Сущность и понятие международных отношений

 ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ

ГОУ ВПО «Сибирский государственный  технологический  университет»

Кафедра: «Политологии и права» 
 
 
 
 
 

Контрольная работа

«Сущность и понятие международных  отношений»

Вариант № 4 
 
 
 
 
 

                                                                              Выполнила ст-ка:

                                                                Группы

                                                                                            Проверил:

Красноярск, 2011 г. 

Закономерности международных  отношений. П.А.Цыганков. 
 

Закономерности международных  отношений 

Цыганков П.А. 

Проблема закономерностей  международных отношений остается одной из наименее разработанных и наиболее дискуссионных в науке. Это объясняется прежде всего самой спецификой данной сферы общественных отношений, где особенно трудно обнаружить повторяемость тех или иных событий и процессов и где поэтому главными чертами закономерностей являются их относительный, вероятностный, непредопределенный характер. Главными признаками социальных законов, объединяющих их с законами природы, считаются наличие строго определенных условий, при которых их проявление становится неизбежным, а также частичная, приблизительная реализация условий, при которых действует закон[1]. Подчеркнем в этой связи, что степень такой приблизительности в сфере международных отношений настолько велика, что многие исследователи склонны говорить не столько о законах и закономерностях, сколько о вероятностях наступления тех или иных событий, или о тенденциях[2]. Но и тогда, когда наличие закономерностей не подвергается сомнению, существуют разногласия относительно их содержания. Как и в предыдущем параграфе, мы сначала рассмотрим здесь несовпадающие основные позиции конкурирующих теоретических парадигм в данном отношении, а затем попытаемся вычленить те общие закономерности, которые не вызывают сомнения (хотя и могут трактоваться по-разному) ни у либералов и транснационалистов, ни у неомарксистов и представителей мир-системного анализа, ни у реалистов и неореалистов.  

Одной из наиболее привлекательных  черт теории политического реализма стало стремление обосновать мысль  о том, что в основе международной политики лежат объективные и неизменные законы политического поведения, корни которых следует искать в самой человеческой природе. Центральное понятие политического реализма - "интерес, определенный в терминах власти" - связывает существование законов международных отношений с потребностями людей в безопасности, процветации и развитии, которые и должно защищать государство в своей внешнеполитической деятельности. О стремлении к научной объективности говорит и другое положение политического реализма - о необходимости рассматривать международные отношения не с точки зрения какого-либо идеала, сколь бы хорош он ни был, а с точки зрения сущности всякой - в том числе и международной - политики. "Международная политика, подобно любой другой политике, есть борьба за власть; какой бы ни была конечная цель международной политики, ее непосредственной целью всегда является власть", - пишет Г. Моргентау[3]. Не отрицая необходимости создания гармоничного и мирного международного порядка, основанного на демократии, универсальных ценностях и верховенстве права, политические реалисты настаивают на том, что в современном мире одной из главных особенностей международной политики является постоянное стремление наций-государств к сохранению благоприятного для них статус-кво на мировой арене или же к его изменению в свою пользу. В свою очередь, это приводит к особой конфигурации международных отношений, называемой балансом сил и, соответственно, к политике, направленной на поддержание этого баланса. 

К. Уолц, один из основателей неореа?изма, утверждает, что объяснение социальных форм на основе психологических данных ошибочно, ибо групповые явления не сводятся к особенностям индивидуального поведения. Вот почему надо говорить не о природе человека, а исследовать социальные факторы. Но это не значит, что можно ограничиться ссылками на формы правления, политические режимы и т.п. В ситуации стратегической взаимозависимости поведение государств, их политика объясняются не только их внутренними причинами, но также поведением и политикой других государств. Поэтому, если мы хотим понять, или попытаться предсказать такое поведение, то мы должны учитывать особенности межгосударственной системы, специфику ее структуры. Уолц стремится преодолеть то, за что теорию политического реализма упрекали модернисты: присущие ей недостатки в методологии и методах исследования международно-политических реалий. В поисках методологической строгости он приходит к выводу о необходимости системного подхода к их анализу. Определяющая роль при этом отдается понятию структуры, которая рассматривается Уолцем как распределение возможностей (принуждений и ограничений), которые система вменяет своим элементам-государствам, а также как функциональная дифференциация и недифференциация субъектов. Сегодня такое понимание является настолько распространенным, что системная теория международных отношений нередко отождествляется именно с ним[4]. 

Политический реализм  скептически относится к возможностям регулирования международного общества на основе правовых норм или нравственных ценностей. Как пишет Г. Шварценбергер, в обществе, в котором отсутствует верховная власть, главная функция закона заключается в содействии установлению верховенства силы и иерархии, основанной на применении власти. И во множестве случаев международное право служит именно этим целям. Подобное может быть сказано и относительно морали: главная функция международной морали состоит не в контроле за своим собственным поведением, а в использовании морали в качестве силового оружия против потенциальных и реальных врагов[5]. 

Таким образом, основные закономерности международных отношений, в представлении политического  реализма, это бесспорная и приоритетная роль государства как главного и, по сути, единственного международного актора; обусловленность внешней политики государств национальными интересами; сила (прежде всего в ее военной составляющей) как главный инструмент достижения целей; решающая роль великих держав в мировой политике; баланс сил, как средство поддержания международной стабильности и главный регулятор международного порядка. 

С точки зрения неолибералов, эти закономерности никогда не были бесспорными, а в последние десятилетия  и вовсе утратили свою достоверность. Как считает Дж. Най, сегодня во многих областях международных отношений  частные субъекты и небольшие государства располагают гораздо большими возможностями, чем раньше. Одновременно снижаются возможности великих держав использовать традиционные силовые потенциалы для достижения своих целей. Сила становится все менее применяемой, менее осязаемой и менее принудительной[6]. Б. Бади и М.-К. Смутс пишут, что мир 90-х годов находится в поисках новых отношений и новых субъектов. Закономерность национального интереса теряет свое прежнее значение. Многие современные элементы силы ускользают от государственного авторитета, оставляя межгосударственной системе очень мало средств эффективного влияния на происходящие процессы, заставляя прибегать к опосредованным и всегда дорогостоящим способам принуждения. Современные международные отношения дают все меньше оснований рассматривать их как межгосударственные взаимодействия, ибо сегодня происходят существенные и, видимо, необратимые изменения в способах раздела мира, принципах его функционирования[7]. Краеугольные понятия, отражавшие сами основы, на которых веками покоились различные исторические типы международного порядка - такие, как "безопасность", "территориальная неприкосновенность", "государственный суверенитет", "лояльность власти " - либо теряют свой смысл, либо приобретают совершенно новое значение[8]. 

Основой всех этих новых  тенденций в международных отношениях является закономерность возрастающей взаимозависимости мира под влиянием микроэлектронной революции, революции  в средствах связи, транспорта и  коммуникации. Результатом становится вторжение в сферу мировой политики новых, нетрадиционных акторов - неправительственных организаций, финансовых фирм, мультинациональных корпораций, частных групп, демографических потоков, мафиозных структур и "рядовых" индивидов. Государства уже не могут, как прежде, контролировать их деятельность, которая все чаще осуществляется в обход и вопреки государственному суверенитету. Поэтому монополия государства в международных отношениях разрушается, хотя оно продолжает претендовать на эту монополию. Геостратегические приоритеты теряют смысл. Внутренняя и международная политика становятся все более взаимопроницаемыми, граница между ними стирается. Сужение эффективных компетенций национальных правительств, эрозия силовых отношений в международных отношениях и увеличение числа и многообразия "акторов вне суверенитета" создают новую картину взаимодействий на мировой арене. Международные отношения становятся все более транснациональными и все менее управляемыми[9]. Отсюда сформулированный Майклом Николсоном "парадокс участия". Он состоит в том, что чем меньше количество и степнь разнородности участников международных взаимордействий, тем более упорядоченной является система международных отношений и тем более предсказуемы действия отдельных участников и их последствия. Если же международные отношения пополняются новыми участниками, то прогноз, а, следовательно и совершение эффективных действий становится все более трудным[10]. 

Итак, взаимозависимость  и транснационализация международных  отношений; утрата государством его  прежней роли "законодателя мод" во взаимодействиях на мировой арене; упадок значения силы, а, следовательно, и баланса сил, как регулятора этих взаимодействий; рост числа и многообразия "акторов вне суверенитета" и обусловленный им "парадокс участия"; стирание границ между внутренней и международной политикой -- таков вклад транснационализма в познание закономерностей международных отношений.  

Что касается неомарксизма[11], то в исследовании закономерностей  международных отношений он исходит  из экономического и социального неравенства в рамках глобальной капиталистической мир-системы, зависимости периферии мирового хозяйства от его центра. Глобализация мир-экономики, сопровождаемая ростом богатств для самых богатых стран и народов, ведет к разрыву социальных связей, неуправляемым демографическим сдвигам и поляризации между богатыми и бедными в мировом масштабе. И существует вероятность того, что по мере развития и обострения этих процессов наиболее обездоленные группы могут скоординировать свои усилия для смягчения их неблагоприятных последствий. Результатом такой координации станет поэтапное строительство иных обществ, иных государственных форм и иного миропорядка.  

Господствующая в  капиталистической мир-системе идеология  гиперлиберализма меняет роль национального суверенитета. Роль государства рассматривается прежде всего с точки зрения помощи рыночным силам. И наоборот, оно утрачивает свою роль социальной защиты населения. Перераспределение в пользу бедных регионов рассматривается в рамках указанной идеологии как "протекционистское вмешательство", которое противоречит логике рынка. Поэтому регионы все меньше связывают свои интересы с центром. Усиливаются автономистские движения: богатые не хотят делиться с бедными, а бедные считают, что отделение станет наилучшим путем решения их проблем. 

Демократизация международных  отношений ведет к манипулированию  политическим процессом со стороны  тех, кто способен его финансировать  и кто владеет сложными технологиями манипулирования национальным и  международным общественным мнением, к стандартизации и имитации моделей потребления развитых стран. Но одновременно она ведет и к диверсификации. Она расширяет возможности утверждения партикулярных идентичностей, которые стремятся избежать унификации культуры. Она может дать место проявлению желания жить и работать иначе. В длительной перспективе - способствовать диверсификации общественных проектов и путей развития. Таким образом, основная мысль, которую настойчиво проводит неомарксистское течение - это мысль о противоречивости таких закономерностей международных отношений, как глобализация, рост взаимозависимости и демократизации, изменение роли государственного суверенитета, что ведет к несправедливому распределению благ и, следовательно, выдвигает объективное требование, по меньшей мере, сознательного управления происходящими процессами.  

На примере неомарксизма (как одного из наиболее радикальных  теоретических течений в рамках международно-политической науки), пожалуй, наиболее отчетливо можно убедиться  в том, что в изучении современных международных отношений политическая наука исходит из признания существования некоторых общих закономерностей международных отношений. Попытаемся резюмировать те из них, которые признаются всеми течениями и выглядят, с этой точки зрения, как относительно бесспорные (независимо от выводов о настоящем и представлений о будущем, которые делаются каждым из них на этой основе).  

Во-первых, одной  из групп таких закономерностей  является рост взаимозависимости современного мира, выражающийся в неоднозначных и противоречивых явлениях глобализации экономических и финансовых процессов и экологических угроз, в демократизации и гуманизации международных отношений[12]. Она может по-разному пониматься представителями различных теоретических традиций и парадигм, но сам факт признания роста взаимозависимости - в том числе и такими убежденными сторонниками политического реализма, как Ганс Моргентау и Раймон Арон свидетельствует о том, что под влиянием новых реальностей (прежде всего ядерного оружия) мирового развития они шли к тому, против чего ранее энергично боролись: в ядерный век неуязвимость одной, даже самой сильной в военном отношении державы, невозможна. Это означает, что в международных отношениях появляются общие интересы, которые могут быть достигнуты только совместными усилиями[13].