Психологические приемы политического действия

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ПРИЕМЫ

ПОЛИТИЧЕСКОГО ДЕЙСТВИЯ

Таким образом, от методов политико-психологического исследования, мы перешли к рассмотрению методов, находящихся на грани прямого вмешательства психологии в политику. Но это не предел для прикладной политической психологии. В заключительном разделе мы рассмотрим несколько примеров политических явлений, связанных с главной темой политики, борьбой за власть, которые требуют от политиков быть высоко-классными практическими психологами. Это примеры политических действий, акций, в основном базирующихся на прикладном использовании психологии.

Политическая  интрига

Само понятие «интрига» происходит от франц. intrigue и еще более раннего лат. intrico, intricare, что имеет несколько значений. Во-первых, это скрытые действия, обычно неблаговидные, происки, козни для достижения чего-либо. Во-вторых, психологический способ построения фабулы, сюжета, схема развития событий при помощи сложных перипетий действия, переплетения и столкновения интересов персонажей, особенностей обстоятельств и их соотношения, обес-лечивающих динамичное развитие действия. В-третьих, реже, любовные отношения, любовная связь. Все три значения встречаются в контексте современной политической жизни и наполнены значительным психологическим содержанием.

В обычном употреблении политическая интрига — сложное, запутанное, подчас загадочное стечение обстоятельств, ведущее к плохо прогнозируемым для обыденного сознания, обычно неожиданным последствиям. Внешне, феноменологически, такая интрига представляет собой соединение во времени и пространстве ряда разноп о рядковых политических событий и процессов, создающее качественно новое направление развития политической ситуации. Внутренне, с точки зрения механизмов, интрига, как правило, является плодом целенаправленных усилий, политико-психологической игры политических сил и/или отдельных политических деятелей, ведущих течение событий к необходимым им результатам в условиях создания видимости вроде бы спонтанного, неожиданного, самопроизвольного развития этих событий, Наиболее отчетливо эти механизмы интриги проявляются в такой ее разновидности как политический заговор.

Значительно реже интрига является следствием действительно случайного стечения обстоятельств — в этом случае она обычно представляет собой  такую игру политического случая, последствиями которой могут воспользоваться самые неожиданные силы и фигуры. Примером такого рода может служить сложная ситуация в ходе развития Великой французской революций, когда в итоге в заимоизнуряющей и запутанной борьбы различных политических сил возникла ситуация безвластия, и «кончиком шпаги» Бонапарта была поднята «лежащая в пыли» императорская корона.

Психологическая интрига — один из древнейших, традиционных способов борьбы за власть и влияние, элитарный  способ «делания политики». Описания первых интриг присутствуют уже у античных авторов. Практика интриг была широко развита в древневосточных государствах. Само понятие возникает в древнем Риме, политическая жизни которого в значительной степени строилась именно на интригах — так, в частности, наиболее известные примеры из того времени связаны с интригами египетской царицы Клеопатры в ее сложнейших взаимоотношениях с римскими императорами. В Италии родились и первые попытки аналитического осмысления места и роли интриги в политике — признанным теоретиком интриги считается Н. Макиавелли, а понятие «макиавеллизм» до сих пор служит синонимом обозначения выраженной склонности политика к интриге и интриганству.

Целенаправленная интрига представляет собой достаточно длительный, развивающийся процесс, включающий три компонента. Во-первых, это завязка (появление замысла, цели, идеи интриги). Во-вторых, кульминация (возникновение критической ситуации, сочетающей максимум запутанности, таинственности и, одновременно, готовности условий для достижения поставленных целей). В-третьих, разрешение (достижение инициаторами интриги цели, скрытой от большинства). По времени протекания и внутреннему динамизму различаются быстротечные (например, преследующие цели физического устранения того или иного политического персонажа или даже политической силы — типа заговора) и долгосрочные, латентные, направленные на постепенное изживание препятствующих целям интриги обстоятельств (например, целенаправленное и поэтапное ослабление влияния и подрыв авторитета политических оппонентов).

По преследуемым такой интригой целям выделяются интриги, направленные персонально- и социально-политически. К первой группе относятся интриги, преследующие целью физическую ликвидацию отдельного политического персонажа; отстранение его от власти, политическую дискредитацию и м орально-нравствен-ную компрометацию и т. д. Ко второй группе — интриги, ставящие задачи физического или символического устранения и компрометации не отдельного деятеля, а той или иной группы, причем независимо от ее размеров [от, скажем, расстрела «группы заговорщиков» или устранения представителей правящей династии до ликвидации целого социального слоя или даже класса — типа, например, «кулачества как класса»).

Традиционные инструменты интриги практически не претерпели изменения в истории политики с древнейших времен до наших дней. Это относится как к способам физического устранения, так и к приемам политической и моральной дискредитации. События последних десятилетий подтвердили действенность как террористического акта (например, покушение на Раджива Ганди в ходе интриги в период апофеоза предвыборной кампании в Индии в 1991 г.), так и обвинений в нарушении моральных норм и запретов типа склонности к алкоголизму и прелюбодеянию (например, интрига, направленная против американского сенатоpa Г. Харта для его диксредитации в качестве кандидата на президентский пост, и связанная с оглаской деталей его личной жизни; провал некоторых кандидатов президента США Дж. Буша на министерские посты в связи с обвинением их в скрытом алкоголизме и т.п.). Современность обогатила «инструментальный арсенал» интриг целенаправленным использованием процедур демократического общества: например, «организацией голосования» или подтасовкой его результатов. Для нашего времени характерно и то, что само по себе обвинение в «интриганстве» стало одним из сильнейших средств политической интриги.

Политическая интрига может  носить как внутриполитический, так и внешнеполитический характер. Это определяется как поставленными целями, так и масштабами распространения и средствами достижения целей интриги. Если в первом случае речь идет об изменении баланса политических влияний внутри отдельно взятого государства, то во втором — в региональном, континентальном или даже общемировом масштабе. Например, политическая интрига, связанная с подписанием конфиденциальных документов между Германией и СССР в конце 30-х гг. (так называемого «Пакта Молотова-Риббентропа» и секретных протоколов к нему, за которыми стояли лично Гитлер и Сталин), начавшись как интрига регионального значения (раздел Польши и «решение» Балтийского вопроса), вскоре переросла в континентальную, а затем вылилась в войну мирового масштаба.

Склонность к использованию  интриги как основного инструмента политики в пропаганде обычно определяется как «интриганство», а политик (особенно из числа политических противников), склонный к интригам — как «интриган». Не касаясь оценочного звучания данных понятий, отметим, что за склонностью к интригам всегда стоит так называемый «психологический дар интриги», относящийся преимущественно к достоинствам политика в традиционной трактовке. Известными мастерами политической интриги были такие политики как кардинал и премьер-министр Франции А. де Ришелъе; один из «отцов-основателей» британской секретной службы писатель Д. Дефо; часто выполнявший особо деликатные поручения французского двора М. Бомарше; министр ряда сменявших друг друга правительств А. Талейран и мн. др. В истории России свой след оставили обладавшие выраженным даром политической интриги Б. Годунов; граф Лесток — наперстник императрицы Елизаветы; министр трех императриц граф А. Бестужев и др. В истории XX в. признанными мастерами политической интриги считаются Сталин, Мао Цзедун, руководитель абвера немецкий адмирал Канарис и др.

Разумеется, политические интриги  носят верхушечный, элитарный характер и плохо сопрягаются с интересами народных масс. Последние, в отдельных случаях, могут реально (например, спровоцированные бунты) или потенциально (угроза массовых выступлений) вовлекаться в политические интриги, однако они неизбежно являются объектами манипулятивного воздействия. Единственное, хотя и не всегда достаточное средство избегания этого — максимальная демократизация и широкая гласность политической жизни, создание специальных инструментов социального контроля в рамках гражданского общества.

Политический  заговор

Понятие политического заговора означает тайное соглашение (уговор, сговор) нескольких лиц, выступающих в индивидуальном качестве или в качестве лидеров политических сил о совместных действиях против кого-либо или, реже, чего-либо для достижения каких-либо определенных политических целей. Политический заговор — особая разновидность политической интриги, отличающаяся максимально возможной конспиративностью и негативной, деструктивной, а не созидательной направленностью. Заговор всегда направлен «против», а не «за». Для того, чтобы быть успешным, тайное соглашение обязательно должно быть малочисленным. Поэтому бытующие подчас выражения типа «заговор реакционных сил» носят не аналитический, а исключительно образный, пропагандистско-идеологический характер.

Большая часть известных удавшихся  в истории заговоров (учитывая, что  механизмы самых успешных так  и остаются тайными) носила индивидуально направленный характер и была нацелена против конкретных личностей — прежде всего, против индивидов - носителей власти. Как правило, заговоры, направленные не против персоны, а против некой идеи, системы в целом, терпели неудачи — для реализации подобных масштабных целей требуются иные масштабы участников. Примером неудачного заговора такого рода является, скажем, заговор декабристов 1825 г., направленный не столько против личности Николая I, сколько против идей самодержавия и крепостничества. Заговор как специфический, наиболее персонифицированный вид политической интриги отличается требованием максимального соответствия между локальным числом участников и локальностью достигаемой цели.

Реальный заговор представляет собой одно из традиционно эффективных средств борьбы за власть и влияние в политике. Исторически первые заговоры были направлены на физическое устранение политического противника, что решало проблему кардинально — например, заговор Брута против Цезаря, будущей императрицы Екатерины II против своего супруга и т. п. С течением времени, демократизацией и гуманизацией политики заговоры стали носить более спокойный характер и видоизменили конечную цель: вместо физического устранения достаточным стало политическое отстранение оппонента. Ссылка и отставка стали доминирующими целями. Хотя они использовались и раньше, но, в основном, против второстепенных персонажей при специфическом стечении обстоятельств, уже ослабляющих степень их влияния (например, заговор против светлейшего князя А .Меньшикова, приведший к его опале и ссылке после смерти высокого покровителя — Петра I).

Со временем, именно такие варианты стали выходить на первый план в отношении первых лиц государства. Классический пример заговора такого рода в XX в. представляет собой история смещения Н.С. Хрущева с высших постов в КПСС и советском государстве в результате заговора Л.И. Брежнева и его окружения. Недавним примером неэффективного заговора стали целенаправленные действия ГКЧП по изоляции М.С. Горбачева в Форосе с целью последующего отстранения его от власти.

Смягчение целей и методов заговоров  привело к изменению функциональных ролей его участников. Раньше, традиционно, достаточно четкую структуру участников заговора составляли три группы лиц: максимально заинтересованные идейные вдохновители, которые приобретали наибольшую выгоду в случае его успеха; организаторы-«разработчики» из числа их сторонников и помощников; а также непосредственные исполнители, которые редко знали о всей структуре заговора и своей подлинной роли, и мало чего приобретали в случае успеха заговора. В качестве примера можно взять широко известный заговор французского кардинала А. де Ришелье против английского премьер-министра герцога Бекингэма, приведший к убийству последнего.

С течением времени, однако, жесткие функциональные различия стали стираться: для сохранения тайны необходимо было сокращать невольно расширявшийся круг посвященных. Именно поэтому вдохновители были вынуждены становиться, одновременно, и организаторами, и даже непосредственными исполнителями. Так, например, это показал заговор ряда членов высшего советского руководства в 1953 г. против Берия: инициаторам этого заговора пришлось не только лично разработать все нюансы осуществления ареста противника, но и активно в нем участвовать самим. Известно, что в критический момент Н.С. Хрущев лично вытащил пистолет и приказал арестовать Л.П. Берия.

С другой стороны, в странах иных политических традиций, напротив, демократизация институтов власти привела к вынужденной необходимости включать в заговор значительное число людей — в частности, участников процедур, связанных с голосованием. Поскольку их посвящение в глубинные цели заговора как правило невозможно, то это усиливает расслоение между вдохновителями и организаторами с одной стороны, и массой непосвященных исполнителей, участвующих в действиях против жертвы заговора, с другой. В целом, однако, и здесь можно говорить о стирании традиционного разделения обязанностей.

Роль заговора как психологического инструмента политики зависит от степени демократизации общества. Эта роль наиболее значительна в тоталитарных и авторитарных социально-политических системах, в которых вопросы власти и управления сконцентрированы в узкой среде политической элиты и решаются в рамках не столько и нституционализированного, правового, сколько межличностного, келейного взаимодействия. В таких системах, в силу небольшого числа действующих в политике лиц, наиболее распространены дворцовые перевороты и террористические акты, направленные против правителей, особое значение приобретают характер личных взаимоотношений между членами элиты, их личные амбиции и усилия по достижению власти. В силу неразвитости политической культуры, общество легко принимает такие явления и смиряется с их последствиями.

Напротив, при демократическом, правовом способе организации социально-политической жизни роль заговоров снижается. В таких обществах борьба за власть носит значительно более широкий и гласный характер, требует для успеха вовлечения большого числа людей, что невозможно в сравнительно узких рамках заговора. Уменьшение степени концентрации власти, разделение властей, появление структур представительной, регулярно сменяющейся власти неизбежно ведет к снижению опасности и эффективности заговоров и развитию «антизаговорщицкого» мышления.

Заговор, как инструмент политики, противостоит сознательному участию  в ней широких масс. Общество, а котором заговоры играют значительную роль, не может считаться демократическим  и находится в опасном положении. Устранение самой возможности заговоров — условие нормального социально-политического развития, связанного с гласностью и массовым участием членов общества в принятии политических решений.