Политическое пробуждение России на рубеже XIX–XX веков

Для эсеров основным принципом деления общества на классы являлось не отношение к собственности, а источник дохода. В итоге в одном лагере оказывались те классы, для которых таким источником служила эксплуатация чужого труда, а в другом — классы, живущие своим трудом. К последним относились пролетариат, трудовое крестьянство и трудовая интеллигенция.  
Крестьянство являлось предметом особого внимания эсеровской теории и практики, так как по своей численности и экономическому значению оно было, по мнению эсеров, “немного не всем”, в то время как по своему правовому и политическому положению — “чистым ничем”. “Все его отношения с внешним миром,— считал Чернов,— были окрашены в один цвет — данничества”. Впрочем, положение крестьянства было действительно настолько тяжелым, что признавалось всеми. Эсеровская оригинальность заключалась не в оценке положения крестьянства, а прежде всего в том, что эсеры в отличие от марксистов не признавали крестьянские трудовые хозяйства мелкобуржуазными; эсеры не разделяли догму, что крестьянство может прийти к социализму только через чистилище капитализма, через дифференциацию на буржуазию и пролетариаты. Эсеры унаследовали в своей теории положения классиков народнической экономической теории об устойчивости крестьянских хозяйств, об их способности противостоять конкуренции со стороны крупных хозяйств. Эти постулаты и являлись исходными в эсеровской теории некапиталистической эволюции трудового крестьянства к социализму.  
Упрощенным является распространенное в марксистской литературе мнение о том, что якобы эсеры, подобно старым народникам, считали крестьян социалистами по природе. В действительности эсеры лишь признавали, что “общинно-кооперативный мир деревни вырабатывал в ней своеобразное трудовое правосознание, легко смыкающееся с идущей от передовой интеллигенции проповедью аграрного социализма”. На этом представлении основывался пункт эсеровской программы о необходимости пропаганды социализма не только среди пролетариата, но и крестьянства.  
 Каким же виделся эсерам российский пролетариат? Они прежде всего отмечали, что но сравнению с голью и нищетой деревни городские рабочие жили лучше, но их уровень жизни был гораздо ниже, чем западноевропейского пролетариата. Российские рабочие не имели гражданских и политических прав; отсутствовали и законы, предусматривавшие улучшение их положения. В связи с этим любые выступления экономического характера приводили, как правило, к столкновению с властями, перерастали в политические. Поскольку у рабочих не было легальных профессиональных организаций, руководство выступлениями рабочих осуществляли, как правило, нелегальные партийные организации.  
 Эсеры признавали, что своей численностью пролетариат уступал трудовому крестьянству, но превосходил его своей концентрированностью в культурных и политических центрах страны, что он был “наиболее подвижным, активным и агрессивным общественным классом”, постоянной и самой серьезной опасностью для правившего режима. Эсеры особо подчеркивали связь русских рабочих с деревней, однако эту связь они оценивали иначе, чем марксисты. Эсеры не видели в ней препятствия, которое мешало бы формированию у пролетариата истинного социалистического сознания. Наоборот, такую связь они оценивали положительно, видя в ней одну из основ классового “рабоче-крестьянского единства”. Помочь пролетариату и трудовому крестьянству осознать себя единым рабочим классом, увидеть в этом единстве залог своего освобождения должна была интеллигенция.  
Интеллигенцией эсеры считали социальную группу, занимавшуюся творческим трудом по производству духовных ценностей и передачей их другим. Непременными атрибутами такого труда являются самостоятельность, инициативность и свобода. Так как самодержавно-бюрократический режим из-за постоянного стремления к регламентации, централизации и подавлению любых проявлений творчества был органически несовместим с нормальной жизнью интеллигенции, то она не могла не находиться в перманентном конфликте с этим режимом.  
По эсеровским представлениям, интеллигенция была самостоятельной социальной категорией; она склоняется в сторону того класса, который более всего выражает интересы общественного развития. Интеллигенция, способная подняться над сегодняшним днем, в состоянии определить будущее класса, она организует его и руководит его повседневным поведением во имя этого будущего. Русскую интеллигенцию, эсеры считали буржуазной. Поскольку в российском капитализме разрушительные тенденции преобладали над созидательными и буржуазия в связи с этим была несостоятельна в духовной сфере, ничтожно значимой в области политики и морали, ей нечем было привлечь к себе интеллигенцию; негативными же своими качествами она настраивала интеллигенцию против себя, побуждала ее обращаться к социализму и трудовым классам — пролетариату и крестьянству. В социализме, в экспроприации капиталистической собственности и реорганизации производства и всего общественного строя на социалистических началах при полной победе рабочего класса, организованного в социально-революционную партию,— вот в чем эсеры видели свою конечную цель.  
Какова же была эсеровская модель социализма? Эсеры были сторонниками демократического социализма, т. е. хозяйственной и политической демократии, которая должна была выражаться “через представительство организованных производителей (профсоюзы), организованных потребителей (кооперативные союзы) и организованных граждан (демократическое государство в лице парламента и органов самоуправления)”. Оригинальность эсеровского социализма заключалась в теории социализации земледелия. Эта теория составляла национальную особенность эсеровского демократического социализма и являлась вкладом в сокровищницу мировой социалистической мысли. Исходная идея этой теории заключалась в том, что социализм в России должен начать произрастать раньше всего в деревне. Почвой для него, его предварительной стадией, должна была стать социализация земли.  
Социализация земли, обобществляя землю и ставя в равные условия по отношению к ней все трудовое население, создавала необходимые предпосылки для завершающей фазы процесса социализации земледелия — обобществления земледельческого производства с помощью различных форм коопераций.  
Важнейшей предпосылкой для социализма и органической его формой эсеры считали политическую свободу и демократию. “Социализм без свободы,— заявлял Чернов,— есть тело без души”. Политическая демократия и социализация земли были основными требованиями эсеровской программы-минимум. Они должны были обеспечить мирный, эволюционный, без особой, социалистической, революции переход России к социализму. В программе, в частности, говорилось об установлении демократической республики с неотъемлемыми правами человека и гражданина: свобода совести, слова, печати, собраний, союзов, стачек, неприкосновенность личности и жилища, всеобщее и равное избирательное право для всякого гражданина с 20 лет, без различия пола, религии и национальности, при условии прямой системы выборов и закрытой подачи голосов. Требовались также широкая автономия для областей и общин как городских, так и сельских и возможно более широкое применение федеративных отношений между отдельными национальными регионами при признании за ними безусловного права на самоопределение. Эсеры раньше, чем социал-демократы, выдвинули требование федеративного устройства Российского государства. Смелее и демократичнее они были и в постановке таких требований, как пропорциональное представительство в выборных органах и прямое народное законодательство (референдум и инициатива)  
 В народнохозяйственной области программа эсеров, как и программы других социалистов, делала акцент прежде всего на перераспределении тех богатств и доходов, которые имелись и которые должны были быть произведены. Конкретно предлагались следующие меры. В вопросах государственного хозяйства и финансовой политики: введение прогрессивного налога на доходы и наследства при полном освобождении от налогов мелких доходов; уничтожение косвенных налогов, покровительственных пошлин и всех вообще налогов, падающих на труд. В области рабочего законодательства партия ставила своей целью охрану духовных и физических сил рабочего класса в городе и деревне и увеличение его способности к дальнейшей борьбе за социализм; в частности, выдвигались требования: установление законодательного максимума рабочего времени (8 часов), минимальных зарплат, страхование рабочих за счет государства и хозяев и на началах самоуправления самих страхуемых; охрана труда под наблюдением фабричной инспекции, избираемой рабочими; профессиональные организации рабочих и их участие во внутренней организации труда на промышленных предприятиях. В вопросах переустройства поземельных отношений партия заявляла о своем стремлении опираться, в интересах социализма и борьбы против буржуазно-собственнических начал, на традиции и формы жизни русского крестьянства, его общинные и трудовые воззрения, в особенности на распространенное среди него убеждение, что земля ничья и что право на пользование ею дает лишь труд. При социализации обращение земли в общенародное достояние должно было произойти без выкупа. Пострадавшим в грядущем имущественном перевороте обещалось право на о6щественную поддержку на то время, которое необходимо для приспособления к новым условиям личного существования. Свою программу общественного переустройства эсеры намеревались отстаивать прежде всего в Учредительном собрании Вместе с тем они заявляли, что будут стремиться “непосредственно проводить” ее и явочным порядком. Характерным для эсеров было и то, что они, подобно представителям реформистских течений в западноевропейском социализме, приветствовали все меры, имевшие целью “обобществление еще в пределах буржуазного государства тех или иных отраслях народного хозяйства”. Однако по отношению к самодержавию они были настроены бескомпромиссно и считали, что свергнуть его можно только насильственным, революционным путем.  
В области тактики партийная программа эсеров ограничивалась положением о том, что борьба будет вестись “в формах, соответствующих конкретным условиям русской действительности”. Поскольку эта действительность была сложной и постоянно претерпевала изменения, то арсенал тактических приемов, методов и средств борьбы партии эсеров, нацеленной на преобразование этой действительности, был весьма разнообразным. Он включал в себя пропаганду и агитацию, парламентскую работу и все формы внепарламентской, насильственной борьбы (стачки, бойкоты, вооруженные демонстрации, вооруженные восстания и др.).

Позиция партии в вопросе о терроре была наиболее полно изложена в статье “Террористический элемент в нашей программе”, написанной Черновым, отредактированной Гершуни и опубликованной в июне 1902 г. в № 7 “Революционной России”. Эсеры не считали террор “едино - спасающим и все разрешающим средством” борьбы, но видели в нем одно из самых “крайних и энергичных средств борьбы с самодержавной бюрократией”. С помощью террора они надеялись одерживать административный произвол, дезорганизовать правительство. Вместе с тем, террор рассматривался ими как эффективное средство агитации и возбуждения общества, мобилизации революционных сил. Особое значение придавалось центральному террору, направленному против влиятельных, крайне реакционных государственных деятелей. В то же время вплоть до третьеиюньского государственного переворота в партии официально не ставился вопрос о покушении на царя. Доводы при этом приводились различные, но прежде всего принималось во внимание то, что народовольческий опыт цареубийства не нашел надлежащего отклика в обществе; отмечались и ничтожность, марионеточность фигуры Николая II, его якобы полная зависимость от окружающих лиц.  
Центральный террор был сферой деятельности Боевой организации. Наиболее эффективной она была в период, предшествовавший революции 1905—1907 гг. Жертвами эсеровского террора в это время стали: министры внутренних дел Д. С. Сипягин (смертельно ранен 2 апреля 1902 г. С. В. Балмашевым) и В. К. Плеве (убит 15 июля 1904 г. Е. С. Созоновым); харьковский губернатор князь И. М. Оболенский жестоко расправившийся с крестьянскими выступлениями в Полтавской и Харьковской губерниях весной 1902 г. (ранен 29 июля 1902 г. Ф. К. Качурой), и уфимский губернатор Н. М. Богданович, организовавший “бойню” Златоустовских рабочих (убит б мая 1903 "г. в Златоусте О. Е. Дулебовым). 4 февраля 1905 г. на территории Московского Кремля бомбой, брошенной членом эсеровской организации И. П. Каляевым, был убит московский генерал-губернатор, дядя царя, великий князь Сергей Александрович.  
Террористическая деятельность принесла известность партии эсеров. В массовой же революционной работе она заметно уступала своим главным политическим конкурентам — социал-демократам. Так, в 1901—1904 гг., по полицейским сведениям, у эсеров было 37 типографий, а у социал-демократов —104, издавших соответственно 277 и 1092 различных наименований революционной литературы. По тем же сведениям, эсеры уступали социал-демократам и в деле пропаганды и агитации. В частности, в 1903 г. охранительными органами было зафиксировано 329 случаев распространения нелегальной социал-демократической литературы, а эсеровской—100; в 1904 г.—соответственно 310 и 87. Практически под безраздельным влиянием социал-демократов находилось в это время рабочее движение, участие эсеров в котором было весьма незначительным ( в ростовской стачке 1902 г., во всеобщей стачке на юге России, особенно в Киеве, в 1903 г.).  
Осенью 1904 г. в партии эсеров в условиях нараставшей революционной ситуации усилились разногласия. Под опекой Е. К. Брешковской в эмиграции сформировалось течение так называемых аграрных террористов, явившееся предтечей эсеровского максимализма. Представители этого течения, главным образом молодежь, настаивали на том, что необходимо воспользоваться сложившейся обстановкой, двинуться в деревню и призвать крестьян к немедленному разрешению земельного вопроса “снизу”, захватным путем, используя те приемы и средства, к которым прибегали крестьяне в своей вековой борьбе с помещиками. В руководстве партия преобладающей оказалась иная тенденция — стремление к сближению с активизировавшимся в это время либеральным движением. Представители эсеровского руководства (В. М. Чернов и Е. ф. Азеф) принимали участие в конференции российских оппозиционных и революционных партий, состоявшейся осенью 1904 г. в Париже и выработавшей соглашение о координации действий в борьбе за политическое освобождение страны от самодержавия. Однако практического значения это соглашения не имело: оно было перечеркнуто начавшейся революцией, поставившей партии и движения в новые условия.  
На I съезде партии эсеров (май 1906 г.) был принят Временный организационный устав. Сколько-нибудь серьезные дополнения были внесены в него лишь IV съездом партии, состоявшимся через 11 лет, в 1917 г. Устав включал восемь пунктов. Первый пункт определял членство в партии: членом ее признавался “всякий, принимавший программу партии, подчинявшийся постановлениям ее и участвующий в одной из партийных организаций”. В этом пункте ничего не говорилось о членских взносах. Решение об их обязательности было принято лишь в 1909 г. на 5-м Совете партии, но это решение не стало нормой партийной жизни. Финансы партии составлялись главным образом из крупных взносов и отчислений, делаемых некоторыми членами партии и лицами, сочувствовавшими ее деятельности. Кроме того, были и “экстраординарные поступления” в виде средств, добытых различными экспроприациями. Не предусматривалась также обязательность личной работы члена партии в одной из партийных организаций. 

Вплоть до 1917г. простой декларацией являлись положения второго пункта устава о выборном начале, взаимном контроле. На деле нормой было то, что в уставе называлось “временным коррективом” — право кооптации, подчинение низов верхам, без какого-либо контроля первых над вторыми.  
Высшей партийной инстанцией являлся съезд партии, который должен был созываться не реже одного раза в год. На практике эта периодичность не соблюдалась. За время существования партии состоялось всего лишь четыре съезда — два в период первой революции и два в 1917 г. Идейное и практическое руководство партийной деятельностью возлагалось на ЦК, избиравшийся съездом в количестве пяти человек. Избранным членам ЦК предоставлялось право кооптировать в свой состав до пяти членов. Первый выборный ЦК эсеров состоял из Е. Ф. Азефа, А. А. Аргунова, Н. И. Ракитникова, М. А. Натансона и В. М. Чернова. ЦК назначал ответственного редактора Центрального печатного органа партии и ее представителя в Международное социалистическое бюро. С момента принятия партии во II Интернационал в августе 1904 г. постоянным представителем ее там был до 1922 г. И. А. Рубанович. При ЦК создавались специальные комиссии или бюро — крестьянское, рабочее, военное, литературно-издательское, техническое и др., а также институт разъездных агентов.  
Устав предусматривал и такой институт, как Совет партии. Он составлялся из членов ЦК, представителей областных, Московского и Петербургского комитетов. Совет созывался по мере надобности по инициативе ЦК или половины общего числа областных организаций для обсуждения и решения

Картинка взята с сайта http://ru.wikipedia.org/

неотложных вопросов тактики и организационной работы, 1-й Совет партии состоялся в мае 1906 г., последний, 10-й—в августе 1921 г.