Культура речи

Многословие, или речевая  избыточность, может проявиться в  употреблении лишних слов даже в короткой фразе. Например: налицо незаконное растаскивание  государственного имущества. Перед  своей смертью он долго болел. Иногда встречаются и выражения: своя родная семья; молча, без слов; очень прекрасно; словно будто и  т. д.

Многословие может принимать  форму плеоназма. Плеоназмом (от греч. плеоназмос- излишество) называется  употребление в речи близких по смыслу и потому лишних слов: главная суть, повседневная обыденность, бесполезно пропадает, предчувствовать заранее, ценные сокровища, темный мрак.

Разновидностью плеоназма  является тавтология (от греч. тауто- то же самое  и  логос- слово)- повторное  обозначение другими словами уже названного понятия: умножить во много раз, спросить вопрос, возобновить вновь, необычайный феномен, движущий лейтмотив. Тавтология  может возникать при повторении однокоренных слов: он просил рассказать рассказ. Граждане пешеходы! Переходите улицу только по пешеходным переходам! Скрытой тавтологией называют соединение иноязычного и русского слова, дублирующих  друг друга по лексическому значению: памятные сувениры, впервые дебютировал, свободная вакансия, своя автобиография, прейскурант цен.

Речь может засоряться и искажаться также неправильным выбором того или иного слова: большинство времени, обильные снега, длинный период, склонить голову, преклонить колени, держать поражение, причинить  радость, ужасно красиво, играть особое значение, иметь большую роль и  т. д.

Часто ущерб нашей речи наносит и простое  повторение слов, что обычно свидетельствует о бедном лексиконе автора или о его неумении четко и лаконично формулировать мысли. Если человек жует жвачку из одних и тех же слов и оборотов, без разбора вставляя их и в бытовую беседу, и в письменную речь, это говорит о его низкой культуре. «Обращаться с языком кое-как – писал А. Н. Толстой, - значит и мыслить кое-как: неточно, приблизительно, неверно.»

К сожалению, любой мыслительный труд пугает большинство людей, пассивных  носителей языка. Они предпочитают небрежность и неясность- гармоничной  и доходчивой речи.                   

 Язык народа и богат  и точен,                   

 Но есть, увы, неточные  слова,                   

 Они растут как сорная  трава                   

 У плохо перепаханных  обочин.                                              

(Н. Рыленков)      

 Конечно же, если мы  встречаем все эти недостатки  и сорняки в художественных  текстах, то следует учитывать,  что там они играют совсем иную, выразительную роль, характеризующую героя.      

 Неряшливой и грязной  делает нашу речь и ошибочное  употребление форм слова (рода, падежа, числа) и целых словосочетаний. Вот лишь наиболее распространенные  речевые трудности, встречающиеся  в нашей обиходной жизни:      

 Класть (несоверш. вид), но  ни в коем случае не ложить; глагол ложить употребляется  только с приставками (наложить, переложить) или с –ся – на  конце (ложиться);      

 Положить (соверш. вид), но  не покласть; глагол класть употребляется  без приставок (кладу, кладете);       

 Ляг, ложись, положи (повелит.  наклонение), но не ляжь, ложи; правильно  склонять лягу, ляжешь, ляжет, ляжем,  ляжете, лягут;      

 Директора', доктора’, профессора’  (множ. число)- с ударным  а’ на конце слова;      

 Ле’кторы, констру’кторы,  шоферы (множ. число)- с безударным  ы на конце;      

 Пара ботинок, валенок,  сапог, туфель, чулок (род. падеж  множ. число);      

 Правильно говорить  пришел из школы, а не со  школы, предлог с, со обозначает  движение сверху вниз (сравните: выйти из автобуса – сойти  с трапа).      

 Засорение языка нередко  связано и с неуместным использованием  так называемых профессионализмов  – слов, присущих определенной, узкой  сфере науки и профессиональной  деятельности. Любая профессия имеет  свою терминологию, необходимый  набор специальных понятий, использование  которых вполне естественно. Но  слишком узкие профессионализмы  совершенно излишни в повседневном  общении: Редис осеннего сбора  закладываем на хранение способом  пескования; Когда освободился док,  баржа ушла доковаться; Врачи  срочно провели скриринг; Перкаль  за долгое время плохого хранения  претерпела мацерацию. Автор подобных  выражений явно желает как-то  выделиться из общей «необразованной»  массы и показать другим свое  интеллектуальное превосходство.      

 Некоторые люди, обычно  не совсем грамотные, любят  придумывать собственные слова,  стремясь как-то выразить свою  мысль. Такое неоправданное индивидуальное  словотворчество, появление «плохо  выдуманных словечек» нередко  становится источником засорения  языка. Лет 60 назад стилистам  претили, например, слова: взбрыкнул,  трушились, грякнул, буруздил; во  времена жесткой бюрократизации  неологизмы (новые слова) нередко  рождались как плод «канцелярского  красноречия»: книгоединица, недоотдых,  недоперевыполнение, одноидейник, головодень, обилечивание пассажиров.      

 В последнее время  вызывает тревогу обильное, если  не жадное, употребление иноязычной  лексики. Конечно, заимствование  слов из других языков- явление  в языке закономерное и нормальное. Многие такие слова хорошо прижились и вписались в литературный русский язык. Однако, безудержное увлечение «американизмами», наблюдаемое лингвистами с конца 80-ых годов, безмерно засоряет нашу современную речь. Это происходит в тех случаях, когда в этом нет никакой необходимости. Не случайно этот речевой порок именуется варваризмом. Еще Белинский отмечал, что «употреблять иностранное слово, когда есть равносильное ему русское слово, значит оскорблять и здравый смысл, и здравый вкус». Стало модным «устаревшие» слова, унаследованные нами с советских времён, заменять новыми, яркими и броскими (особенно это чувствуется в сфере политической жизни). Не просто «законный»,  а «легитимный»; «выражать недовольство»- скучно, надо- фрондировать; «наем» заменили на аренду; была контора – стал офис; слово «представительный» уже как-то непредставительно, другое дело – репрезентативный; а вместо «единообразия» солиднее звучит унификация. Слушаешь наших «деятелей» и тщетно пытаешься вникнуть в форс-мажорные обстоятельства правительства, которое испытывает прессинг и собирается  принимать какие – то превентивные меры. Огромным  потоком вливаются в нашу речь «слова – амебы»,прозрачные, не связанные с тканью национальной жизни, как бы не имеющие корней. Важный признак этих слов – амеб – их кажущаяся научность. Скажешь коммуникация вместо общения или эмбарго вместо блокада – и твои банальные мысли вроде бы подкрепляются авторитетом науки. На самом же деле отрыв слова от вещи, забвение корня - а значит скрытого в вещи смысла – подспудно разрушает весь язык. Когда русский человек слышит слова «биржевой делец» или «наемный убийца», они поднимают в его сознании целые пласты смыслов, он опирается на эти слова в своем отношении к обозначенным ими  явлениям. Но слова брокер или киллер лишены в нашем сознании необходимых смысловых ассоциаций и воспринимаются пассивно. Следует задуматься почему, например, пресса настойчиво  стремится  вывеси из употребления  слово руководитель и заменить его словом лидер? Первое слово исторически возникло для обозначения человека, который выражает коллективную волю, «ведет за руку» кого-либо, направляя, идет рядом, плечом к плечу. Слово лидер возникло в западной философии конкуренции, где лидер олицетворяет индивидуализм преуспевающего предпринимателя и значит «первый, лучший». Почему нашего подростка мы должны называть тинэйджером, избирателей именовать электоратом, а вместо слова равнодушие выговаривать другое – индифферентность? Странно.      

 А.С.Пушкин ещё 200 лет  назад горестно замечал:            

 Сокровища родного  слова-            

 Заметят важные умы-             

 Для лепетания чужого             

 Пренебрегли безумно  мы.            

 Мы любим Муз чужих  игрушки,            

 Чужих наречий погремушки,             

 А не читаем книг  своих…

 
      

 Первый враг чистоты  речи- это слова – паразиты. Ими  нередко люди пытаются как-то  заполнить свою скудную речь  и совершенно перестают замечать  их. Всем знакомы выражения: значит, так сказать, ну, вообще, в общем,  это, это самое, короче (говоря), вот, как бы, то есть, просто, как  его, типа, конечно, в принципе, так сказать, однозначно, представь,  понимаешь и т. д. У каждого  есть свой «индивидуальный запас»  подобных  слов. Часть их – вводные слова, которые указывают на отношение говорящего к высказываемой мысли. Но, не к месту употребленные, они превращаются в слова-паразиты, не несущие никакую смысловую нагрузку. Говорящий бессознательно стремится заполнить ими образовавшуюся паузу или заменить какое-нибудь слово, которое не хочется вспоминать или выговаривать. Если всерьёз прислушаться к его репликам, то можно обнаружить странные психологические несоответствия. Человек, постоянно употребляющий слово «короче», так и стремится  сократить свою речь, повторяющий слово «вообще» или «в общем» все время обобщает свои мысли, у человека с «как бы» все очень приблизительно, зыбко, а человек, говорящий «в принципе», очень принципиален и категоричен. «То есть»- непрестанно поправляет, «просто» - упрощает, а «это самое»- указывает на непонятно что.      

 Эту особенность нелитературной  речи прекрасно подметил Н.  В. Гоголь и дал блестящий  образец её в «Повести о  капитане Копейкине» ( 1 том «Мертвых  душ»).  В рассказе малокультурного  почтмейстера находим такой отрывок: « Ну, можете представить себе, эдакой какой-нибудь, то есть капитан Копейкин, и очутился   вдруг в столице, которой подобной, так сказать, нет в мире. Вдруг перед ним свет, так сказать, некоторое поле  жизни, сказочная Шахерезада. Вдруг какой-нибудь эдакой, можете себе представить, Невский проспект, или там, знаете, какая-нибудь Гороховая, черт возьми! или там эдакая какая-нибудь Литейная; там шпиц эдакой какой – нибудь в воздухе; мосты там висят эдаким чертом, можете представить себе, без всякого, то есть, прикосновения – словом, Семирамида, судырь, да и полно!»       

 Второй опасный враг  нашей устной речи- это грубые  просторечные и жаргонные слова.  Просторечие с жаргонами составляют  особую «неузаконенную» сферу  разговорного языка и противопоставляются  языку литературному – высшей  форме существования национального  языка. Для многих просторечий  характерны экспрессивно сниженные  оценочные слова с гаммой оттенков: от фамильярности до грубости, которым в литературном языке  есть нейтральные синонимы: морда-  лицо, шарахнуть- ударить, дрыхнуть  – спать, драпануть – убежать.  В словаре Ожегова для таких  слов есть пометка: прост.  Чрезмерное и нецелесообразное употребление просторечий делает речь человека вульгарной и убогой. Просторечия могут выявляться и в области ударения (про’цент, вместо проце’нт), в области произношения (чё вместо что, щас вместо сейчас, стока вместо столько), в области морфологии (выбора’, вместо лит. вы’боры, хочут вместо хотят), словоупотребления (ложить вместо класть, обратно в значении опять) и во многих видоизмененных формах слов (тапочек, опосля, здеся, нету).

Особенно некрасиво звучат в речи жаргонные выражения –  разновидность речи какой – либо группы людей, объединенных профессией, эмоциональный спектр: от шутливо  – иронического до грубо- вульгарного  тона. Некоторые жаргонизмы пришли из других языков («чувак»- парень  из цыганского, «хаер» - волосы из английского), из разных диалектов («берлять»- пить, «ухайдакать» - утомить). Многие жаргонизмы возникли благодаря переносному смыслу или ассоциациям, которые, однако лишены эстетического значения: рвануть – пойти, тачка – машина, лимон – миллион, косарь – тысяча рублей. Мало кто из любителей подобных выражений знает, что он говорит как уголовник. Ведь многие жаргонизмы пробрались в разговорный язык из языка деклассированных элементов (арго), распространенного в сфере преступного мира, который пользуется им с целью сокрытия предмета разговора, чтобы никто не догадался об их злоухщрениях: круто, шмон, беспредел, бакланить.

Молодежный сленг относится  к этому же разряду грубых слов. Главное в этом языковом явлении  – отход от обыденности, игра, маска. Рискованный, непринужденный молодежный жаргон стремится уйти от скучного мира взрослых. Подобно его носителям, он резкий, громкий, дерзкий. Это –  результат своеобразного желания  переиначить мир на иной манер, а  также знак «я свой». Среди юного  поколения часто считается модным и привлекательным употребление таких слов, которых не встретишь  ни в одном словаре. Ведь значение их никак не связано с самим  корнем, а примененные в речи, они служат как бы вычурным заменителем  и пошлым растворителем грамотного и красивого языка.

Клевый – произошло  от слова «клевать», это тот, который  клюет;

Крутой – значит горбатый;

Грузить -  накладывать тяжелые предметы на человека.

Что же можно сказать о  человеке, который в порыве гордыни  возглашает: а мне по барабану! Действительно, верхнюю часть туловища этого  человека трудно назвать головою.

Многие другие слова подобного  рода нелепы и бессмысленны, и смешон тот, кто любит покрасоваться  за их счет.

А вот слово «блин», без  которого некоторые и не мыслят своего языкового существования, помимо лексической  абсурдности носит вполне серьёзный, очень некрасивый подспудный смысл. Как отмечают  исследователи, происхождение этого слова связано с заменой  другого, нецензурного слова, начинающегося на эту же букву. Стоит задуматься, что мы говорим!

Молодежный жаргон имеет  свои временные границы: с каждым поколением молодых (5-7 лет) меняется и  набор жаргонизмов. Никто сейчас уже не помнит таких своеобразных оценок: железно – «хорошо», пшено  – «плохо», так широко распространенных в 60-70 г.г. ХХ века. Жаргон – это своего рода язык в языке, эфемерное явление  кризисного характера.

В свете всех этих размышлений  особенно удручающим явлением выглядит третий, самый безобразный, враг языка  – это нецензурная брань или  в простонародье матершинные  слова. Само понятие «нецензурный»  связано с явлением цензуры в  языке. Конечно же, никаких людей  и организаций, которые бы контролировали речь людей, отслеживали и наказывали бы виновных в ошибках, не существует. Но есть нравственный цензор – это  совесть. Когда человек матерится  он теряет всякий стыд и чувство  человечности перед окружающими, идет против своей совести. Ведь нередко  при появлении на людях разошедшегося  матершинника многим бывает как-то не по себе, как будто каждый лично  становится соучастником чего-то грязного, похабного. Поэтому среди культурных и грамотных людей нецензурщина  немыслима.

Некоторые сегодня пытаются узаконить мысль, что мат –  глубоко русская традиция, национальная особенность и даже гордость народа. Эти невежды совершенно не знают  истории, а пытаются таким образом  оправдать перед собой и другими  свой порок. На самом деле сквернословие  на Руси примерно до середины ХIX века не только не было распространено даже в  деревне, но и очень долго являлось уголовно наказуемым! Ещё при царях  Михаиле Федоровиче и Алексее  Михайловиче на Руси выматерившегося  человека подвергали публичной порке. А народная мудрость утверждала и  утверждает, что в семье сквернослова нет мира. Сама склонность к матерщине  всегда сопровождается и другими  пороками – начиная алкоголизмом и кончая всевозможными формами  бытовой агрессии.