Закономерности развития политической системы общества

     Однофакторный подход не обязательно исключает  существование и иных, кроме выделенного  в качестве основополагающего, факторов, воздействующих на общество. Но последние лишь влияют на общество (влияющие факторы), определяет же его качественную особенность только один фактор — основополагающий.

     Возможен  и такой взгляд, согласно которому в основе всех общественных явлений  лежит один и только один фактор, но сам этот фактор в свою очередь определяется каким-то другим, отличным от него фактором — подосновообразующим. И такая иерархия факторов не обязательно должна ограничиваться лишь двумя этажами. Уровней может быть и больше. Такой подход может быть назван иерархофакторным, или этажнофакторным.

     Вторая  проблема, которая с неизбежностью  рано или поздно встала перед историками, это вопрос о том, что определяет развитие общества, т.е. вопрос о движущих силах истории. Данную проблему историки чаще всего не отделяли от вопроса  об основе общества. Соответственно и предлагаемые ее решения не отличались от решений первой проблемы.

     Люди, которые выделяли в качестве основы общества один фактор, чаще всего рассматривали  его одновременно и как движущую силу истории. Для них понятия  основополагающего фактора общества и движущего фактора истории полностью совпадали. В подобном случае однофакторный подход к решению первой проблемы был тем самым и точно таким же подходом к разрешению второй проблемы. И здесь тоже возможно было признание нескольких факторов, один из которых определяет общественное развитие (движущий фактор), а остальные более или менее существенно влияют на него (влияющие факторы).

     Что же касается многофакторного подхода  к решению вопроса об основе общества, то он всегда одновременно был и многофакторным подходом к решению проблемы движущих сил истории. Своеобразный характер приобретает иерархофакторный подход. Признается, скажем, один и только один основополагающий фактор. Как само собой разумеющееся принимается, что изменение этого фактора влечет за собой преобразование всего общества. Но причину изменения основополагающего фактора ищут не в нем самом, а в каком-то ином, отличном от него факторе. В таком случае понятия основы общества и его движущей силы отделяются друг от друга.

     Многофакторные  концепции общества и истории  не поддаются сколько-нибудь точной классификации. Однофакторные концепции, в которых в качестве определяющего  и/или движущего фактора выделяются объективно существующие явления или  комплексы явлений и которые  поэтому нередко именуются детерминистическими, чаще всего классифицируются по выделяемому фактору. В качестве примера можно назвать географический детерминизм, демографический детерминизм, экономический детерминизм и т.п. Но иногда такое название присваивается и концепциям, в которых из массы объективных факторов выделяется не один, а два или даже больше: техно-экологический детерминизм, демо-техно-экономо-экологический детерминизм и т.п.

     Некоторые исследователи, объявляя основополагающим и/или движущим фактором общества тот или иной комплекс явлений, в то же время никак не раскрывают источник его развития. И когда вопрос об этом источнике все же встает, то в результате за спиной провозглашаемого фактора встает иной фактор, который автором открыто не признается, но который реально выступает у него в качестве конечно определяющего.

     Проблема  движущих сил или факторов исторического  процесса встала перед исследователями  не сразу. И первыми ее более или  менее четко поставили не историки, а философы.

     Платону, конечно, эту проблему решить не удалось. Но он, по крайней мере, ее поставил. Историки же первоначально, как правило, ограничивались лишь поисками причин исторических событий. Так как исторические события складываются из действий людей, а человеческая деятельность является сознательной и целенаправленной, то естественным было в поисках причин исторических событий обратиться к выявлению мотивов действий людей и целей, которые они перед собой ставили. Так возник первоначальный теоретически совершенно не осмысленный волюнтаристический подход к истории. Главное внимание историками, конечно, уделялось сознанию и воле выдающихся личностей. Именно их историки рассматривали как творцов истории. Однако этот первоначальный стихийный исторический волюнтаризм стал постепенно дополняться в дальнейшем и вытесняться иными представлениями.

     Осознание того, что ход и исход человеческих действий нередко не зависел от сознания и воли людей, заставило историков  ввести понятие судьбы, как в виде фатума, рока, так и в обличье  фортуны, везения или невезения. Так постепенно историки в иллюзорной форме начали осознавать, что в исторических событиях, являющихся результатами деяний людей, проявляется исторический процесс, который идет по законам, не зависящим от воли и сознания людей.

     Не  повторяя всего сказанного о понятии судьбы в разделе об античной исторической науке (2.2.5), напомним лишь, что развитие этой идеи получило в античном мире завершение в философско-исторической концепции Августина Аврелия. Создав первую в истории человеческой мысли концепцию всемирной истории как единого процесса, Августин Аврелий попытался решить вопрос о движущей силе этого процесса. Этой силой, по его убеждению был бог. История человечества представляет собой реализацию божественного промысла. Провиденциализм по самой своей сути предполагал абсолютную предопределенность исторического процесса. И сразу же вставал вопрос: если ход истории в целом полностью предопределен, то являются ли полностью предопределенными исторические события, в которых он проявляется? Это был одновременно вопрос о том, насколько свободными являются люди в своих действиях, насколько свободной является их воля.

     Августин  Аврелий посвятил проблеме свободы  и необходимости немало страниц своего философско-исторического труда «О граде божьем». Но все его попытки совместить провиденциализм с допущением свободы воли человека оказались тщетными. В конечном счете он с неизбежностью пришел к полному фатализму.

Заключение

Познание и действие

     Связь науки второй половины XX века с понятием ценности вытекает из более явной, чем  раньше, связи между познанием  и преобразованием мира. Именно отсюда – современное представление  о связи между гносеологией и  аксиологией. Гносеологические проблемы, вытекающие из обобщения достижений неклассической науки, и особенно науки второй половины XX века, неотделимы от аксиологических проблем. Ценность познания стала одной из основных проблем философии, науки, всей культуры нашего времени. В той или иной форме она не может не волновать людей: с надеждой и тревогой они думают о том, как наука может повлиять на их судьбу. Рациональный ответ на подобный вопрос невозможен без раскрытия понятия науки, ее потенций и перспектив, а также понятия ценности науки, ее экономического, культурного, морального, эстетического эффекта.

     Основной  критерий и исходное определение  ценности познания – преобразование мира. Воздействие человека на мир  опирается на объективные процессы, как обратимые, так и необратимые, на их иерархию. Существует, следовательно, объективная основа ценностных определений, подобно тому как существует объективная основа самой деятельности по преобразованию мира. Для современной науки, изучающей природу, такой основой выступают в конечном счете объективные процессы структуризации и деструктуризации бытия. Естественно, что указанная сторона не исчерпывает сущности аксиологических проблем – проблем социальной, моральной, культурной и эстетической ценности.

     Ценность  познания связана в первую очередь  с отображением его результатов и методов в других областях, где имеют право гражданства и определения должного, понятие цели. Но и в самой науке критерий должного находит место, как только мы начинаем рассматривать ее как деятельность, как сферу общественного труда, как совокупность не только констатаций, но и целесообразных действий, поисков, экспериментальных проверок и т. д., т. е. всего, что человек должен делать для того, чтобы достичь того или иного результата. Причем речь вовсе не идет о результатах только прикладного характера. Уже давно, с самого начала существования классической науки, можно было говорить о ценности логики для математики и механики, о ценности механических моделей для физики, о ценности физических методов, понятий и схем для химии и т. д. Нужно подчеркнуть, что применимость понятия ценности в указанном смысле явилась результатом структуризации науки, выделения специфических дисциплин, исследующих специфические формы движения.

     Оценочные суждения и переходы от одного ряда понятий к другому входят в содержание науки и в ином смысле: ценность общих принципов определяется через их воздействие на внешнее оправдание, а ценность эмпирических проверок – через их преобразующее воздействие на внутреннее совершенство теорий.

     Ценность  науки определяется и в историческом плане. Можно говорить, например, о ценности науки Возрождения, исходя из ее активного воздействия на картину мира, созданную в XVII веке, или о ценности современной науки в переосмыслении прошлого и предвидении будущего. Такое понимание ценности соответствует пониманию активной роли науки в процессе ее исторического развития.

     Во  всех указанных случаях речь идет о целесообразном воздействии науки  на самое себя, о воздействии ее констатаций на выбор методов, на перенос понятий и методов  из одной дисциплины в другую, на направление поисков и характер задуманных экспериментов, на то, что определяется уже сформулированной целью и задачей исследования. Познание не может ограничиться пассивной констатацией объективного состояния, оно активно, неразрывно связано с действием.

     Значение  содержания науки, ее результатов, ее констатаций  для последующих поисков, методов, экспериментов может быть названо  своего рода гносеологической ценностью  познания. В этом эффекте научных  констатаций, в их необратимом преобразовании, в последовательном усложнении картины мира состоит связь между ценностью познания и его необратимостью. Сила научных преобразований принимает форму научной задачи и, таким образом, как бы переходит в сферу должного, создает возможность некоторого прогноза. Все это рождает мироощущение, которое можно назвать гносеологическим оптимизмом

     Значение  того или иного процесса, явления  нередко определяется воздействием его на более общий процесс, воздействием данной системы на включающую. Так, ценность индивидуальной человеческой жизни, ее смысл – в воздействии на жизнь окружающих людей, на жизнь общества, того или иного общественного строя, в определенном ее вкладе в необратимую эволюцию общества, в развитие человека.

     Можно сказать, что ценность в этом смысле связана с интенсивностью того процесса, который лежит в основе необратимого течения времени.

     Истоки  понимания последнего восходят к  идеям Возрождения. Для средневековой  мысли в ее официальных направлениях критерием ценности служит десекуляризация, т. е. переход от секулярного, временного, относительного, свойственного «земному граду», к невременному, к неподвижной сакральной вечности, свойственной «божьему граду». Временные события и процессы обладают ценностью, если они в эволюции мира, длящейся до скончания веков, проникнуты ощущением сакральной вечности. Выражение «до скончания веков» имело в средние века не тот смысл, который ему придают начиная с Возрождения. Средневековые мыслители полагали, что в «конце веков» века перестанут существовать, время остановится и исчезнет. Эта концепция, ставшая архаической уже в XVI веке, была связана со статической гармонией мироздания – основной идеей античной и средневековой космологии. Новая концепция ценности, возникшая в рамках Возрождения, явилась некоторым предварительным вариантом учения о вечности времени, о бесконечном временном процессе изменения мира, о динамической гармонии бытия.

     Обобщением  длящейся, динамической вечности явилось  затем, гегелевское понятие истинной бесконечности. Современное, связанное с неклассической наукой, понятие бесконечности отличается тем, что бесконечность не только присутствует в каждом конечном элементе, но и взаимодействует с каждым конечным или бесконечно малым элементом. Такое понятие бесконечности подчеркивает связь бесконечности с действием, бесконечность становится как бы объектом действия – антитезой средневекового провиденциализма, мысли о провидении, заменившем античный фатум, но столь же незыблемом в своих предначертаниях. Бесконечность, зависящая от локального элемента, – одно из самых нетрадиционных и парадоксальных понятий физики XX века.

     Может показаться искусственным непосредственный переход от физического взаимодействия бесконечно малого с бесконечно большим  к взаимодействию в других областях реальности. Однако ранее уже говорилось о влиянии теории относительности и других разделов неклассической науки на философские обобщения, что является исходным пунктом подобного перехода.

     Обобщение достижений теории относительности  и квантовой механики в значительной мере совпадает с исторической эволюцией. В первой половине XX века теорию относительности считали по преимуществу макроскопической теорией быстро движущихся тел. Во второй половине века теория относительности становится единой теорией Вселенной и микромира и вступает в значительно более явный и тесный союз с квантовой теорией, которая также становится универсальной, охватывающей космические процессы. Подобная универсализация созданных в первой половине века физических теорий означает переход из теории микромира в теорию космоса и обратно физических констант, моделей, законов, уравнений, понятий, которые по своей общности в какой-то степени приближаются к философским (или к общенаучным) категориям, оставаясь при этом в пределах физики.