сторона преступлений в сфере предпринимательской деятельности

В последнее время теоретики и практики довольно активно обсуждают различные проблемы, связанные с субъективной стороной преступления, ее роль для уголовно-правовой квалификации. Действительно, субъективная сторона, включающая в себя наряду с виной мотив и цель преступления, имеет существенное значение для квалификации преступлений. Как показывает изучение правоприменительной практики, в особенности это касается преступлений, ответственность за которые предусмотрена главой 22 УК "Преступления в сфере экономической деятельности".

Основные составы экономических преступлений предполагают только с умыслом. Преступления с формальным составом совершаются с прямым умыслом, а с материальным - как с прямым, так и с косвенным, если в статье Особенной части нет указания на цель деяния как на криминообразующий признак. Почти половина преступлений в сфере экономической деятельности имеет материальный состав: основной либо квалифицированный.

Некоторые составы преступлений (ст. ст. 169, 183, 195 УК) включают в качестве квалифицирующего признака тяжкие последствия в виде крупного ущерба. Для вменения этого преступления суд обязан доказать наличие в деянии лица всех обязательных признаков как основного состава, так и наступивших последствий в виде крупного ущерба. И здесь возникает вопрос о том, можно ли говорить о неосторожной вине при квалификации преступлений данной группы (т.е. при наличии крупного ущерба).

Согласно ч. 2 ст. 24 УК РФ деяние, совершенное только по неосторожности, признается преступлением лишь в случае, когда это специально предусмотрено соответствующей статьей Особенной части. В статьях главы 22 УК РФ нет указаний на неосторожную форму вины. Однако в ст. 27 УК определено, что если умышленным преступлением причиняются тяжкие последствия, которые по закону влекут более строгое наказание и которые не охватывались умыслом лица, уголовная ответственность за такие последствия наступает только в случае, если лицо предвидело возможность их наступления, но без достаточных к тому оснований самонадеянно рассчитывало на их предотвращение, или в случае, если лицо не предвидело, но должно и могло было предвидеть возможность наступления этих последствий. В целом такое преступление признается совершенным умышленно. Поскольку преступление с двумя формами вины подразумевает, что неосторожная вина может быть установлена только по отношению к квалифицирующим последствиям, сочетания этих форм вины могут существовать в квалифицированных составах.

Таким образом, если наступление тяжких последствий (в нашем случае - крупного ущерба) не охватывается умыслом, а норма уголовного закона, содержащая понятие преступления, предполагает две формы вины, допускает признание в указанных случаях преступления умышленным, возможно признание преступными тех деяний, где крупный ущерб является квалифицирующим обстоятельством и по отношению к нему у лица имелось неосторожное отношение.

Для примера рассмотрим ст. 169 УК "Воспрепятствование законной предпринимательской или иной деятельности". Противоправное поведение должностного лица в этом преступлении может быть выражено по-разному, в том числе и в уклонении от регистрации индивидуального предпринимателя. В этом случае должностное лицо формально не отказывает гражданину в регистрации, но под каким-либо необоснованным предлогом не выполняет возложенные на него обязанности по своевременной регистрации, умышленно ее затягивая. Мотивы такого уклонения для квалификации преступления не имеют значения: субъект может действовать как из корыстных побуждений, так и из мотивов личного характера, например, желая продемонстрировать свою власть над другими людьми или показать свою значимость. Указанные действия совершаются умышленно.

Если в результате этих действий должностного лица, осознающего отсутствие законных оснований для превышения установленных законом сроков регистрации индивидуального предпринимателя, последнему причиняется крупный ущерб (выраженный как в виде реального материального ущерба, так и в виде упущенной выгоды, т.е. неполучении доходов, что более вероятно), деяние следует квалифицировать по ч. 2 ст. 169 УК. В чем выражается вина должностного лица по отношению к наступившим общественно опасным последствиям? Можно ли здесь вести речь о неосторожности или следует доказывать умысел на причинение крупного ущерба?

Уклоняясь от регистрации индивидуального предпринимателя, должностное лицо осознает, что причиняет ему ущерб (в ином случае затягивание процедуры регистрации просто не имеет смысла). Весьма возможно, что чиновнику известно и о возможном размере этого ущерба, например, от потерпевшего. Поэтому должностное лицо предвидит наступление ущерба, но чаще всего не конкретизированного. Для правоприменителя важно в этом случае установить: желает или сознательно допускает должностное лицо наступление именно крупного ущерба, легкомысленно к этому относится либо без достаточных к тому оснований самонадеянно рассчитывает на предотвращение такого последствия.

По мнению ряда авторов, в преступлениях, совершенных должностным лицом, за исключением халатности, неосторожная вина применительно и к самому деянию, и к последствиям невозможна[20]. Однако в рассматриваемом случае мы видим иное: по отношению к возможно причиняемому крупному ущербу вина может быть и неосторожной. Она также может быть выражена в виде косвенного неопределенного, или неконкретизированного, умысла.

Трудность в определении умысла к этому последствию возникает во многом потому, что крупный ущерб является оценочной категорией. Поэтому правоприменитель в каждом случае решает, является ли причиненный ущерб крупным или не является. В оценку входит не только сама сумма материального ущерба, размер упущенной выгоды, но и финансовое положение потерпевшего - индивидуального предпринимателя. Другими словами, понятие "крупный ущерб" не имеет четко выраженных критериев, и, следовательно, последствие в виде крупного ущерба можно назвать неопределенным или неконкретизированным.

Учитывая устоявшуюся в доктрине точку зрения, согласно которой неопределенный умысел является косвенным, мы приходим к выводу о том, что при совершении должностным лицом преступления с неопределенным умыслом на причинение крупного ущерба и при том, что такой ущерб не наступил, должностное лицо не может быть привлечено к ответственности по ч. 2 ст. 169 УК, поскольку его действия охватываются ч. 1 ст. 169.

Это заключение должно быть, однако, сопровождено обязательным указанием на то, что должностное лицо, допуская наступление ущерба, безразлично относилось к тому, будет ли этот ущерб крупным. В ином случае, при отсутствии безразличного отношения, другой будет и квалификация. Так, в ряде норм главы 22 УК РФ содержится упоминание другого оценочного признака - крупного (или особо крупного) размера, который в ряде случаев также характеризует общественно опасное последствие. В отличие от понятия "крупный ущерб" понятие "крупный (особо крупный) размер" точно определено в примечаниях почти ко всем из этих норм, за исключением положений ст. 175 и ст. 186 УК. Более того, крупный ущерб неодинаков для разных преступлений, что связано с особенностями охраняемых отношений.

Поскольку же из приведенных обстоятельств видно, что чем больше виновному удастся укрыть от государства, т.е. чем больше будет размер неперечисленных в бюджет таможенных платежей, тем ему будет выгоднее, получается, что уклонение в крупном размере было желаемым следствием его действий. Поэтому не о желании, а только о допущении последствия в виде непоступления в бюджет средств в крупном размере здесь говорить неправомерно, стало быть, при недостижении неуплаченным платежом крупного размера содеянное должно квалифицироваться как покушение по ст. ст. 30, 194 УК.

Для участия в хозяйственной деятельности предприниматель должен оформить свой правовой статус, т.е. получить право на осуществление предпринимательской деятельности.

В ч. 1 ст. 8 и ч. 1 ст. 34 Конституции РФ закреплен принцип свободы экономической деятельности. Поскольку предпринимательство является разновидностью экономической деятельности, то и свободу предпринимательства следует рассматривать как разновидность свободы экономической деятельности. Следовательно, конституционные положения о такой деятельности распространяются и на предпринимательские отношения.

В Конституции РФ свобода предпринимательства отнесена к правам и свободам человека и гражданина (гл. 2). В смысле принадлежности этого права каждому человеку Конституция РФ считает его субъективным правом. Оно возникает непосредственно из закона и реализуется в правоотношениях общего типа, которые возникают между государством и носителем такого права.

Однако в Конституции не отрицается и категория правоспособности. Так, в ст. 60 говорится о возможности для граждан РФ самостоятельно осуществлять свои права в полном объеме с 18 лет (общая дееспособность). Поскольку дееспособность не может существовать без правоспособности, то косвенно в этой статье речь идет и о последней категории. Одним из элементов правоспособности необходимо признать такую стадию субъективного права на предпринимательскую деятельность, как абстрактная возможность приобрести статус предпринимателя. Следовательно, в Конституции РФ субъективное право на предпринимательскую деятельность рассматривается в качестве элемента правоспособности субъекта права.

В гражданском законодательстве условия и порядок приобретения предпринимательского статуса поставлены в зависимость от правовой формы деятельности будущего предпринимателя (с образованием юридического лица или без такового).

Применительно к индивидуальным предпринимателям в ст. 18 ГК РФ право на предпринимательскую деятельность рассматривается как элемент правоспособности гражданина. Это означает, что с момента рождения любой гражданин обладает абстрактной возможностью иметь гражданские права и нести обязанности в сфере предпринимательства. Следовательно, в стадии правоспособности право на предпринимательскую деятельность не рассматривается как субъективное право, и ему не корреспондируют конкретные обязанности определенных лиц.

Таким образом, правоспособность в сфере предпринимательства возникает с момента рождения гражданина. Несмотря на прямое указание ст. ст. 17 - 18 ГК, иногда считается, что право на предпринимательскую деятельность как элемент правоспособности возникает не с момента рождения, а при достижении определенного возраста. Однако правоспособность как юридическое качество лица не зависит от возраста и присуща всем гражданам независимо от социальных, физических, экономических или психических особенностей.

Правоспособность очерчивает круг возможных субъективных прав и юридических обязанностей будущего предпринимателя, но самостоятельно действовать в соответствии с ними он может лишь при наличии дееспособности. На основании п. 1 ст. 21 ГК полная гражданская дееспособность возникает по достижении гражданином восемнадцатилетнего возраста. Именно на эту статью обычно ссылаются для обоснования того, что гражданин вправе заниматься предпринимательской деятельностью с 18 лет. В других случаях указывают на два исключения: 1) п. 2 ст. 21 ГК, предоставляющий возможность гражданину, не достигшему 18 лет, приобрести полную дееспособность со времени вступления в брак (для случаев, когда законом допускается вступление в брак ранее 18 лет); 2) п. 1 ст. 27 ГК, допускающий возможность объявления в порядке эмансипации несовершеннолетнего, достигшего шестнадцати лет, полностью дееспособным по решению органа опеки и попечительства или суда.