Жизнь и творчество А. С. Макаренко. "Педагогическая поэма"

     Он  никогда и никому не навязывал  своей дружбы. Но если уже сходился с человеком, то становился ему другом искренним, настоящим, другом – навсегда.

     Вот какой это был человек. «Удивительный  человечище», - так сказал о нём 
Горький.

     «Советское  общество – это общество на великом  походе, - писал Макаренко в начале 1939-го года. – Мы живём в то замечательное время, когда человечество закончило какой-то тысячелетний период предварительной жизни и впервые в истории подняло знамя человеческой организации. Мы вооружены стратегией марксизма – ленинизма, мы ведём бой за новое счастье, за новый разум, новую жизнь».

     Всю жизнь Макаренко следовал этому  принципу.

     Макаренко творил жизнь. И жизнь, созданная  им, продолжается. И в ней, в этой жизни, большое место принадлежит  делам, мыслям, мечтам, надеждам, памяти этого удивительного человека. 

     «Педагогическая поэма» - поэма жизни.

     «Педагогическая поэма» - произведение весьма характерное для советской литературы 30 х годов.

     Если  в 20-е годы основное внимание наших  писателей привлекали люди, делавшие революцию и закалявшиеся в битвах за нее в огне гражданской войны, то в 30 е годы центр тяжести переносится на героев иного плана.

     Годы  первых пятилеток, годы строительства  крупнейших промышленных гигантов, годы массовой коллективизации заложили прочный фундамент социализма в нашей стране. Они во многом определили и существенные сдвиги в психологии строителей новой жизни. Созидательный труд на благо всего народа, труд коллективный и осмысленный стал лучшим воспитателем человека.

     «Люди делали блюминг - блюминг делал людей»,- читаем мы в одной из газетных заметок тех лет. Скупое, но точное выражение сущности происходящего.

     Большинство значительных произведений литературы 30-х годов и посвящено изображению этого чрезвычайно знаменательного процесса, тесно связанного с настоящим и вместе с тем определяющего перспективы нашего движения в будущее.

     Во  всех этих книгах, изображая красноречивые сами по себе факты социалистического строительства, писатели в первую очередь стремились проникнуть во внутренний мир своих современников, отразить решающие изменения, происходящие в их сознании, дать художественное исследование процессов формирования характера человека социалистической эпохи.

       «Педагогическая поэма» А. С.  Макаренко заняла особое место  в ряду этих произведений. Особое потому, что проблема воспитания, проблема роста нового человека раскрывается здесь не просто талантливым писателем, но и замечательным педагогом новатором. Читатель знает: в книге Макаренко речь идет о событиях, имеющих в основе реальные, жизненные факты, о героях, что называется, списанных с натуры. Это подчеркивал и сам Макаренко. Выступая перед харьковскими читателями, он говорил, что в «Педагогической поэме» «нет выдумки, за исключением отдельных фамилий и отдельных ситуаций».

     Действительно, большинство героев книги имеют  прототипов. Некоторым из них автор оставил даже подлинные имена (Антон Семенович Макаренко, Калина Иванович Сердюк, Коваль). Иным изменил, но очень незначительно, совершенно прозрачно намекая на реальный прообраз (Калабалин - Карабанов, Супрун - Бурун, Колос - Голос, Браткевич - Братченко, Шершнев - Вершнев, Фере - Шере, Б. Ф. Григорович - Екатерина Григорьевна и т. д.).

     То  же самое можно сказать и о  фабуле «Поэмы». События, составляющие ее основу, точно воспроизводят этапы роста колонии имени Горького.

     Однако  было бы ошибкой на этом основании отнести «Педагогическую поэму» к документальному жанру. Нам известны и другие произведения, основанные на подлинных фактах, но не являющиеся документальными по своей жанровой природе. Достаточно вспомнить «Как закалялась сталь» Н. Островского, «Молодую гвардию» А. Фадеева. К подобной категории книг относится и «Педагогическая поэма». Типизируя reроев и обстоятельства, писатель опирается на документально-фактическую основу, но при этом строго соблюдает принцип художественной целесообразности, щедро пользуясь правом писателя на вымысел. Он отсекает «лишние» факты, допускает хронологические смещения, заостряет отдельные сюжетные ситуации, а иной раз и видоизменяет их, додумывает необходимые детали и т. п. Известно, например, что «подлинный» Калина  Иванович Сердюк работал в колонии имени Горького до 1 мая 1922 года. А Калина Иванович в «Поэме» со свойственной ему горячностью напутствует колонистов перед штурмом Куряжа, который состоялся в 1926 году.

     Очевидно, автору было необходимо «задержать»  в колонии своего колоритного завхоза, с тем чтобы  шире развернуть тему «воспитания юмором» и обозначить его уходом начало нового этапа в жизни колонии. Показательный пример деформации фактического материала в книге Макаренко приводит Е. Балабанович: колонист, ставший прототипом Ужикова, украл деньги не у рабфаковцев, а у самого Макаренко. Исследователь справедливо объясняет суть замены сюжетной  ситуации: украсть у товарищей с точки зрения колонистской этики - самое тягчайшее преступление. Писатель тем самым подчеркивает предел нравственного падения Ужикова.

     Глубоко продумана и прочувствована писателем  композиция книги, ее главная сюжетная линия. Три части «Педагогической поэмы» - три последовательных этапа становления и развития коллектива колонии имени Горького. Впрочем, сюжетно-композиционную структуру книги предельно четко охарактеризовал сам Макаренко.

       «В первой части «ПП»,— читаем  мы в одном из его писем  к Горькому,— я хотел показать, как я, неопытный и даже ошибающийся, создавал коллектив из людей заблудших и отсталых» (18.9.1934). То, что выражено здесь всего лишь в одной фразе, развернуто в тексте «Поэмы» в двадцати восьми насыщенных острыми конфликтами драматически напряженных главах.

     Первая  из них выполняет роль пролога. Получая  задание организовать колонию для малолетних правонарушителей, Макаренко твердо убежден только в одном: «Нужно нового человека по-новому делать». Но как? Это неизвестно ни завгубнаробразом, ни самому Макаренко.

     Воспитать новых людей из вчерашних преступников, беспризорников, хлебнувших анархической уличной свободы, оказывается делом неимоверно сложным. Трудность усугубляется обстановкой разрухи: полуголодным пайком, большими материальными нехватками. И едва ли не самое главное - отсутствие разработанной методики воспитания: двигаться приходилось ощупью, наобум.

     «...Дела своего мы, собственно говоря, не знали,—  признается Макаренко, имея в виду не только себя, но весь маленький коллектив воспитателей,— наш рабочий день полон был ошибок, неуверенных движений, путаной мысли. А впереди стоял бесконечный туман, в котором с большим трудом мы различали обрывки контуров будущей педагогической жизни». Но было у этих «подвижников соцвоса» самое  главное: любовь к детям, желание помочь им.

     Начиная с завязки - прибытия в колонию первых шести воспитанников - и далее действие развивается таким образом, что эпизоды, рисующие маленькие завоевания педагогического коллектива, сменяются ситуациями, которые, казалось бы, снова и снова отбрасывают колонию на исходные рубежи. Это и воровство в самой колонии, и набеги на сельские погреба, драки, нередко переходящие в поножовщину, и картежная зараза, это дикая вспышка антисемитизма и мертвый ребенок, обнаруженный в спальне девочек, это и настоящие грабежи на большой дороге. В особо тяжелых случаях заведующему колонией приходится прибегать к «ампутации»: изгоняется из колонии неисправимый вор Митягин. Иной раз ненависть бессилия толкает Макаренко на поступки, категорически запрещенные в педагогике. Но диалектика этих срывов такова, что они вместе с тем открывают колонистам в пунктуальном и требовательном воспитателе живого, заинтересованного в их судьбе человека.

     «Картина, в общем, была тягостная,- пишет Макаренко в одной из начальных глав,- но все же зачатки коллектива, зародившиеся в течение первой зимы, потихоньку зеленели в нашем обществе... Защита этих первых ростков потом оказалась таким невероятно трудным, таким бесконечно длинным и тягостным процессом, что, если бы я знал это заранее, я, наверное, испугался бы и отказался от борьбы. Хорошо было то, что я всегда ощущал себя накануне победы, для этого нужно было быть неисправимым оптимистом».

     Исподволь, постепенно приобщает Макаренко  своих воспитанников к общественно-трудовой деятельности. Первый эпизод в этом ряду – заготовка дров в лесу после известного инцидента с Задоровым. Затем колонисты включаются в «дела государственного значения»: охраняют леса от незаконной порубки, борются с самогонщиками. С появлением в колонии «настоящей лошади» начинаются сельскохозяйственные работы, дымит собственная кузница. Восстановление и освоение имения Трепке становится реальной целью крепнущего коллектива. Возникают первые сводные отряды, создана комсомольская организация. Так, шаг за шагом коллектив горьковцев набирает силу для решения новых задач, для «фанфарного марша», которым и завершается первая часть «Педагогической поэмы».

     «Во второй части,- пишет Макаренко в письме к Горькому от 18.9.1934 года,— я сознательно не ставил перед собою темы переделки человека... Во второй части я задался целью изобразить главный инструмент воспитания, коллектив, и показать диалектичность его развития». Поэтому в соответствии с авторским замыслом здесь почти нет эпизодов напряженно-драматического звучания, каких было немало в первой части. Зато большинство глав раскрывает самые различные аспекты жизни и деятельности уже сформировавшегося коллектива. Примечательны, например, главы восьмая и девятая, где показан по-настоящему тяжелый, но в то же время самоотверженный и радостный труд колонистов. Много живых комических деталей содержит рассказ о театральных увлечениях горьковцев. В главе «Свадьба» мы любуемся не столько красивой и разумно распланированной территорией новой колонии, сколько жизнедеятельным и слаженным коллективом ее хозяев. «Они стройны и собранны, у них хорошие, подвижные талии, мускулистые и здоровые, не знающие, что такое медицина, тела и свежие красногубые лица. Лица эти делаются в колонии,- с улицы приходят в колонию совсем не такие лица.

     У каждого из них есть свой путь и  есть путь у колонии имени Горького».

     У каждого из них свой путь... И вот уже колонисты провожают своих лучших товарищей на рабфак. Для горьковцев это момент чрезвычайно значительный, торжественный и тревожный одновременно.

     «...Как  мы теперь будем без ядра?» - озабоченно спрашивает заведующего колонией  воспитательница Екатерина  Григорьевна. «Если есть коллектив, то будет и ядро»,- успокаивает ее Макаренко, и его прогноз, основанный на диалектическом понимании жизни коллектива, полностью оправдывается. Общие заботы, общие усилия очень быстро позволяют восполнить, казалось бы, невосполнимую потерю.

     Однако  в бодрую, мажорную мелодию второй части сначала незаметно, а затем все явственнее включаются тревожные нотки. Первая из них - уход из колонии Ветковского. «Здесь стало неинтересно»,— заявляет он заведующему колонией, но его словам Макаренко до времени не придает серьезного значения. Ту же мысль высказывает и приехавший на каникулы рабфаковец Бурун:«...В колонии делать нечего... И поту много выходит, и толку не видно. Это хозяйство маленькое. Еще год прожить, хлопцам скучно станет, захочется  лучшей доли...» И, наконец, после самоубийства Чобота ее подхватывает экспансивный Карабанов:«Надо думать про завтрашний день. А я вам скажу: тикайте отсюда с колонией, а то у вас все перевешаются». То, о чем говорят лучшие колонисты, понимает и заведующий колонией. Все дело в остановке. Остановка - гибель для коллектива. Необходимо немедленно наметить новые большие цели, для достижения которых коллектив горьковцев должен будет мобилизовать всю свою энергию.

     К концу второй части напряженность в развитии действия начинает нарастать. Вершинным ее моментом является сцена общего собрания колонистов, на котором решается вопрос о целесообразности переезда в Куряж. «Благоразумная» тирада воспитателя Осипова («Зачем губить колонию Горького? Вы на погибель идете, Антон Семенович!»), встреченная колонистами достаточно серьезно и заставившая их призадуматься, начисто разбивается горячим монологом Калины Ивановича: «А чего ж тут думать? Ты ж человек передовой, смотри ж ты, триста ж твоих братив пропадаеть, таких же Максимов Горьких, как и ты».

     Колония голосует «за». Перспектива предстоящей  борьбы вливает в коллектив горьковцев новые силы.

     «Строй  горьковцев и толпа куряжан стояли друг против друга на расстоянии семи-восьми метров». В спокойном повествовании, которым начинается восьмая глава третьей части «Поэмы», на первый взгляд нет ничего особенно примечательного. Но в контексте третьей части, в контексте всего произведения это событие имеет особый смысл. В нем показано решающее столкновение нового со старым, в нем начало кульминации.