Социология молодежи (Молодежный экстремизм и молодежная субкультура)

    Иногда  группа активно вырабатывает нормы  или ценности, которые явно противоречат господствующей культуре, ее содержанию и формам. На основе таких норм и  ценностей формируется контркультура. Известный пример контркультуры— хиппи 60-х годов или «система» в  России 80-х годов.

    Элементы  как субкультуры, так и контркультуры  обнаруживаются в культуре современной  молодежи в России.

    Под молодежной субкультурой понимается культура определенного молодого поколения, обладающего общностью стиля  жизни, поведения, групповых норм, ценностей  и стереотипов.

    Ее  определяющей характеристикой в  России является феномен субъективной «размытости», неопределенности, отчуждения от основных нормативных ценностей (ценностей большинства).

    Так, у немалого числа молодых людей  отсутствует четко выраженная личностная самоидентификация, сильны поведенческие  стереотипы, обусловливающие деперсонализацию установок. Позиция отчуждения в  его экзистенциональном преломлении  просматривается как в отношении  к социуму, так и в межгенерационном общении, в контркультурной направленности молодежного досуга.

    Социальное  отчуждение проявляется чаще всего  в апатии, безразличии к политической жизни общества, образно говоря, в позиции «стороннего наблюдателя». На уровне самоидентификации проявление каких-либо определенных политических установок минимально. Вместе с тем  эмоциональность, легковерность и  психологическая неустойчивость молодых  людей умело используются политическими  элитами в борьбе за власть.

    «Участие  в политической жизни» в шкале  ценностных суждений, предложенных в  ходе анкетного опроса учащимся старших  классов петербургских школ, заняло последнее место (это занятие  привлекает лишь 6,7% опрошенных). Только каждый четвертый из старшеклассников (25,5%) готов жить для других, даже если придется поступиться своими интересами, в то же время почти половина выборкй (47,5%) полагает, что «в любом деле нельзя забывать о собственной выгоде».

    «Политикой» интересуется лишь 16,7% опрошенных, отсюда закономерно проистекают и неопределенные политические позиции старшеклассников: лишь треть из них (34,4%) имеет сложившиеся  политические убеждения (по самооценке), в то время как вдвое большее  число либо вообще ими не обладает, либо никогда не задумывалось об этом (соответственно 29,5 и 37,1%).³

    Существует  мнение, что аполитичность молодежи закономерный результат чрезмерной идеологизации воспитания прошлых  лет, а активная политизированность граничит с социологией. Вряд ли можно  согласиться с подобной позицией: если в стабильном обществе приоритеты частной жизни закономерны и  естественны, то в ситуации системного кризиса социальная индифферентность молодых чревата необратимыми последствиями  для будущего страны. Не менее тревожно и то, что политизация отдельных  групп молодежи приобретает черты  политического и национального  экстремизма.

    Усугубляется  и межгенерационное отчуждение, включающее широкий спектр неприятия—от разрушения внутрисемейных контактов (по критериям  взаимопонимания и взаимного  доверия) до противопоставления «нас» (как ценностного, так и деятельностного) всем предшествующим, «советским» поколениям.

    Противопоставление  образа «мы» и «они» традиционна, достаточно вспомнить хотя бы хрестоматийный роман И. С. Тургенева «Отцы и  дети». Однако сегодня у молодого поколения нередко выливается в  полное отрицание всех «папиных»  ценностей, включая историю собственного государства. Эта позиция особенно уязвима, если иметь в виду собственную  аполитичность молодых людей, их устраненность от участия в решении  социальных проблем для общества, а не только групповых или корпоративных (сотрудничество)—для себя.

    Особенно  явственно это противопоставление прослеживается на уровне собственно культурных (в узком смысле) стереотипов  молодежи: есть «наша» мода, «наша» музыка, «наше» общение, а есть—«папино», которое  предлагается институциональными средствами гуманитарной социализации. И здесь  обнаруживается третий (наряду с социальным и межгенерационным) аспект отчуждения молодежной субкультуры—культурное отчуждение.

    Именно  на этом уровне субкультура молодого поколения приобретает заметные контркультурные элементы: досуг, особенно юношеством, воспринимается как основная сфера жизнедеятельности, и от удовлетворенности  им зависит общая удовлетворенность  жизнью молодого человека. Общее образование  для школьника и профессиональное для студента как бы отходят на другой план перед реализацией экономических («зарабатывать деньги») и досуговых («интересно провести свободное время») потребностей.

    Наряду  с коммуникативной (общение с  друзьями) досуг выполняет в основном рекреативную функцию (около одной  трети старшеклассников отмечают, что  их любимое занятие на досуге—«ничего неделание»), в то время как познавательная, креативная и эвристическая функции  не реализуются вовсе или реализуются  недостаточно

    Ценности  национальной культуры, как классической, так и народной, вытесняются схематизированнымистереотипами—образцами массовой культуры, ориентированными на внедрение ценностей «американского образа жизни» в его примитивном и облегченном воспроизведении.

    Любимыми  героями и в определенной степени  образцами для подражания становятся, по данным опросов, героини так называемых «мыльных опер» (для девушек) и видеотриллеров типа Рэмбо (для юношей). Однако вестернизация  культурных интересов имеет и  более широкую сферу приложения: художественные образы экстраполируются на уровень группового и индивидуального  поведения молодых людей и  проявляются в таких чертах социального  поведения, как прагматизм, жестокость, стремление к материальному благополучию в ущерб профессиональной самореализации.

    Потребительство проявляется как в социокультурном, так и в эвристических аспектах. Эти тенденция присутствует в  культурной самореализации учащейся молодежи, что косвенно обусловлено и самим  потоком преобладающей культурной информации (ценности массовой культуры), способствующей фоновому восприятию и  поверхностному закреплению ее в  сознании.

    Выбор тех или иных культурных ценностей  чаще всего связан с групповыми стереотипами достаточно жесткого характера (не согласные  с ними легко попадают в разряд «отверженных»), а также с престижной иерархией ценностей в неформальной группе общения.

    Групповые стереотипы и престижная иерархия ценностей  обусловлены половой принадлежностью, уровнем образования, в определенной мере местожительством и национальностью  реципиента, однако в любом случае суть их одна: культурный конформизм в  рамках неформальной группы общения  и неприятие других ценностей  и стереотипов, от более мягкого  в среде студенческой молодежи до более агрессивного в среде учащихся средней школы. Крайним направлением этой тенденции молодежной субкультуры  являются так называемые «команды»  с жесткой регламентацией ролей  и статусов их членов.

    Данные  исследований показывают, что досуговая  самореализация молодежи осуществляется вне учреждений культуры и относительно заметно обусловлена воздействием одного лишь телевидения—наиболее влиятельного институционального источника не только эстетического, но и в целом социализирующего воздействия. Народная культура (традиции, обычаи, фольклор и т. п.) большинством молодых людей воспринимается как анахронизм. Попытки внесения этнокультурного содержания в процесс социализации в большинстве случаев ограничиваются приобщением к православию, между тем как народные традиции, безусловно, не ограничиваются одними лишь религиозными ценностями. Кроме того, этнокультурная самоидентификация состоит а прежде всего в формировании положительных чувств в отношении к истории, традициям своего народа, т. е. того, что принято называть «любовью к Отечеству», а не в знакомстве и в приобщении к одной, пусть даже самой массовой, конфессии.

    Возникновение такой, а не иной, с указанными особенностями  молодежной субкультуры обусловлено  целым рядом причин, среди которых  наиболее значимыми представляются следующие.

    1. Молодежь, живет в общем социальном  и культурном пространстве, и  поэтому кризис общества и  его основных институтов не  мог не отразиться на содержании  и направленности молодежной  субкультуры. Именно поэтому не  бесспорна разработка любых специально  молодежных программ, за исключением  социальноадапционных или профориентационных. Любые усилия по коррекции  процесса социализации неизбежно  будут наталкиваться на состояние  всех социальных институтов российского  общества и прежде всего системы  образования, учреждений культуры  и средств массовой информации. Каково общество — такова и  молодежь, а следовательно, и молодежная  субкультура.

    2. Кризис института семьи и семейного  воспитания, подавление индивидуальности  и инициативности ребенка, подростка,  молодого человека как со стороны  родителей, так и педагогов,  всех представителей «взрослого»  мира, не может не привести, с  одной стороны, к социальному  и культурному инфантилизму, а  с другой—к прагматизму и социальной  неадаптированности (в некоторых  случаях опосредованно)—и к проявлениям  противоправного или экстремистского характера. Агрессивный стиль воспитания порождает агрессивную молодежь, самими взрослыми приуготовленную к межгенерационному отчуждению, когда выросшие дети не могут простить ни воспитателям, ни обществу в целом ориентации на послушных безынициативных исполнителей в ущерб самостоятельности, инициативности, независимости, лишь направляемых в русло социальных ожиданий, но не подавляемых агентами социализации.

    3. Коммерциализация средств массовой  информации, в какой-то мере и  всей художественной культуры, формирует  определенный «образ» субкультуры  не в меньшей степени, чем  основные агенты социализации—семья  и система образования. Ведь  именно просмотр телепередач  наряду с общением, как уже  говорилось,—наиболее распространенный  вид досуговой самореализации. Во  многих своих чертах молодежная  субкультура просто повторяет  телевизионную субкультуру, которая  лепит под себя удобного зрителя.

    Молодежная  субкультура есть искаженное зеркало  взрослого мира вещей, отношений  и ценностей. Рассчитывать на эффективную  культурную самореализацию молодого поколения  в больном обществе не приходится, тем более что и культурный уровень других возрастных и социально-демографических  групп населения России также  постоянно снижается.

    Наблюдается тенденция к дегуманизации и  деморализации в содержании искусства, что проявляется прежде всего  в принижении, деформации и разрушении образа человека. В частности, это  фиксируется в нарастании сцен и  эпизодов насилия и секса, в усилении их жестокости, натуралистичности (кинематограф, театр, рок-музыка, литература, изобразительное  искусство), что противоречит народной нравственности и оказывает негативное воздействие на молодежную аудиторию. Отрицательное влияние на аудиторию  эскалации сцен насилия и секса  в кино, на телевидении и видео  доказывается многочисленными исследованиями.⁶ С конца 80-х годов ситуация в нашем массовом искусстве, особенно в экранных видах искусства, стала резко изменяться, приобретая все более негативный характер. В частности, «идолы потребления» (поп-, рок-музыканты, шоумены, королевы красоты, культуристы, астрологи, экстрасенсы и т. п.) вытеснили «идолов производства» (рабочие, крестьяне, ИТР и т.д.) на теле- и киноэкранах. По данным исследований, проведенных сотрудником лаборатории социальной психологии НИИКСИ А. Т. Никифоровым, среди 100 фильмов, наиболее популярных в ленинградских видеосалонах в 1989 г., 52% имели жанровые признаки боевика, 51%—эротики (порой неотличимой от порно-), 27%—комедии (преимущественно эротической), 18%—кунг-фу (фильмы карате), 14%—ужасов и т.д. (в одном фильме могут присутствовать признаки нескольких жанров). При этом, по мнению экспертов-киноведов Я. Б. Иоскевича и С. Л. Шолохова, среди этих фильмов не было ни одного, отличающегося высокой художественно-эстетической ценностью, и только 5% обладали «определенными художественными достоинствами». Следует отметить, что число видеосалонов в Ленинграде в конце 80-х годов достигало 1 тыс. С начала 90-х годов типичный репертуар видеосалонов распространился и на экраны кинотеатров. По данным А. Т. Никифорова, репертуар кинотеатров по частоте демонстрации с конца 1991 г. более чем на 80% состоит из зарубежных фильмов указанных жанров (боевики, эротика, ужасы, карате). В 1994 г. это число превысило 90%. Среди отечественных фильмов преобладает подражание тем же западным образцам.⁷

    На  телевизионном экране все чаще также  демонстрируются насилие и эротика, особенно в связи с распространением негосударственного местного и кабельного телевидения, по которому обычно идут все те же западные малохудожественные фильмы.

    С социально-психологической точки  зрения несомненно, что экранное насилие  и агрессивная эротика вносят свой вклад в криминализацию современной жизни, особенно влияя на детей, подростков и молодежь, которые составляют основную аудиторию кинотеатров и видеосалонов. Как известно, преступность среди них неуклонно продолжает расти. Не случайно в развитых западных странах общественностью созданы организации типа Международной коалиции борьбы против телевизионного насилия (США). Применяются всевозможные возрастные ограничения. В российском обществе против подобных негативных явлений пока выступают только отдельные высокодуховные и истинно культурные люди, такие как Патриарх всея Руси Алексий II; митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн, ныне скончавшийся; академик Д. С. Лихачев; директор Пушкинского дома проф. Н. Н. Скатов