Франко-прусская война. Франкфуртский мир (1870 - 1871 гг.)

        Франко-прусская война. Франкфуртский мир (1870 - 1871 гг.)

Франкфуртский мирный договор подтверждал  те основные условия, которые были установлены  еще в версальских прелиминариях  от 26 февраля. Франция уступила Германии Эльзас и часть Лотарингии и обязывалась  уплатить 5 миллиардов контрибуции. Однако помощь пруссаков против Коммуны  была куплена Тьером ценой ухудшения  условий уплаты контрибуции и  отсрочки вывода германских войск с французской территории.

То был грабительский мир. Какие  же причины побудили Бисмарка совершить  захват французской территории?

Главной причиной аннексии явились  соображения стратегического порядка. И Бисмарк и Мольтке были убеждены, что война 1870 — 1871 гг. не ликвидирует векового антагонизма между Германией и Францией. Будучи уверенными в неизбежности новой войны с Францией, они стремились использовать свою победу для обеспечения Германии наиболее выгодной стратегической границы «Я не строю никаких иллюзий», — откровенно объяснял Бисмарк французскому дипломату через три месяца после подписания Франкфуртского мира. — «С нашей стороны было бы абсурдом брать у вас Мец, который является французским. Я не хотел оставлять его за Германией. Но генеральный штаб запросил меня, могу ли я гарантировать, что Франция не станет брать реванш. Я ответил, что, напротив, я вполне убежден, что эта война является лишь первой из тех, которые разразятся между Германией и Францией, и что 8а ней последует целый ряд других. Мне ответили, что в таком случае Мец явится гласисом, за которым Франция может разместить сто тысяч человек. Мы должны были его сохранить. То же самое я скажу и об Эльзасе с Лотарингией: брать их у вас было бы ошибкой, если бы миру суждено было быть прочным, так как эти провинции являются для нас обузой». «Они станут как бы новой Польшей, — ответил француз, — Польшей, с Францией, стоящей за нею». «Да, — согласился германский канцлер, — Польшей, с Францией позади нее».

Захват Эльзаса и Лотарингии, по условиям того времени, действительно  давал Германии серьезные стратегические выгоды. Пока французы владели Эльзасом, они могли оттуда сравнительно легко  произвести вторжение в Южную  Германию. Католический юг был самым  уязвимым местом только что созданного единого германского государства. Его верность имперскому единству представлялась тогда довольно сомнительной. После  перехода Эльзаса к Германии французы оказывались отброшенными за Вогезы. Теперь между Францией и Германией, кроме линии Рейна, высилась еще  цепь Вогезских гор, трудно проходимых для большой армии. Таким образом, Эльзас имел серьезное оборонительное значение.

Наоборот, стратегическое значение Лотарингии было скорее наступательным. В Лотарингии немцы приобретали плацдарм, который  приближал их к Парижу и значительно  облегчал повторение «опыта» 1870 г. —  удара на Париж через так называемую «вогезскую дыру», т. е. равнинное пространство между Вогезами на юге и Арденнами на севере. Стратегическим ключом к нему являлась крепость Мец, которая теперь оказалась в руках Германии.

По условиям прелиминарного договора от 26 февраля 1871 г. богатые рудой  районы Лотарингии, расположенные к  западу от Тионвиля, остались за Францией. Во время переговоров об окончательном мирном договоре Бисмарк, учитывая значение рудных богатств, предложил французам следующий обмен: Германия согласится на исправление границы у Бельфора, которого, по стратегическим соображениям, чрезвычайно добивались французы, а за это они уступят Германии рудный бассейн к западу от Тионвиля. Сначала Бисмарк встретил отказ. Интересно, что Бисмарк, беспощадно торговавшийся о сроках уплаты каждого миллиарда, отнесся к данному отказу спокойно. «В случае надобности, — писал он, — я лучше откажусь от расширения нашей границы, нежели сорву из-за этого все соглашение». Вскоре, впрочем, французы передумали, и обмен состоялся. Франция получила исправление границы у Бельфора и отдала Германии железорудный район. Весь этот эпизод показывает, что рудные богатства Лотарингии учитывались при заключении мира. Но он же свидетельствует, что решающую роль играли не они, а соображения стратегического порядка. Это и неудивительно: нужно только вспомнить, что в 1871 г. лотарингская руда еще не имела своего нынешнего значения. Она получила его только в конце 70-х годов, после открытия рентабельного способа переработки руд, богатых фосфором.

Бисмарку было совершенно ясно, что  аннексия французской территории еще  больше осложнит франко-германские отношения. Создавшаяся объективная обстановка заставила Бисмарка решать следующую  политическую задачу: стоит ли пытаться разрядить напряженность франко-германских отношений? Если же попытка эта была безнадежной, не целесообразнее ли позаботиться о создании максимально выгодного  театра для будущей войны? Бисмарк  решил вопрос именно в последнем  смысле.

Конечно, не аннексия двух провинций  породила франко-германский антагонизм. И до этой аннексии самые различные  французские правительства веками боролись против германского национального  единства. После того как в 1871 г. это  единство было достигнуто, буржуазная Франция мечтала бы об ослаблении Германии и в том случае, если бы Эльзас и Лотарингия остались французскими. Но аннексия придала движению за реванш в некотором роде оборонительную видимость, а вместе с нею дала ему такую силу внутри Франции, какой  оно без этого никогда бы не приобрело. Именно так смотрел на дело Маркс. «Если французский шовинизм, — писал он, — пока держался старый государственный порядок, находил известное материальное оправдание в том, что с 1815 г. столица Франции — Париж, а тем самым и сама Франция оказывалась, после немногих проигранных сражений, беззащитной, то какую богатую пищу получит этот шовинизм, как только граница пройдет на востоке — у Вогезов, а на севере — у Метца?» Франкфуртский мир был актом большого исторического значения — в нем были заложены первые зародыши войны 1914-1918 гг.

В самом начале войны Маркс дал  глубочайший анализ ее последствий. В письме Комитету германской социал-демократии Маркс писал:

«Военная камарилья, профессура, бюргерство и трактирные политики утверждают, что это [захват Пруссией Эльзаса  и Лотарингии] — средство навсегда оградить Германию от войны с Францией. Наоборот, это — вернейший способ превратить эту войну в европейскую  институцию. Это — действительно  наилучшее средство увековечить  в обновленной Германии военный  деспотизм как необходимое условие  господства над западной Польшей  — Эльзасом и Лотарингией. Это  — безошибочный способ превратить будущий мир в простое перемирие  до тех пор, пока Франция не окрепнет настолько, чтобы потребовать отнятую  у нее территорию обратно. ...Тот, кто не совсем еще оглушен теперешней шумихой или не заинтересован  в том, чтобы оглушать германский народ, должен понять, что война 1870 г. так же неизбежно чревата войной между Россией и Германией, как  война 1866 г. была чревата войной 1870 г.»

Франко-прусская война завершила  целый ряд глубоких перемен в  политическом положении Европы. Осуществилось  национальное объединение Германии, хотя и без немецких областей Австрии. Закончилось объединение Италии, впрочем, без Триеста и Триента. Раньше восточными соседями Франции были бессильные мелкие государства, а западным соседом России была сравнительно небольшая Пруссия, к тому же поглощенная непрерывным соперничеством с Австрией.

Теперь у границ России и Франции  возникла мощная держава — Германская империя.

Для Франции положение изменилось не только на восточной, но и на юго-восточной  ее границе. И здесь, после войн 1859 — 1871 гг., вместо восьми мелких итальянских  государств, Франция очутилась в  соседстве с объединенным Итальянским  королевством. Сходные перемены претерпела и Австро-Венгрия. Словом, раньше между  великими державами континента имелась  рыхлая прослойка из слабых, мелких государств. То был своего рода буфер, несколько смягчавший толчки при  соприкосновении великих держав. Теперь территории этих держав вплотную примкнули друг к другу.

Уже по одному этому международное  положение стало более напряженным. Притом такая напряженность не была преходящим явлением: она стала неотъемлемым свойством новых международных  отношений.