Масштабные социологические исследования в СССР в 80-х гг

ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ

ГОСУДАРСТВЕННОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ

УЛЬЯНОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ

УНИВЕРСИТЕТ

ФАКУЛЬТЕТ ГУМАНИТАРНЫХ НАУК И СОЦИАЛЬНЫХ ТЕХНОЛОГИЙ

КАФЕДРА РЕГИОНОВЕДЕНИЯ  И МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ

Реферат на тему

«Масштабные социологические исследования в СССР в 80-х гг»

Студентки 4 курса

специальности «Регионоведение»

Каплиной Марии Сергеевны

Ульяновск 2011

СОДЕРЖАНИЕ

Введение

1.              Социологические исследования отдельных проявлений девиантного поведения

2.              Экологическая социология

Вывод

Источники

Введение

В наше время человечество превратилось в довольно таки высокоразвитое сообщество с развитой структурой власти, различных социальных институтов. Но перед ним, как и раньше, встают различные трудные и важные проблемы. Это может быть, например, оценка общественного мнения по какой-либо проблеме и т. д. Встаёт вопрос: как и каким путём их разрешить? Но для рационального решения поставленных задач нужно иметь представление о проблеме, её причине. Именно здесь на передний план и выступает социологическое исследование. Оно, как и любое другое исследование в любой дисциплине или науке, играет очень большое значение. Оно позволяет исследователю двигаться вперёд в его исследованиях, подтверждая или опровергая свои домыслы и догадки, собирать и оценивать информацию о изучаемом явлении.

Социологическое исследование служит как бы связующим звеном между теоретическими знаниями и реальной действительностью. Оно помогает устанавливать новые закономерности развития общества в целом или каких-либо его структурных элементов в частности.

С помощью его можно решать очень большой круг вопросов и задач, анализируя полученные данные и давая конкретные рекомендации для разрешения проблемы.

Социологическое исследование - один из способов развития и накопления социологического знания, заключающийся в сознательной концентрации усилий отдельного исследователя на ограниченных, заранее более или менее определённых задачах. Оно представляет собой систему логических последовательных методологических и организационно-технологических процедур, связанных между собой единой целью: получить достоверные объективные данные о изучаемом явлении.

1.      Социологические исследования отдельных проявлений девиантного поведения

Становление социологии девиантного поведения и социального контроля происходило в России двумя путями. Во-первых, в недрах традиционных наук с середины XIX в. вызревало социологическое осмысление социальных реалий: социологическая школа уголовного права и криминологии, социологическое направление в изучении алкоголизма и наркотизма, суицидального поведения и проституции. Интенсивно проводились эмпирические исследования с использованием разнообразных методов. Во-вторых, с конца 60-х – начала 70-х гг. XX в. появились первые отечественные труды, положившие начало формированию социологии девиантности и социального контроля как специальной социологической теории. В 80-е гг. на территории бывшего СССР сложилось несколько центров социологических исследований девиантного поведения: в Ленинграде и Москве, в Эстонии и Грузии.

В 1984 г. Л. И. Постовалова защитила кандидатскую диссертацию «Социологические аспекты суицидального поведения», явившуюся определенным итогом работы социолога в суицидологическом центре.

Несомненный интерес представляет сравнительное социально-психологическое обследование суицидентов и лиц, совершивших тяжкие насильственные преступления, проведенное под руководством А. Г. Амбрумовой и А. Р. Ратинова. Результаты подтвердили гипотезу о взаимосвязи агрессии и аутоагрессии и «разведении» этих поведенческих форм психологическими особенностями индивидов, ибо суициденты и насильственные преступники представляли полярные психологические типы по множеству характеристик.

В середине 80-х гг. под руководством А. А. Габиани было проведено панельное исследование наркотизма в Грузии с изложением сравнительных результатов обоих исследований в книге «Наркотизм: вчера и сегодня».

Работы А. А. Габиани по социологическому исследованию как наркотизма, так и иных форм социальных девиаций, внесли заметный вклад в становление социологии девиантности в бывшем СССР. В 80-90-е гг. основным центром социологических исследований пьянства, алкоголизма и наркотизма стал сектор социальных проблем алкоголизма и наркомании Института социологии АН СССР – РАН (Б. М. Левин – руководитель, Ю. Н. Иконникова, С. Г. Климова, Л. Н. Рыбакова, М. Е. Позднякова и др.). Активизировалась исследовательская деятельность в организациях и учреждениях МВД России (А. Я. Гришко, В. М. Егоршин, В. И. Омигов и др.). В эти годы, в отличие от работ начала века, авторы пытались найти причины наркопотребления и пути решения проблемы. Чаще писали о необходимости разработки государственной антинаркотической политики, не ограниченной привычными запретительно-репрессивными мерами.

По мнению известного психиатра А. Е. Личко, в развитии подростковой нарко- и токсикомании главную роль играет групповая активность и желание подростков «не отставать от других». Иной мотив вовлечения в потребление наркотиков – поиск необычных ощущений и переживаний (Ц. П. Короленко и В. Ю. Завьялов). Б. Ф. Калачев в 1987 прорвал завесу тайны наркопотребления в армии. В частности, 6% опрошенных в вузах молодых людей сообщили, что они приобщились к потреблению наркотических средств в армии. В 80-е гг. под руководством А. А. Габиани проводилось социологическое исследование проституции в Грузии, результаты которого были опубликованы первоначально под грифом «Для служебного пользования», а затем и «для всех».

2.      Экологическая социология

Экологическая (или инвайронментальная, от английского environment - среда) социология как самостоятельная социологическая дисциплина возникла сравнительно недавно, хотя некоторые элементы социально-экологической теории были заложены еще в 1920-х гг. Р.Парком, Ю.Бэрджессом и другими теоретиками Чикагской школы. Развитие данной отрасли знания, и прежде всего ее теоретико-методологических оснований, тесно связано с развитием общества, изменением его целей и ценностей, сдвигами в общественном сознании. Возникновение и интенсивный рост экосоциологии на Западе зависели от перемен в самом западном обществе: роста значимости глобальных проблем, структурных сдвигов в экономике, энергетического кризиса 70-80-х гг., нескольких волн экологических движений, все большего распространения так называемых постматериальных ценностей. Не меньшую роль сыграли такие интеллектуальные прорывы, как серия докладов Римскому клубу, равно как и систематическая рефлексия западных социологов по поводу теоретических оснований собственной дисциплины. Советская и российская инвайронментальная социология не имела подобных предпосылок. в 1960-х-начале 1980-х гг. советская экосоциология формировалась, по существу, за пределами системы институционально санкционированных социологических дисциплин. Этому способствовал факт непризнания за экосоциологией статуса самостоятельной дисциплины. Поэтому концептуального ядра, подобного тому, которое в американской социологии было заложено упомянутой работой У.Каттона и Р.Данлэпа, в ней просто не могло возникнуть; каждая из позиций сформулированной этими авторами «Новой экологической парадигмы», по существу, подрывала самые основы исторического материализма, перечеркивала его трактовку взаимоотношений человека и природы.

Экологическая озабоченность - наиболее эмпирически развитое направление в советской инвайронментальной социологии. Оно состоит из нескольких тематических «блоков». Первый - изучение зависимости анти- или проэкологического поведения от типа личности и ее сознания (М.Лауристин, Б.Фирсов); второй - исследование дифференциации данной озабоченности в зависимости от пола, возраста, социального положения и других конституирующих признаков (А.Баранов, Б.Докторов, В.Сафронов); третий - изучение ценностных ориентации участников гражданских инициатив и инвайронментальных движений (О.Яницкий).

Результаты этих исследований можно подытожить следующим образом. Общий уровень обеспокоенности населения СССР состоянием среды в течение последних десяти лет постоянно возрастал. Пик этой обеспокоенности пришелся на 1989 г., совпав с резкой общей политизацией массового сознания, и затем начал неуклонно снижаться. Чернобыльская катастрофа не оказала существенного влияния на характер этой динамики. Наиболее обеспокоенным слоем населения является гуманитарная интеллигенция и в целом лица с высшим образованием, а также большинство пенсионеров, молодых матерей и других категорий иммобильных групп населения. Наименее обеспокоенные - это люди, по разным причинам утерявшие свои социальные и культурные корни, а также занятые в сфере услуг. Относительно более озабочены состоянием среды жители больших городов и западной части бывшего СССР, относительно менее - жители малых городов и поселков и бывших республик Средней Азии. Однако, как отмечается, лишь возраст и уровень образования являются сильными дифференцирующими признаками.

М.Лауристин и Б.Фирсов выделяют несколько устойчивых структур индивидуального сознания (их можно назвать типами, или парадигмами, сознания), сквозь «призму» которых люди воспринимают и оценивают состояние среды. Было выявлено шесть таких доминирующих типов: глобально-экологический, нравственно-этический, правовой, организационно-производственный, технологический и эстетический. Если представить различные интерпретации ухудшения состояния среды в виде континуума мнений, то он будет ограничен двумя полюсами. На одном будут располагаться интерпретации этой ситуации, выраженные в виде критики экономической и технологической политики, на другом - мнения, связывающие эту ситуацию с низкой повседневной культурой и отсутствием твердых моральных устоев.

Изучение А.Барановым степени обеспокоенности состоянием среды выявило четыре типа носителей экологического сознания. Первый, "экологист", очень сильно встревожен экологической ситуацией любых масштабов, беспокоится о дальнейшей деградации среды, поддерживает любые действия в ее защиту, готов платить за высокое качество среды. Второй, "пассивный пессимист", разделяя озабоченность первого, тем не менее платить из собственного кармана за экологические мероприятия не согласен. Третий, "пассивный оптимист", хотя также встревожен состоянием среды, полагает, что в перспективе ситуация может измениться к лучшему. Поэтому он согласен жертвовать качеством среды ради решения экономических проблем и отказывается платить личные средства на экологические нужды. Четвертый, "необеспокоенный", проявляет умеренную или низкую степень озабоченности состоянием среды и поэтому не имеет твердого мнения по поводу соотношения экономического и экологического приоритетов в политике государства [6]. Б.Докторов и В.Сафронов, испытав на российском материале концепцию циклов общественного внимания американского социолога Э.Даунса [58], пришли к выводу, что состояние общественного мнения по экологическим вопросам в России, скорее всего, соответствует второй стадии этого цикла - стадии открытия, вызывающего тревогу, и энтузиазма, выражающегося в поддержке общественным мнением экологических инициатив и требований [12].

Естественно, что члены экологических групп и движений выражают наивысшую степень озабоченности состоянием среды и готовы вносить личный вклад в изменение экологической ситуации. Однако, с нашей точки зрения, главная проблема - выявление ценностных основ этой высокой озабоченности и соответственно социальной активности - остается недостаточно исследованной.

Вопрос должен быть поставлен иначе: почему возникли это состояние сознания и готовность к действиям в условиях посттоталитарной и недоиндустриализированной России? Причин здесь несколько, и далеко не все они связаны с ухудшением состояния среды. Одна из них - это ценность позитивного экологического знания, которое может служить опорой в мире фальсифицированных ценностей официального социализма и ценностного вакуума постперестройки. Другая - это превращение проэкологической общественной деятельности в "экологическую нишу" маргинальной интеллигенции и студенческой молодежи, в нишу творческой, неполитической деятельности. Третья причина - поиск этой интеллигенцией "точки опоры" в западной культуре: российский алармизм есть несомненный последователь западного алармизма. Наконец, теперь уже ясно, что в годы перестройки экологическая озабоченность населения была использована демократическим движением в целях политической мобилизации масс. Иными словами, изменения макросоциального, равно как и локального, ситуационного контекста в ходе перестроечных процессов стимулировали трансформацию лозунгов охраны природы в средство политической борьбы против коммунистического режима.

Изучение автором российского экологического движения показывает, что в массовом сознании населения страны существует некоторый аналог «постматериальным ценностям» Запада. Однако его истоки совершенно иные. Ценностная база советского экологического авангарда - это сочетание ценностей бедных, но относительно свободных (по сравнению со сталинской эпохой) детских и юношеских лет и ценности общения с нетронутой природой, в которой прошел этот период жизни нынешних лидеров экодвижения. Поэтому этот аналог правильней именовать «российским экологическим аскетизмом», тем более что коммунистическая пропаганда использовала многие образы и идеи российского христианского аскетизма. Нельзя также сбрасывать со счетов устойчивый романтический синдром, присущий русской интеллигенции XIX и начала XX вв., который через систему образования и воспитания передавался вплоть до нынешнего поколения инвайронментального авангарда. Важно также, что ценности советского, а затем российского инвайронментализма воспроизводились многочисленными группами защиты природы и памятников культуры. В них "экологический аскетизм", а с ним и экологическая озабоченность, превращались в образ жизни, в достаточно устойчивую субкультуру, альтернативную культуре официальной.