Объект исследования демографической науки

  Последние же, т.е. процессы рождаемости, смертности, а также брачности и разводимости, будучи составными частями воспроизводства населения, и называются демографическими процессами.

  Все прочие мыслимые структуры (составы) населения  являются недемографическими структурами.

  Половая, возрастная, брачная и семейная структура  непосредственно входят в предмет демографии, в то время как все прочие выступают (или могут выступать) лишь как экзогенные переменные (факторы) демографических процессов, оказывающие на них (и на воспроизводство населения в целом) то или иное, но всегда косвенное, не непосредственное воздействие. 
 

2. Депопуляция как объект изучения демографии.

  В начале 70-х гг., когда околонаучная общественность упражнялась в сочинении «страшилок», запугивающих самих себя и обывателей угрозой «перенаселенности мира», Б. Ц. Уралнис заговорил о перспективе, которая вырисовывалась из семи десятилетий сокращения рождаемости в нашей стране и из более чем двухсот лет – в Европе. Для него необходимость возобновления существующего поколения другим поколением, не уступающим ему по численности, являлась неоспоримым выводом демографии – самой точной и математически оснащенной из всех социальных наук.

  В оптимизации демографических процессов, способных в реальных обстоятельствах места и времени отклоняться от эффективной модели возобновления поколений – суть демографического познания и поиска. Эта специфическая для демографии сугубо научная задача не выносилась за скобки исследования, не объявлялась предметом других дисциплин, будь то социология или политология. Исконно демографическое дело – объяснять демографические изменения сквозь призму обеспечения воспроизводства поколений.

  Другими словами, нет никакой «чистой» демографии, стремящейся всего лишь понять и  объяснить причины наблюдаемых  демографических тенденций. Истинная цель демографии – предотвращение катастрофы убыли населения. Определение условий ликвидации такого поворота событий, когда появляется возможность депопуляции, – вот то, что можно назвать настоящим демографическим решением задачи.

  Таким решением является демографическая  теория, объясняющая причины сокращения рождаемости ниже уровня простого возобновления  и предложенная демографами в  качестве основы, для действий по нейтрализации упомянутой возможности депопуляции. Но, к сожалению, это предложение, исходящее от чрезвычайно малочисленного демографического сообщества, оказалось невостребованным, и в итоге ни «возможность», ни саму депопуляцию предотвратить не удалось.

  Что послужило тому виной – преждевременность демографической подсказки, разногласия среди демографов, отсутствие общепринятой оценки депопуляции и, соответственно, необходимого «пиара» угроз, вызванных убылью населения?

  Самая большая трудность, связанная с непониманием причин «плохой демографии» и, соответственно, сути предлагаемых программ демографической политики лежит не в сложности научного определения целей и путей противодействия депопуляции, не в сложности разработки социолого-демографических проектов укрепления среднедетной и многодетной семьи, мощного социально-психологического и экономического поощрения материнства и отцовства, – а в сфере ценностных приоритетов.

  Таким образом, возможность падения рождаемости  до нуля образует не только научную, но и социальную проблему. И теперь политикам, государственным деятелям, да и вообще любым представителям общественности необходимо проявить наряду с интеллектом немалую отвагу и революционную решимость, чтобы выйти за пределы сложившихся ценностных ориентаций, объявляющих поддержку семьи и рождаемости заведомо консервативным и реакционным пережитком «патриархальщины», своеобразным «демографическим фундаментализмом».

  Не  меньше усилий потребуется, чтобы в противостоянии модного индивидуализма и общественного интереса отдать предпочтение последнему, рискуя быть обвиненным в попытке «вмешательства» в личную жизнь сограждан, которое обычно отождествляют с тоталитарными злоупотреблениями пресловутой политики населения. Если говорится о том, что у общества как макросистемы может быть отличающийся от репродуктивных предпочтений отдельных индивидуумов интерес к обеспечению воспроизводства населения, то тут же вас обвинят в нарушении прав человека, в ограничении личной свободы выбора. Ну а если неосторожно высказаться (в связи с пришедшей надолго депопуляцией) о целесообразности стимулирования семей с тремя и более детьми, то сразу вспомнят о государственной нужде в «пушечном мясе».

  Стереотипное  восприятие сложившейся демографической  ситуации как итога долговременной эволюции, фундаментальных закономерностей истории, фатально неотвратимой реальности просочилось в те научные трактаты, где на словах задача демографии состоит в чистом познании, а на деле сводится к тому, чтобы приспособить общество и его институты к исторически новой ситуации.

  Позиция невмешательства в необратимые демографические процессы только кажется позицией «чистой науки», на самом деле это апология низкой рождаемости и депопуляции и довольно-таки воинственная политика борьбы с «несознательной» многодетностью.

  Традиционные  механизмы с внешним побуждением к рождаемости в условиях демографической революции как бы сходят на нет, уступая место внутренним стимулам к рождению детей, сознательности детоцентристского толка, детоцентристским ориентациям, стабилизирующим рождаемость. Подобный переворот ведет к повышению качества функционирования социальных механизмов, обеспечивающих непрерывное возобновление поколений и поэтому нет никакой нужды воздействовать на демографические процессы с целью изменить их тенденции.

  Целью демографической политики при функционировании «вечного двигателя» (термин детоцентристской науки), – двигателя, как бы обеспечивающего стабилизацию рождаемости на уровне «возобновления поколений», остается лишь забота о «качестве» потомства. Вроде бы вполне мирная цель: пока число детей уменьшается, все идет хорошо. Но как только количество детей начнет превышать стабилизационную границу простого воспроизводства, сразу активизируется агрессивный потенциал малодетоцентризма: лучше один ребенок лев, чем десяток зайчат, лучше меньше да лучше и т.п. И тут выясняется, что именно не обладающие «сознательностью» многодетные родители не умеют ограничивать свои «инстинкты».

  Возникает идеология «планирования семьи», направленная на понуждение (принуждение) к практике контрацепции многодетных супругов, якобы ничего не знающих о ней. Взамен исторически сложившейся системы социокультурных норм многодетности, якобы системы «внешнего понуждения» к рождаемости в теории демреволюции предлагается «внешнее понуждение» к ее ограничению через навязывание презервативов, начиная с детсадов и школ.

  Таким образом, теория прогрессивного переворота в воспроизводстве населения в своей описательной части апеллирует не к противозачаточным средствам, а к процессам модернизации и к новой мотивационной основе. Однако в своей политической части она опускается до самого банального вмешательства в частную жизнь и под видом повышения сознательности супругов пропагандирует контрацепцию, которая тем самым объявляется причиной сокращения рождаемости.

  Некоторые демографы высказываются, что в низкой рождаемости вообще нет никакой проблемы: ее не только не надо повышать, она нужна в борьбе с подлинной демографической катастрофой – «перенаселенностью мира». «Сегодня альтернативы нет – человечеству необходимо сокращаться и мигрировать». Получается очень мудрая эволюция демографических процессов – устранение угрозы «перенаселенности» через постепенное расползание депопуляции. И не надо никакой демографической политики, никакого «преодоления депопуляции». Ну а если рабочей силы будет не хватать, тогда пригодится трудовая иммиграция.

  Среди активистов «стабилизации населения» попадаются и такие, искренне опечаленные тем, что смертность как политический регулятор или инструмент обычно недооценивается или игнорируется. Профессор К. К. Фунг в демографическом журнале свел контроль над рождаемостью к контролю смертности – «каждая смерть в семье определяет квоту рождаемости»! В целях стабилизации населения каждой смерти должно соответствовать одно рождение. Более того, в связи с «несознательностью» репродуктивных семей делаются противозачаточные прививки, которые могут быть нейтрализованы, как только в семейном «накопителе смертей» наберется достаточное их число для осуществления «смертельно желанного» рождения.

  Пока  рождаемость тихо сокращалась в Европе, демографы мирно изучали действительность, наблюдая и объясняя происходящее. Но как только заявил о себе рост населения в развивающихся странах (аналогично тому, что было в Европе 200-300 лет ранее, и что привело, кстати, к бурному росту капитализма) ученые заволновались, оценили временный период роста как якобы угрожающий «перенаселенностью» планеты и решительно провозгласили цель снижения рождаемости посредством контрацепции.

  Развалившаяся система социальной организации  многодетности семьи вела к обвальной рождаемости, которая без соответствующей поддержки была обречена на непрерывное сокращение вплоть до нуля, тогда как теория очерчивала конечный рубеж перехода – уровень простого воспроизводства. «Переходная» методология не допускала сверхнизкой рождаемости и депопуляции как научной проблемы, отсюда, во имя спасения теории неизбежно было изобретение новых стадий и фаз «перехода». Более того, теория, не использующая поведенческого подхода, не в состоянии объяснить колебания коэффициентов рождаемости в ту и другую сторону. К примеру, она оказалось бессильной перед объяснением послевоенного «бэби-бума» в развитых странах, как впрочем и иных отклонений от конечного результата или конечной цели самого демографического «перехода», т.е. от преобладания двухдетности семьи – границы простого воспроизводства.

  Но  эта теория совсем затрещала по швам, когда в Европе и Северной Америке рождаемость стала падать ниже коэффициента суммарной рождаемости, равного 2,0. Тогда и возникла спасительная идея «второго демографического перехода». «Первый переход» исчерпал себя и, выполнив свою историческую задачу, отправился в архив. Теперь же вся ответственность за дальнейшее снижение рождаемости ниже границы простого воспроизводства возлагалась на массовое отступление от брака.

  Демографы, занимающиеся снижением рождаемости обращали внимание на то, что изменение систем ценностей влияет на сокращение рождаемости больше, чем экономические обстоятельства. Смена семейной экономики рыночно-индустриальным капитализмом, разумеется, важна, но семейная пирамида связей, семейная мораль способна противостоять развалу личных установок к рождаемости лишь благодаря поддержке религии. Однако, усиление в Европе принципов полового равенства – открыло путь гендерному феминизму и гендерному конструированию социума, хотя главным виновником подавления семейной морали явилось всеобщее образование в государственных школах, настроившее подрастающие поколения против родительского авторитета, и снижающего ценность детей в глазах работающих вне семьи супругов.

  Современную ситуацию в Европе можно описать как положение дел, не имеющее прецедента в истории. Факт низкой и продолжающейся снижаться рождаемости, процесс убыли населения ведет к радикальным трансформациям социальной структуры, к новому социальному порядку, где число пожилых превышает численность детей, где уменьшается размер домохозяйств, распадаются семьи и растет доля некоренного населения. Эти тенденции выходят за пределы изменений просто населения, здесь резкое преобразование всего общества.

  Для тех же ученых, кто работал в рамках теории демперехода, падение рождаемости до суммарного коэффициента 1,4–1,2 было неожиданным, но они сами замечали противоречивость теоретических построений. Вместо предрекаемых специалистами по планированию семьи «желанных детей» в браке произошел рост сожительств и сверхбрачных связей с желательным отсутствием беременностей и связанных с ними неприятностей. Точно также система детских пособий и социального страхования работающих матерей не смогла повысить рождаемость в Европе, но увеличила число пользователей этой системы, одновременно уменьшив долю налогоплательщиков. Пенсии по старости, не зависящие от числа воспитанных детей привели к разъединению семейных поколений, дезорганизации семейной преемственности.

  Любопытно, что противоречивость «теории перехода»  и тем самым ее неспособность дать удовлетворительные объяснения колебаний уровня рождаемости послужила поводом для Сьюзан А. Макдениал обвинить в этом бессилии всю современную демографию:«…используемый в настоящее время подход для объяснения уровня рождаемости изжил себя, и настало время изобрести новую теоретическую концепцию». И далее, поскольку демография по своей природе абстрактная наука, ориентирующаяся прежде всего на статистические данные, она, вероятно, не способна принимать во внимание постулаты феминистского подхода к анализу рождаемости, которые поистине революционны.