Понятие и классификация преступлений в Японии

    Противоправность. Для японской доктрины «противоправность» - это отсутствие «оснований исключения противоправности», то есть, в нашем представлении, обстоятельств, исключающих уголовную ответственность. Здесь мы кратко останавливаемся и на этих обстоятельствах, дабы не нарушать целостности изложения японской концепции, однако далее вернемся к ним в самостоятельном разделе, следуя схеме изложения, устоявшейся в российской юридической литературе и принятой в настоящей коллективной работе.

    Как указывают Сугияма и Вати, «вторым  условием образования преступления является противоправность. Для образования преступления необходимо, чтобы деяние подпадало под состав преступления и было действительно противоправным». Авторы потому подчеркивают необходимость того, чтобы деяние было «действительно» противоправным, что далее они касаются случаев противоправности, носящей лишь формальный характер. «Противоправность предполагает социально вредное деяние (еще одно свидетельство признания японской доктриной общественной опасности деяния в качестве признака преступления - В.Е.), а поскольку составы преступления типологизируют деяния, по сути своей являющиеся социально вредными, то считается, что деяние, подпадающее под состав преступления, обязательно имеет качество противоправности. Однако среди деяний, в которых можно в высшей степени предполагать противоправность (деяния, в общем противоправные) и которые формально подпадают под состав преступления, есть такие, которые утрачивают противоправность. Например, действия врача во время операции формально подпадают под положения статьи 204 УК о преступлении нанесения телесных повреждений, но в действительности эти действия социально полезны и поэтому утрачивают противоправность и не образуют преступления. Основания, выступающие в таких случаях, называются основаниями исключения противоправности. Исключение противоправности не обязательно присутствует только в тех случаях, когда оно ясно предписано в законе (наднормативные основания исключения противоправности)»¹⁴. К тому, что авторы называют наднормативными основаниями исключения противоправности, мы вернемся в разделе об обстоятельствах, исключающих уголовную ответственность.

В связи  с проблемой формальной противоправности при отсутствии таковой по существу Сугияма и Вати рассматривают  вопрос о «противоправности, позволяющей  наказание», то есть о достаточности  степени нанесенного ущерба. «Существует  концепция, - пишут они, -рассматривающая деяние, формально подпадающее под состав преступления, и отрицающая наличие в нем противоправности на том основании, что в этом деянии нет действительной противоправности в той степени, в какой это предполагает состав преступления. Эта проблема возникает, например, в уголовных делах с незначительным ущербом, в делах, связанных с трудовыми конфликтами, общественной безопасностью и т.п. Согласно этой концепции, для образования преступления противоправность должна иметь такую степень, которая позволяла бы налагать наказание за данное преступление. Особенностью этой концепции является представление об относительности противоправности, признание категории относительности в отличие от общего понимания противоправности. Среди решений нижестоящих судив много таких, в которых признается отсутствие состава преступления на основе концепции противоправности, позволяющей наказание. Однако Верховный суд весьма строг в выработке критериев для подобных оценок»¹⁵.

    Ответственность. Это институт анализируется здесь в рамках учения японской доктрины о признаках преступления, однако далее мы вернемся к нему в разделах об основаниях уголовной ответственности и о субъекте преступления, следуя схеме изложения, устоявшейся в российской юридической литературе и принятой в настоящей коллективной работе.

    Как отмечалось выше, в японской доктрине раскрытие категории «ответственности»  начинается с понятия «ответственности», а основное содержание дальнейшего  анализа состоит в исследовании «условий ответственности», которыми являются «способность нести ответственность», «умысел как элемент ответственности» и «неосторожность как элемент ответственности», «возможность рассчитывать» (на выбор лицом законного варианта поведения).

    Под «возможностью рассчитывать» понимается обстоятельство, состоящее в том, что «деятель в момент совершения преступления находился в таких условиях, при которых можно было рассчитывать на выбор им правомерного способа действий, но он, тем не менее, совершил противоправное деяние»¹⁶.

    Японская  доктрина говорит об обязательности наличия ответственности для квалификации деяния как преступного, центральное место в ответственности отводит возможности порицания в юридическом смысле, считает порицаемым волевое решение совершить преступное деяние, видит в институте ответственности инструмент регулирования психологической сферы человека, придает возможности порицания (и ответственности) высокое значение как второму «великому принципу» уголовного права.

    Подробно  комментируют институт ответственности  Сугияма и Вати. По их словам, «даже если деяние подпадает под состав преступления и является противоправным, еще не образуется преступление, за которое может быть назначено наказание. Преступление впервые образуется тогда, когда становится возможным правовое порицание деятеля за то, что он совершил это деяние. Возможность порицания этого деятеля называется ответственностью (сэкинин), наличие ответственности (юсэкисэй) является третьим условием образования преступления. Возможность правового порицания по своему содержанию означает, что деятель юридически порицается за то, что он принял твердое волевое решение совершить преступление. Уголовное право, предупреждая о том, что некоторые деяния запрещены и нарушившим этот запрет лицам будут назначены наказания, таким предупреждением стремится контролировать психологическую деятельность людей; оно порицает то, что деятель при совершении преступного деяния твердо шел по противоправному пути, хотя мог избрать для себя поведение, соответствующее закону. Концепция, согласно которой возможность правового порицания есть условие наказания, называется принципом ответственности; этот принцип наряду с принципом «нет преступления и нет наказания без указания в законе» является великим принципом уголовного права нового времени. Он означает, что при полном отсутствии возможности порицания деятеля ответственности деятеля нет, и преступление не образуется. Суть этого принципа в том, что «если нет ответственности, нет и уголовного наказания». В качестве элементов, обосновывающих возможность правового порицания, рассматриваются, во-первых, возможность понесения ответственности (сэкинин норёку) и, во-вторых, умысел и неосторожность»¹⁷.

    Полным  признанием японской доктрины и правоприменительной  практики пользуется принцип субъективного  вменения. Так, используется термин «индивидуальная ответственность» (кодзинтэки сэкинин), означающий, что «ответственность может быть признана в отношении данного деятеля только в связи с его индивидуальным деянием»¹⁸. В книге семинара Васэда говорится о существовании термина «сэкинин» (ответственность) в двух значениях: в «индивидуальном», когда наличие «сэкинин» может быть признано в отношении данного деятеля только в связи с его индивидуальным деянием, и в «субъективном», когда порицание возможно лишь в том случае, когда деятель обладает способностью понести уголовную ответственность и совершил деяние по прямому умыслу или неосторожности¹⁹.

    Классификация. В доктрине категорию преступления определяют по следующим критериям: по связи уголовного действия с субъектом (связано или не связано с личным положением); по форме и смыслу действий (фактическое, формальное, финальное, оно же отягощенное, соединенное, поведенческое, наносящее ущерб, представляющее опасность); по взаимосвязи основных и скорректированных типов преступных действий (завершенное, незавершенное, предпринятое одним лицом или при соучастии); по форме вины (умышленное и неосторожное); по степени тяжести (тяжкое, не тяжкое, полицейский деликт); по генезису криминализации («естественное» и «установленное законом»); по характеру посягательств на правовое благо, когда «в качестве господствующего варианта применяется разделение на преступления против правовых благ государственного, общественного и личного характера»²⁰.

    Классификация по характеру и степени общественной опасности или по степени тяжести не оговорена в самом УК, однако практически унаследовано разделение, существовавшее в прежнем УК, где критерием были назначаемые наказания. Закон о введении УК в действие (закон № 29 от 1908 г.) сохранил имевшееся в прежнем УК разделение на тяжкие (дзюдзай) и нетяжкие (кэйдзай) преступления, что же касается имевшейся в прежнем УК категории полицейских деликтов (икэйдзай), то закон № 29 приравнял к этой категории преступления, за которые предусмотрены наказания в виде уголовного ареста (корю) и малого уголовного штрафа (каре), применительно к иным законам, кроме УК, причем и в самом УК предусмотрены особые положения относительно преступлений такого рода, а помимо этого в 1948 г. принят Закон о нетяжких преступлениях (кэйхандзай хо), под которыми имеются в виду тридцать четыре состава, наказумые уголовным арестом и малым уголовным штрафом²¹. Существует категория «малозначительных преступлений» (бидзай), используемая при характеристике института разрешения дел на досудебной стадии.

    Уголовное право Японии не содержит четкого определения организованной преступности и уголовно-правовых последствий участия в ней. Принятое в 1990-е годы новое законодательство о борьбе с организованной преступностью предусматривает главным образом административные меры в этой области, хотя и подкрепленные уголовными санкциями. Специальные нормы об ответственности за соответствующую организационную деятельность отсутствуют. Предполагается, что традиционных институтов уголовного права достаточно для того, чтобы точно квалифицировать каждое конкретное деяние каждого члена организованного преступного сообщества - как совершенное индивидуально, так и в соучастии - и назначить за него адекватное наказание.

    Японскими правоведами отмечается продуктивность критерия правового блага как инструмента классификации: «Прежде всего оно (правовое благо - В.Е.) обладает функцией в области категоризации преступлений. На основании таких оценок, как наличие, отсутствие или вероятность ущерба правовому благу, а также способ возникновения ущерба и его опасности, производится категоризация с разделением на действия: несущие реальный ущерб или только его угрозу; реальные и формальные; результативные и чисто поведенческие. Такие критерии, как вид и характер правового блага, позволяют разделить действия против прав общественных и личных, а внутри последних - посягательства на свободу и на имущество»²².

Подчеркивая важность классификации преступлений, японские ученые не считают ее завершенной. С чувством озабоченности они  констатируют, что «важная задача науки уголовного права на сегодняшний день состоит в том, чтобы развивать теорию классификации преступлений, особенно в ее связи с криминализирующими факторами (например: уголовная политика законодателя и уголовная политика исполнителей закона; классификация преступлений на основе связи с правосознанием в обществе; классификация преступлений в связи с политикой общественного спокойствия и социальной политикой»²³.

    Множественность. «Существует проблема, одно или несколько преступлений совершило лицо, и проблема, как наказать его в случае совершения им нескольких преступлений»²⁴. Хотя в уголовном законе и уголовно-правовой доктрине Японии обе названные проблемы зачастую рассматриваются вместе, мы останавливаемся здесь на собственно множественности преступлений, отнеся вопрос о наказании в раздел «Учение о наказании».

    При рассмотрении проблемы множественности  преступлений японское уголовное право  и уголовно-правовая доктрина оперируют  термином «дзайсу», буквально означающим «число (количество) преступлений». Так, когда у Ито говорится, что «число (количество) преступлений называется дзайсу»²⁵, перевести это высказывание на русский язык довольно затруднительно, потому что в термине «дзайсу» первый компонент «дзай» представляет собой первый иероглиф из иероглифического сочетания «хандзай» = «преступление» и сам по себе означает «преступление», а второй компонент «су» есть «число» (количество), причем иероглиф «су» - тот же самый, которым в этом предложении раньше передается понятие числа или количества. То есть при прямом переводе получается, что «число (количество) преступлений называется числом (количеством) преступлений». Однако японцы воспринимают «дзайсу» как самостоятельный термин, и он, как сказано выше, занимает должное место в уголовном праве и уголовно-правовой доктрине.

    Ито говорит читателю о сущности проблемы множественности преступлений, ее важности и сложности: «в связи с количеством  преступлений проблема возникает тогда, когда разрешению подлежат несколько  преступлений, совершенных одним  преступником»; «в юридической практике количество преступлений занимает важное место»; «всё это лишь на первый взгляд выглядит просто, а в действительности представляет собой сложную проблему».

    Сущность  проблемы Ито иллюстрирует несколькими  криминальными сюжетами: «Например, в случае, когда лицо проникло в жилое помещение и похитило какие-то предметы, образуются два преступления - проникновения в жилое помещение и кражи. Если к тому же это лицо совершило убийство потерпевшего, добавляются преступление убийства и преступление разбоя (разбойного нападения, приведшего к смерти потерпевшего?). А как в случае, когда лицо произвело один выстрел из огнестрельного оружия, пуля попала в нескольких человек и трое из них погибли? Образуются ли три преступления убийства?»

    Сложность проблемы автор показывает через ситуацию кажущейся множественности: «Например, даже если в качестве примера привести случай явно единичного преступления убийства, когда лицо произвело выстрел в направлении потерпевшего и последний погиб, после аналитического и теоретического размышления становится ясно, что в рамках произошедшего образуются различные преступления. Говоря конкретно, речь идет о следующем: на стадии подготовки оружия образуется приготовление к убийству, в момент наведения оружия на цель - покушение на убийство, когда пуля вылетела из ствола, приблизилась к телу потерпевшего и создалась опасность - преступление насильственного действия, когда пуля пробила отверстие в одежде потерпевшего -преступление разрушения утвари, в момент касания пулей тела -преступление нанесения телесных повреждений, наконец, в момент смерти потерпевшего - законченное преступление убийства. Вот так в результате всего лишь одного выстрела образуются преступления приготовления к убийству, покушения на убийство, насильственного действия, разрушения утвари, нанесения телесных повреждений и законченное преступление убийства. Однако обычно все они в конце концов считаются одним преступлением - законченным преступлением убийства. Таким образом, картина выглядит так, будто образуется несколько преступлений, однако при определении количества преступлений делается заключение, в котором они все признаются одним преступлением - законченным преступлением убийства»²⁶. Указывая на принятый в Японии способ разрешения обозначенной проблемы, Ито пишет, что «для вывода об одном или нескольких преступлениях критерием служит количество соответствий составам преступления»²⁷, и останавливается на утвердившихся инструментах получения адекватного вывода - институтах «обобщенного единичного преступления» и конкуренции статей закона.